Давай ограбим банк

Так у меня появляется парень. Диагональю восемь дюймов. Он идеален. Прежде всего, Анкель мне нравится тем, что он никогда не спрашивал меня о реальной встрече. Это невозможно по определению. Поэтому с ним легко. А спустя какое-то время отец говорит о том, что согласился возглавить клинику в Берлине и продал наш дом в Гданьске. Анкеля он забирает с собой. Он чуть ли не ежедневно интересуется нашими с Анкелем отношениями. А спустя пару месяцев Анкель мне предлагает выйти замуж. Я соглашаюсь, в шутку конечно. Мы ведь никогда не увидимся. Это невозможно.

– Когда ты приедешь в Берлин? – спрашивает отец, когда я очередной раз звоню ему.

– Не знаю… Учеба, понимаешь.

– Хватит, Верена. Впервые рад тому, что твоя мать умерла. Хоть не видит всего этого позора, – с раздражением в голосе обрывает меня он. – Тебя отчислили год назад. Думаешь, я не знаю? А твоя выходка с клеветой на преподавателя? Это ни в какие ворота не лезет! – Он почти орет. Я таким его никогда не видела. Даже на экране видно то, как набухли вены на его висках.

– Ты знаешь? – только и могу я сказать.

– Конечно знаю.

– Ты видел то видео? – Мой голос обрывается.

– Нет. Анкель мне сюжет пересказал, – кривится он. – На следующей неделе ты должна быть в Берлине.

– Папа? – Мой голос дрожит.

– Что?!

– Тебе меня не жаль?

– Мне за тебя стыдно. Дура! – рявкает он и замолкает. Пауза затягивается, а потом он говорит: – Если уж решила оклеветать кого-то, шла бы до конца.

– Я не хотела такой славы.

– Не ври. Ты всегда хотела быть звездой. Не важно какой. Ты понимаешь, что Анкель твой единственный шанс?

– Что ты хочешь сказать?

– Девушка должна либо выйти замуж, либо сделать карьеру. Ты ни на то, ни на другое больше не можешь рассчитывать. Кто, кроме Анкеля, тебя в жены возьмет? А на работу, кроме меня? Думаешь, в Германии только я интернетом пользоваться умею?..

Его монолог продолжается в таком же духе еще долго. Шестнадцать минут сорок четыре секунды, если точнее.

Через неделю я приеду в Берлин. Это уже решено. Я не могу. Не могу жить за пределами автобусов, кинотеатров и номеров дешевых мотелей. Там ведь люди. Вспоминаю мистера Джейкобсона. «Рано или поздно жертва вновь становится жертвой». Вспоминаю Виктора. «Проиграв один раз, еще можно выиграть, но если проиграл дважды – это уже невозможно».

Я проиграла все.

Чтобы хоть как-то оттянуть приезд в Берлин, беру билеты до Барселоны, а дальше еду автобусом через всю Европу. Приезжаю в Берлин и первое, что делаю, становлюсь заложницей психопата.

Они были правы.

А самое главное: я знала, что так произойдет.

– Ты ведь понимаешь все? – спрашивает меня напоследок Микки, ведя меня в подвал места, которое они называют бункером. Я мотаю головой.

– Ты жива, пока жива Бонни, – миролюбиво поясняет он и поднимается по лестнице, мурлыча что-то, отдаленно напоминающее песню Джимми Моррисона.

Все. Конец. Где Happy end? Ваш фильм провалится в прокате.

5. Без шансов

Микки

Что я наделал, а? Я правда не понимаю. Просто мне не оставили выбора. Я должен был попытаться спасти Бонни. Этот отец Верены, он буквально из себя вывел. И жара, понимаете, жара на улице стояла дикая. В конце концов, теперь есть шанс. Если хочешь выиграть, нужно ставить на карту все…

В руках начинает вибрировать телефон.

– Как тебе удалось уговорить их на операцию? – спрашивает Ленц. Мутный тип, мой напарник по работе и возлюбленный Бонни.

– Радикальными мерами, – отвечаю я, глядя на дверь в подвал.

– В общем, ее отвезли в операционную. Ты приедешь?

– Нет. Может, позже, – говорю я.

В трубке уже звучат гудки. Беру ключи и выхожу на улицу. Черт, у меня в подвале живой человек заперт. Даже в качестве мысли эта фраза звучит коряво и нелепо. Нужно поехать на базу и написать заявление на отпуск. Потом понимаю, что лучше этого не делать. В новостях не сказали, кто ограбил банк, но полиция ведь должна искать психа.

Завожу машину и трогаюсь с места. Руки трясутся. Перед глазами до сих пор безразличная физиономия этого врача. Матеуша Вибека. Это было всего несколько часов назад…

Бонни лежит в реанимации. Вся ее голова в каких-то трубках и датчиках. Все пищит и мигает. Она не шевелится. Внутрь палаты меня не пускают. Тупо пялюсь в стекло и пытаюсь придумать, что делать дальше. В палате еще две кровати. На одной возвышается какая-то груда жира. Даже непонятно, какого пола этот пациент. На другой сидит парень лет тринадцати. Он очень смуглый и кучерявый. Скорее всего, из Индии, или Шри-Ланки там, Бангладеша. Откуда-то оттуда. Он в сознании и, похоже, чувствует себя совсем не так уж плохо, потому что в следующее мгновение парень тяжело слезает с кровати и идет к стеклу. Он открывает мне дверь с внутренней стороны, глядя мне прямо в глаза.

– Спасибо, – киваю я и собираюсь подбежать к кровати Бонни.

– Вообще-то я надеялся на более существенное спасибо, – картинно растягивает он слова. Капельница рядом с ним преграждает мне путь к Бонни. Я роюсь в карманах и достаю несколько смятых бумажек. Евро пятнадцать, наверное. Мальчишка, видимо, доволен добычей, потому что капельница отъезжает и я могу пройти к Бонни.

Ее лицо неестественного, желтоватого цвета. Она спит. Ресницы периодически подрагивают.

– Ты ей кто? – важно спрашивает парень.

– Я ей брат, – в тон ему отвечаю я.

– Это хорошо, что брат, – задумчиво отвечает он.

– Что, жениться собрался?

– Это вряд ли, – спокойно отвечает он. – У нее с собой сумка была. Она о ней все время говорила. Просила брату передать.

Я оглядываюсь на парня, стоящего теперь позади меня. Замечаю за стеклом какое-то движение. Сейчас меня увидит кто-нибудь из врачей и вышвырнет к чертовой матери. Под предлогом того, что здесь должно быть стерильно.

– А где сумка? – спрашиваю я. Мальчишка выглядит плохо. Получше Бонни, но сейчас видно, что он с трудом может ходить. Лицо такого же нездорового цвета. Несмотря на то, что он чуть полноват и должен выглядеть крепким, кажется, что если его пальцем толкнуть, он упадет.

– У врачей, наверное.

– Тебя как зовут? – спрашиваю я, замечая, как женщина лет сорока в форме врача подходит к стеклу и начинает гневно стучать по нему.

– Ифти, – отвечает он и протягивает руку.

– Микки, – осторожно пожимаю желтовато-коричневую ладонь. – Зачем тебе здесь деньги?