При этих словах бабки Ведома вскинула на нее вопросительный взгляд. О покойнике Биргире, конечно, думать как о женихе больше нечего, но это был хотя бы намек насчет отцовских замыслов. Желание матери по части ее замужества Ведома, кажется, уже поняла…
– Очень может быть, что другой муж будет ниже тебя по положению, – продолжала Рагнора, решив несколько подготовить внучку к предстоящему. – Но этот брак пойдет на пользу всей нашей державе.
– Ты знаешь об этом? – в изумлении воскликнула Ведома.
Казалось, старуха видит ее мысли. Но все же Ведома надеялась, что не настолько глубоко.
– Есть кое-какие намеки… – Пока Рагнора не хотела говорить больше. – Но довольно болтовни. Что бы ты пожелала этим негодяям, которые ограбили твоего отца?
Этот вопрос поставил Ведому в тупик. Не будучи злой девушкой, она затруднялась, чего нехорошего пожелать вообще кому бы то ни было. А тем более родичу матери и, возможно, будущему мужу самой Ведомы.
– Ну… – неуверенно пробормотала она, – пусть у них не будет удачи.
– Удачи! – хмыкнула Рагнора. – Да пусть они вовсе забудут, что означает это слово! Пусть глаза их будут смотреть только к ним же в утробу! Пусть их уши вывернет наизнанку! Пусть их носы вечно будут засунуты в собственную их задницу! Что ты смеешься?
Ведома фыркала, зажимая рот ладонями. Проклятия должны внушать ужас, но ее от этого воображаемого зрелища разбирал неудержимый смех.
– Если тебе смешно от того, что говорит твоя старая дурная бабка, придумай же что-нибудь сама! Если, по-твоему, я выжила из ума и годна только потешать разными глупостями людей на пиру, чтобы они хохотали, пока не заболит живот.
– Пусть… Мамонт подземный пусть их изгложет! – вдохновенно пожелала Ведома, вспомнив, что в детстве, когда нянька укладывала ее спать, лучше всего получалось угомонить угрозой «мамонта подземельного».
– О, хорошо! – одобрила Рагнора.
– Черный медведь… откусит им руки!
– Тоже неплохо.
– Упырь-кровопийца… их высосет сердце!
– Ты не так безнадежна, как я думала.
– Русалки их пусть… защекочут до смерти!
Так они упражнялись еще некоторое время, и Ведома понимала: бабка только забавляется, а настоящие проклятья потом сочинит сама.
Наконец дело дошло до главного – «сильных слов».
– Мы возьмем на первый раз самое простое заклятье из трех сильных слов, – сказала Рагнора. – Хотя их может быть больше – шесть, семь, девять. Эти три слова – «тистиль-мистиль-кистиль». Что означает «чертополох-омела-гроб». Ты понимаешь, при чем тут омела?
– Да. Из омелы была сделана стрела, убившая Бальдра[10 - Бальдр – бог весны и света, убитый благодаря коварству Локи.] и приведшая его в могилу. И она ядовита. А чертополох означает иссушающую жажду и тоску, тоже ведущую к смерти.
– Начерти мне эти руны. – Рагнора подала ей вощеную дощечку и костяной стрежень.
Дрожащей рукой Ведома вывела три знака.
– А теперь запишем три раза второй знак: «исс». – На дощечке появились три стоячие черточки. – Теперь третий. – Ведома высадила на дощечку три изогнутых «червячка», за которыми скрывалась могучая руна победы.
Так на дощечке появилась запись: три первых знака, составлявших первую часть, были разными, а дальше шли еще пять частей, каждая из трех одинаковых рун. Проклятие было записано, оставалось поместить дощечку в надлежащее место и произнести свою волю вслух.
– Теперь иди и соберись с духом, – велела бабка. – Завтра не ходи на пир и ничего не ешь. Когда пир окончится и все уйдут от могилы, мы с тобой пойдем туда, и ты произнесешь проклятие. Ступай к матери и ночуй сегодня у нее. Мне нужно здесь заняться… кое-чем другим.
Придавленная новым знанием, Ведома ушла. Она привыкла не задаваться вопросом, в чем состоят занятия бабки, в которые та не желает ее посвящать. Но сегодня ей казалось, что эта другая работа имеет какое-то отношение к ней, Ведоме. И эта тоже делает ей намеки насчет замужества! Уж не приняли ли они с отцом некое решение? Но уж точно не то, какого от нее желают Ведьма-рагана и даже мать, хоть и не столь явно.
Второй раз Лютояр и Равдан проделали путь к Березине только вдвоем. Когда Лютояр привел к логову Ведьму-рагану, чтобы помогла проводить на тот свет Ярого, она тоже спросила: а что было в том тюке?
– Вам стоит вернуться туда и выяснить, ради чего погиб Ярый, – сказала она. – Но что бы это ни было, вы должны принести сюда хотя бы часть, и мы дадим ее ему с собой. Он не должен уходить к дедам без добычи, которую взял ценой своей жизни.
С этим спорить было нельзя, даже если бы парни и хотели. Но им самим было до смерти любопытно: что же они такое добыли? Поэтому на другой же день после расставания с младшими побратимами они отправились обратно вдоль верховья Каспли к Березине.
До места добрались к вечеру. Уже спускались прохладные весенние сумерки. Мелькала мысль переночевать и приняться за поиски утром, но уж очень не терпелось. Поэтому принялись прямо сразу, тщательно оглядевшись, нет ли кого. Оба помнили, что Сверкер мог выставить в этих местах дозор. Но у них еще в тот раз хватило ума бросить челны не на том берегу, по которому они уходили, а на противоположном. И на весь лес по Березине у Сверкера людей не хватит.
Они так хорошо спрятали добычу в чужом месте, что теперь искать пришлось долго. Было даже подозрение, что кто-то другой уже нашел… И вот, когда под елями уже настолько стемнело, что искать приходилось почти на ощупь, пальцы Лютояра наткнулись под слоем палой листвы на толстую, холодную промасленную кожу.
Он тихонько свистнул, и вскоре из-за елочек показался Равдан. Вдвоем они выволокли тюк на прогалину, где было посветлее. Лютояр перерезал веревки, толкнул сверток на другой бок, откинул край кожи.
Внутри лежали какие-то длинные прямые тела, серые и пятнистые, будто замершие змеи. Равдан невольно отпрянул, потом засмеялся сам над собой, закрыв рот грязной ладонью.
– Это что? – Он выволок из тюка длинную, локтя в полтора, железную полосу.
С одного конца она была заострена, а с другой кончалась коротким и узким отростком.
– Не трогай! – Лютояр схватил его за руку. – Положи.
Равдан в недоумении взглянул на него.
– А если хочешь брать, то возьми через подол.
– Чего?
– Вот так! – Лютояр взял у него полосу, держа через подол своей серой рубахи.
– Зачем? Они вроде не острые! – Равдан прикоснулся пальцем к краю полосы.
– Ну… Я не помню… – Лютояр и сам выглядел немного озадаченным и будто силился уловить какую-то мысль. – Во сне видел, что ли… Но я верно знаю, что такие клинки нельзя голыми руками брать, они от этого портятся!
При виде добычи в его памяти всплыли какие-то обрывки воспоминаний из детства и вместе с ними убеждение, что подобные пятнистые клинки нельзя трогать голыми руками, и вовсе не потому, что порежешься. Нельзя, и все! Как нельзя совать руки в огонь. Это убеждение сидело в нем так же прочно, как все, что усвоено в раннем детстве, связано с образами отца и деда и потому особенно дорого. Только ранее не было случая эту мудрость применить…
– Это же клинки от мечей! – сообразил и Равдан. – Или для мечей… Вот так богатство!
Он засмеялся, более от недоумения, чем от радости.
– Так и есть! Ты хоть понимаешь, сколько такой стоит? – Лютояр качнул клинком, удерживая его двумя руками за концы.
– Нет, – честно признался Равдан. – А сколько?
– Ну… много. Очень много. Я такие видел… очень давно. Еще пока мальцом был.
– Это где же? – удивился Равдан, точно знавший, что в лесу подобного не водится. А Лютояр никогда не упоминал, чтобы жил где-то, кроме леса.