Проклят и прощен

Фрейлейн Гофер, бывшая компаньонка покойной госпожи Гертенштёйн, покачала головой.

– Нет, мы вовремя выехали из лесничества, но фрейлейн Лили не давала мне покоя, пока мы не отослали экипаж и не пошли пешком по лесной тропинке, выходящей у Фельзенека на горную дорогу; а на такой обход надо не меньше часа.

– Ах, мне так хотелось хоть один раз взглянуть на проклятый замок! – воскликнула Лили, при слове «Фельзенек» совершенно позабыв дуться. – За те четыре недели, что я живу здесь, я так много слышала о нем, и если уже никто не смеет пробраться туда, то я должна была по крайней мере увидеть его. Это – настоящий волшебный замок, сказочно великолепный и могучий, но вокруг него царит мертвая тишина, как будто вся жизнь там вымерла. Да и не мудрено – ведь в замке живет заколдованное чудовище, готовое свернуть шею всякому, кто ненароком заберется туда.

– Нет, Лили, это преувеличение, – торжественно проговорила фрау Гофер. – Что бы там ни делал барон фон Верденфельс, но шеи он еще никому не свернул.

– Неужели? – с видимым разочарованием спросила Лили. – А я уже совсем было приготовилась к этому, если бы нам пришлось с ним встретиться. Я каждую минуту ожидала, что из мрачных ворот замка появится нечто ужасное, но к моему величайшему удивлению в них показался красивый молодой человек с ружьем и ягдташом, очень вежливо поклонившийся нам. Как мог он попасть туда? Я думала, что Фельзенек населен исключительно одними чудовищами, потому что его хозяин и душой, и телом предался нечистому.

– Лили, да не шутите же так безбожно! – воскликнула Гофер, осеняя себя крестным знамением. – Вы даже не подозреваете, какие мрачные и темные тайны хранит в своих стенах Фельзенек! Если бы вы только знали!..

Она приняла таинственный вид, а Лили уже приготовилась слушать, однако, к ее величайшему огорчению, сестра прервала эти интересные разоблачения. Молодая женщина, по-видимому, не особенно интересовалась их разговором. Она подошла к балконной двери, посмотрела в сад и, не оборачиваясь, проговорила:

– Не расстраивайте воображения Лили такими россказнями. Да ведь и нельзя верить в подобные сказки!

– Сказки! – обиженно повторила фрейлейн Гофер. – Уж я-то хорошо знаю, что это не сказки. Мой отец долго был лесничим в Верденфельсе, прежде чем получил место заведующего горными лесами в Фельзенеке. Он и привез туда молодого барона полумертвым с Гейстершпица… Вы ведь знаете эту вершину, Лили?

– Да, там наверху сидит Дева льдов, – засмеялась Лили. – Это я слышала еще ребенком, когда мы жили у кузена Грегора. Мне так хотелось увидеть это «снежное величество», но Дева ни разу не соблаговолила снизойти к нам.

– Да сохранит вас от этого Господь! – воскликнула почтенная дама. – Разве вы не знаете здешнего поверья: когда Дева льдов спускается в долину, она приносит с собой гибель!

– Это поверье имеет основание, – сказал Анна своим обычным холодным тоном. – С Гейстершпица осенью дуют метели и скатываются лавины. Ваша Дева льдов уже причинила немало бед в долине. Народ в этом сказании воплотил в ней стихийные силы, но люди образованные должны быть свободны от подобных суеверий.

С этими словами она открыла стеклянную дверь на балкон и вышла.

Фрейлейн Гофер с видимым раздражением посмотрела ей вслед и заметила:

– Госпожа фон Гертенштейн отличается свободомыслием. Разумеется, в столице люди просвещенные и потому смеются над тем, чего нельзя постичь рассудком. Вы, Лили, вероятно, тоже научились этому в институте?

– Ах, я очень люблю слушать рассказы о привидениях! – воскликнула Лили. – Пожалуйста, пожалуйста, фрейлейн Эмма, расскажите мне что-нибудь! Что говорят про Верденфельс и про Тейстершпиц? Я всюду слышу какие-то темные намеки и сгораю от нетерпения узнать об этом подробнее. Пожалуйста, расскажите мне!

Фрейлейн не заставила себя слишком долго просить, она вообще говорила очень охотно. Сначала, поглядывая на открытую балконную дверь, она понизила голос до шепота, но через несколько минут, забыв всякую осторожность, заговорила громко:

– Много лет тому назад… – начала она.

– Как интересно! – перебила ее Лили. – Так всегда начинаются все самые интересные истории! Итак, много лет тому назад… несколько столетий тому назад? Неправда ли?

– Ну, не так давно, – сказала Гофер, немного выбитая этим вопросом из колеи. – Будущей весной минет двадцать лет, как выгорела деревня Верденфельс, и как после пожара молодой барон пропал.

Лили уселась рядом с рассказчицей и не отрывала глаз от ее лица. Уж ее-то нельзя было упрекнуть в том, что она внимала исключительно голосу здравого рассудка: она, как ребенок, наивно верила рассказам о привидениях.

– Его не могли найти нигде в. замке, – продолжала Эмма. – Начались розыски. Наконец узнали, что он уехал верхом в горы; когда же прошел вечер, потом ночь, а он все еще не возвращался, стали опасаться какого-нибудь несчастья. Старый барон, до тех пор не выказывавший особенной нежности к сыну и обращавшийся с ним, напротив, довольно строго, на сей раз вышел из себя и явно опасался самого худшего. Во все стороны были разосланы гонцы, а когда все они вернулись ни с чем, то мой отец со своим егерем взяли розыски на себя.

Они скоро напали на настоящий след, найдя лошадь молодого барона на поляне, у подошвы Гейстершпица; она была без седока и от истощения едва стояла на ногах. Барон Раймонд, как впоследствии выяснилось, поднялся на гору, но при наступившей темноте, вероятно, заблудился там и добрался до ледника Гейстершпица. Там его и нашли, лежавшего без сознания, окоченевшего и почти без признаков жизни. Сперва думали, что ему уже не очнуться, но он отделался только тяжелой болезнью. С тех пор на нем лежит заклятие.

– Заклятие? – повторила Лили, которую это слово особенно поразило потому, что она совершенно не понимала его. – Это что-нибудь ужасное?

– Нечто страшное, – подтвердила Эмма. – Дева льдов там, наверху, поцеловала его, а кто хоть миг покоился в ее ледяных объятиях, в том навсегда замирают все чувства. С того самого часа молодой барон неузнаваем. Я раньше часто видала его и разговаривала с ним, когда он приезжал в лесничество. Он всегда отличался серьезным и немного мечтательным характером, но, как и другие, умел смеяться и быть веселым, а отцовской надменности в нем и следа не было. Однако после болезни все изменилось. Он не смотрел ни на кого, ни с кем не говорил и походил на выходца с того света. Да это почти так и было: ведь Дева льдов не возвращает к жизни тех, кто хоть раз соприкоснулся с нею.

Лили слушала, широко раскрыв глаза. Очевидно, рассказ был совсем в ее вкусе.

– Потому-то барон и поселился наверху, в Фельзенеке? – сказала она. – Там он совсем близко от Гейстершпица. Крестьяне думают, что он занимается там колдовством. Правда ли, что это он поджег тогда Верденфельс?

– Лили, замолчите, ради Бога! Таких вещей громко не говорят!

– А потихоньку об этом говорит весь свет. Мне рассказал это наш садовник, старик Игнатий. Он божится и клянется, что это правда. А вы что-нибудь знаете об этом?

– Нет, об этом вообще никто не знает ничего определенного. Верно лишь то, что после пожара барон Раймонд буквально бежал из Верденфельса, а когда позже приезжал туда, то почти не покидал замка. Что касается его отца, то тот на эти слухи обращал так же мало внимания, как и на ненависть к нему крестьян. Он по-прежнему с надменным видом проходил и проезжал по деревне, но сын никогда больше не бывал там. Позднее, когда он сам сделался владельцем этих поместий, он старался улучшить свои отношения с народом и делал для крестьян все, что только мог. Но они боялись его и его благодеяний, а теперь он уже много лет словно замуровался в своем Фельзенеке.

– Но там все же есть люди, – возразила Лили, которая до сих пор сомневалась в этом факте. – Кто тот молодой охотник, которого мы встретили сегодня?

– Вероятно, Пауль фон Верденфельс, племянник барона. Он, кажется, гостит там.

– Воображаю, как ему весело у страшного дяди! Только бы с ним ничего не случилось! Он такой приветливый и так низко поклонился мне, как настоящей взрослой даме. Фрейзинг только кивает мне головой, как ребенку, а Грегор всего охотнее погрозил бы мне розгой… Но почему Анна так долго остается на балконе?

С этими словами молодая девушка вскочила и выбежала из комнаты.

Анна действительно продолжала стоять на балконе, хотя было довольно холодно. Она смотрела на горы, откуда дул резкий ветер, и бессознательно ощипывала правой рукой наполовину облетевший розовый куст, росший у решетки.

– Здесь рискуешь быть унесенной вихрем! – воскликнула Лили, напрасно пытаясь защититься от ветра. – Неужели тебе не холодно, Анна? Ты даже шарфа не накинула на себя!

Как бы в подтверждение этих слов Анна вздрогнула и обернулась.

– Да, холодно. Пойдем лучше в комнаты.

Она медленно отвела руку, которой в тот момент судорожно ухватилась за розовый куст, и на белой коже выступило несколько капель крови.

– Боже мой, ты укололась о шипы, – закричала Лили, – даже кровь идет! Тебе больно?

Молодая женщина взглянула на свою руку, с которой упало несколько темно-красных капель.

– Не знаю. Я ничего не почувствовала.

– Не почувствовала? – повторила Лили, которой было непонятно, как можно уколоться о шипы, не закричав от боли.

– Нет! Но то, что сейчас рассказывала тебе фрейлейн Гофер, – не что иное, как смесь суеверия с детскими сказками, которую не следует принимать за правду. Если она опять станет забавлять тебя подобными россказнями, то я не буду больше оставлять вас вдвоем. И еще одно, Лили: ты никогда больше не подойдешь к Фельзенеку. Слышишь? Никогда больше!

– Но почему? – с удивлением спросила Лили, немного испуганная непривычным для нее тоном сестры.

– Я этого не хочу! Для тебя этого должно быть достаточно. И в этом отношении я требую безусловного послушания, не забывай!

Она прошла мимо сестры и вернулась в комнаты.

Лили была права: ее сестра умела быть суровой, очень суровой, и сейчас она была резка даже по отношению к своей любимице. Воспитание пастора Вильмута принесло свои плоды. В эту минуту его ученица была так же безжалостна и холодна, как и он сам.

Глава 5

Пауль Верденфельс провел уже целую неделю в Фельзенеке и, к своему величайшему изумлению, ни разу не испытал скуки. Его личной свободы никто не ограничивал: экипажи и лошади всегда были к его услугам, и никто никогда не спрашивал его, куда он идет. Кроме того, он был страстным охотником, а горные леса изобиловали дичью.