Княгиня Ольга. Волки Карачуна

– Не оставлю! Это теперь мой топор!

– Брось топор, дурень! Если он ее топором порешил, куда потом дел? Опять поймут, что здесь другой кто пошустрил.

– Так они тебе и полезут в могилу добро проверять! Тогда и меч бросай!

– Меч… не брошу. Про меч не догадаются.

– Они как это увидят, ни про что не догадаются!

– Идут сюда люди! Целая дружина! Весь Свинческ идет! Или вылезайте, или я пошел, а вы тухните тут с ним заодно!

– Руку давай, дятел!

– Хрен тебе! – бурчал Малец, поочередно вытаскивая из могильной ямы Лютояра и Равдана.

У каждого одна рука была занята добычей.

Когда встревоженный Сверкер во главе дружины и самых смелых из свинческой руси прибежал к могиле, она выглядела точно так же, как ее оставили сегодня под вечер. Все доски «кровли» были на месте, вокруг ничего особенного. И никого.

– Ищите ее вокруг! – едва не щелкая зубами, приказал Сверкер и сам повел факелом в темноте: – Матушка! Королева Рагнвёр! Где ты? Отзовись?

– Бабушка! – изо всех сил кричала Ведома.

Она дрожала от ночного холода и потрясения, но присутствие отца и десятков людей ее подбадривало.

Хирдманы и помощники рассыпались по полю: везде мелькали огни трех-четырех десятков факелов, и можно было подумать, что мертвые на этом поле вдруг встали и собираются на тинг по особо важному вопросу. Все на разные лады выкрикивали имя старухи, водили факелами над землей, надеясь обнаружить или тело, или следы, или оброненную вещь, или ну хоть что-нибудь. Обшарили поле до самого Хрингова кургана, но ничего не отыскали.

– До утра не найти. – К Сверкеру подошел Альдин-Ингвар и покачал головой. – Здесь курганы, кучи земли, трава – в темноте не обшаришь.

– А что, если… она там? – Сверкер показал подбородком на кровлю могильного дома.

Даже сквозь ночную прохладу пробивался тяжкий трупный запах.

– Уж так несет… – Берси покрутил носом, – похоже, что мертвеца тревожили. Днем не так сильно пахло, а ведь сейчас холоднее.

Все, кто слышал их разговор, содрогнулись. Мертвеца тревожили – это могло лишь означать, что мертвец шевелился.

– Мы же так хорошо его проводили! – горестно воскликнул Ольмар, из богатых торговцев Свинческа. – Если ему этого всего показалось мало… не помню такого привередливого покойника!

– Помолчи! – Брат, Гостина, дернул его за рукав. – А то он и тебя утащит!

– Я ведь говорил, что нужно купить ему рабыню! – с досадой напомнил Альдин-Ингвар. – Такому знатному человеку, посланцу конунгов, нужна рабыня! Вот он и остался недоволен!

– Так что ты хочешь сказать – что он мою мать взял вместо рабыни? – в гневе закричал Сверкер, сорвавшись.

– Я не знаю! И вижу только один способ узнать наверняка! – Альдин-Ингвар выразительно показал большим пальцем в кровлю могилы.

– Да неужели воевода полезет туда? – почтительно усомнился Гостина, всем видом давая понять, что считает это решительно невозможным.

– Стоило бы подождать до утра, – намекнул Ольмар.

– Ночью сильнее становятся все мертвые воины! – произнесла нараспев мрачная Ведома.

Ей было отчаянно жаль бабку, которая ее воспитала, но она уже почти поверила, что живой Рагнору им больше не видать. А коли так, нет смысла жертвовать и молодым ладожским воеводой.

– Так что, – Альдин-Ингвар сверху вниз воззрился на Сверкера, – подождем до утра?

Сверкер вместо ответа сделал пару шагов к могиле.

– Ну, поднимайте, ну! – раздраженно заорал он, будто все должны были сами давно догадаться.

Пара хирдманов дрожащими руками взялись за края доски. Остальные столпились вокруг, от множества факелов стало светло, почти как днем. Человек десять обнажили мечи и держали их клинками к яме; все ждали, что мертвец вот-вот снова выпрыгнет на поверхность, и надеялись, что обилие огней и острого железа его устрашит.

Доску оттащили, и кое-кто отшатнулся, отброшенный волной тяжелого запаха. Но ничего не случилось, из-под земли никто выбраться не пытался.

Сверкер и Альдин-Ингвар переглянулись. Пожалуй, вздумай князь приказать кому-то другому лезть в могилу, мог бы и не дождаться повиновения. Альдин-Ингвар, как более молодой, сильный и гибкий, придвинулся к яме. Взял факел, опустил его вниз, попытался что-то рассмотреть.

– Эй! – позвал он. – Есть кто… живой?

Яма промолчала.

– Снимайте еще доски, – велел Альдин-Ингвар. – Ничего не видно.

Хирдманы уже охотнее отбросили еще три-четыре доски, разобрав половину кровли.

Над ямой пролетел общий крик. Стал виден мертвец, сидящий посреди могильного дома. На коленях у него лежало еще одно тело. Оно было повернуто лицом вверх, и при свете трех десятков факелов все разглядели, что это старая королева Рагнора. Ее открытые глаза смотрели в небо и не дрогнули, когда в них отразилось пламя…

Ее последнее предсказание сбылось.

Ведьма-рагана с подоткнутым подолом стояла по колено в реке и скребла ножом по дощечке, счищая процарапанные и окрашенные чем-то темным варяжские резы. Стружки летели в воду и мгновенно исчезали.

– Зло в воду… зло в землю… зло в пламя… – бормотала Ведьма-рагана по-голядски.

– Как счищаю я злые резы, так очищаю от сглаза и вреда сына моего, и меня, и всех добрых людей.

Отправлять проклятье назад, туда, откуда оно пришло, не было смысла. Наславшая его колдунья погибла. Погибла прямо во время ворожбы, загубила сама себя, будто ядовитая змея, укусившая собственный хвост. В этом, несомненно, был знак богов.

Вот заклинание было счищено. Руны исчезли, растаяли прахом в струях Днепра. Вслед Еглута бросила и сами дощечки. Они уже были безвредны, но хотелось уничтожить малейший след колдовства. Подумав чуть-чуть, она швырнула следом и нож. Умылась, вымыла руки и побрела к берегу. Каждый вздох нес ей блаженство: старой варяжской колдуньи, трудами которой погублено семейство Велеборовичей, больше нет. Словно ушла с неба темная туча, висевшая там сорок лет! Об этом уже знали в округе, и вся волость ходила веселая. Силу Сверкеру давали не только чары матери, но людям казалось, что теперь, лишившись своей опоры, князь-чужак скоро падет.

Еглута вернулась в избушку. Жилище ее, в котором обитали по очереди уже четыре Ведьмы-раганы, было очень тесным, и сейчас по нему было трудно пройти: прямо на полу крепко спали три парня. Утомленные и вымотанные своим ночным приключением, они не просыпались, хотя рассвело давным-давно. Под рукой у Лютояра лежал варяжский меч, а у Равдана – топор с узорами на обухе. Показаться на люди с этими вещами ни в коем случае нельзя – свинческие русины сразу узнают, откуда это.

Хозяйство у Ведьмы-раганы было не сложное: четыре курицы и две козы. Коз она уже выгнала спозаранку пастись на опушку, собрала яйца и стала печь в золе. Муки или хлеба в эту пору не было почти ни у кого, разве что у князя.

Но вот парни проснулись, лениво сходили умыться, уселись на бревне у порога: за столом в избушке вчетвером не поместиться. Лютояр все поглаживал потертые ножны меча. А меч был богатейший: тоже с непонятными резами на пестром клинке, с серебряной рукоятью, с навершием, похожим на треугольный шлем, отделанным ярко начищенной серебряной проволокой. Даже перекрестье и ножны из красной кожи были на устье и на конце одеты узорным литым серебром. Это не клинок, это готовое оружие, которое так и просится в ладонь! И оно – его собственное, он почти в одиночку добыл его там, куда никто другой залезть бы не посмел. Подумать бы не посмел! Лютояр не сводил с меча глаз, будто ребенок с долгожданной игрушки. Равдан с Мальцом ухмылялись, переглядываясь и подмигивая друг другу на побратима.

Иногда Равдан косился на свой варяжский топор и вздыхал: ему-то со своей новой игрушкой придется расстаться. И прямо сегодня.

– Ну, что? – начал Лютояр, когда они доели яйца и затоптали скорлупу.