Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

«Она приглашала князя с женой побывать в Киеве-граде, предлагала дочери князя Такшоня – Ильдико поехать с нею в Киев, посмотреть на русских людей, познакомиться с ее сыновьями…

Больше она ничего не сказала, но и князь Такшонь, и жена его поняли, что княгиня Ольга неспроста приглашает Ильдико в Киев, неспроста называет ее Предславою, а хочет по-своему, по-женски скрепить мир любовью».

То есть здесь наречение иностранной княжны русским именем происходит еще при сватовстве и по сути является сватовством. «Больше она ничего не сказала», а династический брак фактически уже заключен (невесту сразу отправляют с Ольгой в Киев). Видимо, идея эта объясняется тем, что про наличие у Святослава жены Предславы, угорской княжны, Скляренко вычитал у Татищева, но объяснения, почему угорскую княжну зовут Предславой, никакого не имел и объяснил вот так. (Кстати, по происхождению венгерское имя Ильдико – древнегерманское, вариант имени Хильд, поскольку первая известная в истории его носительница была, вероятно, из бургундов.)

Выводы мы можем сделать следующие. Легенды приписывает двум древнерусским княгиням перемену имени при выходе замуж: одна получает династическое имя новой семьи, вторая – имя-прозвище по поводу поворота судьбы. Оба случая имеют аналоги в современной им истории Византии: Анастасия- Феофано и Мария-Ирина. Перемена имени была возможна при выходе замуж в зарубежную и иноязычную династию; например, Евпраксия Всеволодовна, сестра Владимира Мономаха, в браке с императором Священной Римской империи получила династическое для своего нового рода имя Адельгейда. В таком случае награждение чужой женщины именем из числа «своих» означало наделение ее правами члена рода. (И русских императриц, немок по происхождению, до самого конца династии крестили определенными семейными именами, по тому же принципу.)

Все это значит, что если бы Ольга изначально и правда была «чужой», то вхождение в Олегов род вполне могло ознаменоваться наделением ее «родным» для этой семьи именем. (Татищев, видимо, этого средневекового механизма не знал и поэтому привел странный выверт мысли «от любви во свое переименовал»). Но, по логике вещей, невеста должна был бы принять имя не дяди жениха (Олега), а какой-то из женщин-родственниц – сестры Игоря, например. А сестра-то у него точно была, раз были два племянника по сестре. Впрочем, не исключено, что Игореву сестру могли звать Эльга – если бы он действительно был Олегу племянником. Но на этот счет есть некоторые сомнения, и скоро мы о них поговорим. И сомнительно, чтобы королевское имя, выражающее принадлежность к династии Скъельдунгов и сакральность власти носителя, могли дать, даже в случае брака, женщине низкого происхождения. Низкородная женщина женой князя стать могла, в статусе наложницы, а вот княгиней – нет. (У греков другое дело, у них, как мы уже отмечали, стать императором мог человек любого рода, и сама Македонская династия происходила от простого служащего при конюшне.)

Итак, сходство имен Олега Вещего и Ольги можно объяснить двумя реальными для той эпохи механизмами:

1) Принадлежность их к одному и тому же роду;

2) Наименование Ольги династическим именем родственниц мужа при заключении брака.

Но почему я думаю, что здесь имеет место именно первый случай, а не второй? Сейчас мы этот вопрос рассмотрим.

Об одной потерянной династии

Легенда о призвании варягов появилась в письменной исторической традиции не ранее второй половины XI века. В науке есть разные версии насчет этапов ее сложения и содержания первоначального варианта. Ей обнаруживаются аналоги и в других местах, где норманны захватывали власть: от Ирландии до Италии[25 - П.С. Стефанович, «Сказание о призвании варягов» или Origo gentis russorum? В книге «Древнейшие государства Восточной Европы» 2010, Москва, 2015.]. Не будем углубляться в эту весьма обширную проблему, но заметим: Рюрик – лицо, скорее всего, вымышленное; Олег Вещий – лицо с большой долей вероятности реальное, Игорь – лицо несомненно историческое. От Игоря как начального звена выводит родословную князей митрополит Иларион, писавший в середине XI века; он упоминает «Володимера, вънука старааго Игоря, сына же славнааго Святослава». Ни Рюрика, ни Олега Иларион в эту родословную не включил, хотя, возможно, по разным причинам. Рюрик в летописной легенде является связующим звеном между Олегом и Игорем; если он – литературный персонаж, то связь между ним исчезает и пропадает родственное право Игоря наследовать Олегу. В разных летописных версиях захват Киева приписывается то Олегу, то Игорю; сама эта история с воинами, спрятанными в лодья, тоже пришла из бродячего (скандинавского) сюжета о захвате земли с помощью хитрости, так что в целом безразлично, кому из двоих этот подвиг приписывала первоначальная легенда. Игорь и Ольга – первые киевские князья, которых упоминают источники, восходящие к XI веку (митрополит Иларион и Иаков Мних). Если бы Игорь был прямым наследником Олега (сыном или внуком), то не понадобилось бы выдумывать им общего родственника-Рюрика; то, что легенда о трех братья-варягах была привлечена для создания этой связи, означает, что в реальности между ними прямой преемственности не было (во всяком случае, летописцы о ней не знали).

Легенда о призвании Рюрика стала известна (как считается, из новгородских местных преданий) во второй половине XI века, и тогда имя Рюрик было впервые дано историческом лицу. Это был Рюрик Ростиславич, князь перемышльский, умерший в 1092 году. И то популярным оно не стало: не считая самого легендарного Рюрика, носителей этого имени было всего двое: Рюрик Ростиславич перемышльский и Рюрик Ростиславич киевский, живший в XII веке. И это при том, что другие династические имена в роду «Рюриковичей» давались десятки раз: Владимир – 31 раз, Всеволод – 19 раз, Мстислав – 23 раза, Ростислав – 17 раз, Святослав – 22 раза, Ярослав – 20 раз. Олег – 11 раз, и оно первое (из того, что нам известно) стало династическим, то есть первым начало повторяться в роду. Видимо, даже после внесения истории о призвании Рюрика в официальную тогдашнюю историографию в него не очень-то верилось его якобы непосредственным потомкам. И в самом деле: существование князя Рюрика как исторического лица (откуда бы он ни пришел) довольно сомнительно, зато ясна цель включения этого сюжета в летопись: придать легитимности роду «Рюриковичей», а на самом деле Игоревичей, который к тому времени уже остался единственным владетельным родом на Руси. И наличие легендарного предка вполне надежно охраняло от конкурентов: любой чужак, вздумавший объявить себя тоже потомком Рюрика, заведомо был бы самозванцем.

Но возможна у него и другая цель: заслонить от глаз потомков существование вполне определенной владельческой семьи, которая Рюриковичам предшествовала. Я сейчас говорю не о племенной славянской знати и не про те два десятка «архонтов», представлявших Русь в договорах и делегациях. Я говорю о тех, кто все это возглавлял поначалу, в период сложения Руси как надплеменного государства, то есть в конце IX – начале X века. И ничего неожиданного не будет – это династия «Олеговичей». И если «Рюриковичей» я беру в кавычки, поскольку не верю в реальность «русского князя Рюрика» как ее основателя, то «Олеговичей» – поскольку не имею предположений, как они себя называли.

Реальность существования как минимум двоих представителей этой династии несомненна, просто нужно увидеть их как связанных друг с другом членов одной семьи, которые ввиду этой связи имели общую судьбу не только в жизни, но и в источниках. Первый, разумеется, Олег Вещий. Рассказывать о его значении нет нужды, но статус его уже древности был подвержен колебаниям. В договоре с греками он назван князем, главой всех остальных князей и великих бояр, и в ПВЛ он говорит о себе «я княжьего рода». Но Новгородская первая летопись младшего извода (далее НПЛ) представила его воеводой Игоря. Он стал родственником, дядей, воспитателем. В Новгородской первой летописи Игорь – взрослый соратник Олега и захватывает Киев с ним вдвоем, в ПВЛ он представлен маленьким ребенком. В НПЛ Аскольд и Дир пришли в Киев раньше, чем Рюрик – в Новгород; в ПВЛ для обоснования Игоревых прав на Киев пришлось записать их в Рюриковы бояре. И если Рюрику легенда дала двоих братьев и жену (отсутствующих в каких-либо иных источниках), то у Олега, согласно этой версии, семьи нет никакой. Только «Иоакимовская летопись», много веков спустя, сделала Рюрика и Олега родственниками через сестру последнего Ефанду, а в ПВЛ Олег был «от рода» Рюрикова, без уточнения степени родства.

У Олега Вещего, как у всякой масштабной личности, о которой мало что известно достоверно, есть свой миф, выдвигающий множество версий происхождения его самого и его имени. Но мы сейчас на этом останавливаться не будем. Нам важно то, что на рубеже IX–X века Олег Вещий был главой нарождающегося Древнерусского государства (вероятно, потеснив с этого места вождей предшествующего протогосударственного образования, которое можно условно назвать «русским каганатом».) Здесь мы тоже постараемся не растекаться мыслию и отметим главное: к концу его правления Олег Вещий располагал весьма значительным наследством, которое нужно было кому-то оставить. И что же он, бедный, при такой-то славе (и привычки древних князей к многоженству, которую давно считают за факт) сам так и промыкался всю жизнь одиноким волком? Прямо как та «безродная старушка» из сказки про Василису Прекрасную.

Версия о родстве Олега Вещего и княгини Ольги известна очень давно. На это указывает само сходство их имен, и действительно бывали в древности примеры (вроде родственной пары из Исландии, где отца звали Хельги, а дочь – Хельга), когда родичи носили похожие имена. А для правящих династий такое сходство – непреложное правило, так как само получение родового имени означает будущие властные права. Однако летописи, даже ранние, как мы уже знаем, о родственниках Ольги ничего не сказали, а поздние сочинения это белое пятно предпочли заполнить «незнатным варягом». Если бы она действительно была дочерью Олега Вещего, такой значительный факт, как ближайшее родство двух легендарных личностей, предание никак не могло бы «потерять». Предание скорее сделало бы их отцом и дочерью, домыслило отсутствующую связь, чем утратило имевшую место на самом деле. Скорее всего, дочерью его она не была. Но вот родней ему в какой-то другой степени – вполне могла быть. Почему бы какой-то части Олегова рода не проживать в Пскове – ведь тамошняя властная верхушка была скандинавской, а развитие псковского посада шло одновременно с появлением киевского Подола, которое давно связывают именно с приходом в Киев «второй волны» варягов во главе с Олегом. И если Ольга приходилась Олегу, скажем, племянницей (или внучкой через дочь), но отец ее в Киеве известен не был, то его имя и не дошло до предания. Или же, что тоже не исключено, для первого летописца происхождение Игоревой невесты «из Пскова» уже означало родственную связь (семью Олеговой дочери, к примеру), которой мы сейчас уже не знаем.

Не нова и мысль о том, что Ольга, молодая женщина, после смерти Игоря удержалась у власти именно потому, что именно ей, а не мужу, принадлежали наследственные права на эту землю. Если Ольга была родственницей Олега, то его наследство она в Киеве и получила вместе с мужем, а удержать могла и без мужа.

Причем эта версия не противоречит даже летописной легенде, выводящей явно «не местного» Игоря откуда-то с севера. Здесь, прямо обозначим, мы вступаем в область догадок и версий, доказать которые пока нельзя. Но все же, предположим, что Игорь происходил их рода тех «королей Северной Руси», которые еще в VIII веке обосновались в Ладоге, а к середине IX – в «Рюриковом городище» (скорее всего, оно тогда называлось Хольмгард). Брак между юношей из этого рода и девушкой Олегова рода был не просто логичен – он открывал огромные перспективы и приобрел колоссальное историческое значение, объединив в руках одной семьи северную и южную часть великого пути «из варяг в греки». Фактически такой брак создал бы державу, ту Русь от Балтийского моря до Черного, которая в дальнейшем росла и крепла.

Можно ли в Северной Руси найти следы такой династии? Можно. Есть сага под названием «Сага о Стюрлауге Трудолюбивом». В целом виде она была создана (как и другие) в позднем средневековье, но действие ее относят к началу – середине IX века. В ходе разных приключений герои попадают «в Гарды» (то есть на Русь), где правит конунг Ингвар, имеющий дочь на выданьи – Ингибьёрг. Исследователи высказывают мнения, что в образе этого персонажа отразилась память о «нашем» Игоре, первоначально жившем в Ладоге. Но между сюжетами саги и летописной «Игоревой легенды» нет никакого сходства. Зато есть несомненные следы пребывания скандинавов в Ладоге начиная со второй половины VIII века, а на Рюриковом городище – с середины IX в. Так почему бы не предположить, что имя Ингвар было династическим для будущих «Рюриковичей» и в начале IX века на севере Руси жил другой Ингвар, предок нашего? Первоначально династия обосновалась в Ладоге, а позже переместилась в Хольмгард, совершив именно тот путь, который позднейшая легенда приписала Рюрику. (Вообще в «сагах о древних временах» довольно много известий о скандинавских конунгах, правивших на Руси в период «до Рюрика».)

Если мы предположим, что родней Олегу Вещему был не Игорь, а Ольга, то логика событий особо не поменяется. Ни один из этой пары не был «местным», оба супруга прибыли в Киев откуда-то с севера: он – из Ладоги\Хольмгарда, она из Пскова; оба принадлежали к знатным варяжским семьям, держателям ключевых точек на пути из варяг в греки. Зато если мы примем, что в этой паре права на Киев принадлежали не мужу, а жене, это объяснит еще несколько удивительных вещей.

Первое: как молодая женщина с маленьким ребенком, принадлежащая фактически к первому поколению правящей династии, сумела удержаться у власти? После смерти Игоря претенденты на трон нашлись бы. Писатели обычно приписывают желание захватить престол воеводе Свенельду, но я думаю, клевещут: он ведь не мог сказать о себе «я рода княжа», а значит, притязания его были бы нелегитимны. И он знал это гораздо лучше, чем позднейшие комментаторы. Но ведь у Игоря имелось как минимум двое племянников-мужчин, Акун и Игорь (носитель того же династического имени)! Предъяви они свои притязания – Ольге пришлось бы сражаться с древлянами и с ними одновременно. Но они не упомянуты ни в связи с какой-то борьбой, ни даже с местью за Игоря. Так может быть, им в Киеве было особо нечего ловить, потому что наследственные права принадлежали вовсе не их роду?

Второе: при заключении договора с греками в 944 году от Ольги был отдельный посол (и от Святослава тоже). В. Н.Татищев в примечаниях к своей «Истории» это комментирует так:

«В договоре же с греками в 945-м написаны послы княгини Предславы, а оная не иначе, думаю, как жена Святослава, ибо ему тогда было 25 лет. Тут же написаны после Игоря Володислав и Улеб князи и Улебова жена, от которых по тогдашнему обычаю от детей и жен особые были послы (курсив мой – Е.Д.)».

Вот еще один пример «синдрома Мюнхгаузена». Где другие случаи, чтобы от жен и детей были особые послы? О послах от жены и детей Олега Вещего при заключении его договора с греками, увы, не указано – иначе мы хотя бы что-то о них знали. В договоре Святослава с греками 971 его жены и дети тоже не фигурируют (и тоже увы, мы ведь так и не знаем, на ком он был женат). Что Предслава – жена Святослава, Татищев «думал», но прямых оснований считать, будто Предслава состояла именно со Святославом и именно в брачных отношениях, нет. Да и Татищев счел это возможным исходя из своего убеждения, будто Святослав родился в 920 году, что едва ли могло быть. Современные исследователи определяют год его рождения примерно как 937–939. В 944 году Святослав был ребенком – может, не трехлетним, но не взрослым. Иметь жену ему было рановато. А то, что от него был особый посол, вполне объяснимо и при его небольшом возрасте.

И вот почему. Если же мы предположим, что именно Ольга была носительницей прав на киевский стол, то и она, и ее сын – наследник той и другой династии – могли иметь статус соправителей Игоря. Мы не знаем, каким образом Игорь после смерти Олега занял его место (и первый ли он там был), но вполне возможно, что именно такой компромисс в итоге был достигнут при заключении брака между представителями двух династий: «Игоревичей» и «Олеговичей»

За примером им далеко ходить было не надо: у византийских императоров институт соправительства был очень развит. Всходя на престол, очередной август короновал как соправителя своего сына, и это предотвращало волнения в случае внезапной смерти: один василевс умирал, но на престоле оставался другой, уже коронованный. Причем возраст младшего соправителя на момент коронации роли не играл. В эпоху Игоря в Византии семейная ситуация на престоле была такова: Константин VII (известный как Багрянородный) был наследником престола от рождения (Македонская династия). Роман I Лакапин вышел из низов и трона достиг путем политической карьеры: он выдал свою дочь Елену за юного наследника и уже после этого добился для себя титула августа-соправителя. То есть на престоле с равными правами сидели представители двух разных династий, связанные через брак. Сложилась эта ситуация в 920 году – лет за пятнадцать до предполагаемой даты брака Игоря и Ольги, но это была живая в их эпоху политическая реалия.

Но это было еще не все. Роман короновал в качестве соправителей троих своих сыновей: Христофора, Стефана и Константина. Христофор умер в 931 году, однако до того София, его жена, носила титул августы, наравне с его сестрой, Еленой. Итого семь персон – пятеро мужчин и две женщины как носители высших титулов в империи одновременно. Так что семья из трех человек на киевском столе – это еще было скромно.

Если мы допустим, что Ольга и Святослав были соправителями Игоря еще при его жизни, то это объяснит многое: и то, что они в порядке исключения (а не обычая) имели собственных послов, и то, что после смерти Игоря ни о какой борьбе между претендентами неизвестно. Смены власти как таковой после гибели Игоря не произошло, из троих соправителей остались двое и дальше делали свое дело. Это же объясняет и необычайно долгое пребывание Ольги у власти даже после того, как сын вырос. Дело не в том, что она была властолюбива и даже узурпировала права сына и находилась с ним из-за этого в постоянной вражде. А в том, что ее статус не зависел ни от наличия в живых мужа-князя, ни от возраста другого соправителя – сына. Косвенный довод в пользу этой версии можно видеть в том, что летопись называет Вышгород Ольгиным городом, который получал треть древлянской дани. Это может означать, что княгиня имела свои державные полномочия, выходящие за пределы собственного княжеского хозяйства, должна была содержать какой-то военно-административный аппарат и получать часть государственных доходов для его обеспечения. (Увы, археологическая изученность Вышгорода за Х век не позволяет сделать более определенные выводы, какого характера это был в то время город.)

В.Каргалов описывает (в книге «Полководцы Древней Руси») модель не просто соправительства, а разделения власти между Ольгой и Игорем по сферам военной и гражданской. На другой же день после свадьбы юную княгиню увезли в Вышгород, где у нее был собственный двор и откуда она полновластно правила Русью, замещая почти постоянно отсутствующего в Киеве Игоря:

…Само собой получилось, что люди, отчаявшись дождаться князя Игоря, стали искать суда у княгини Ольги. Тиуны, озабоченные неотложными хозяйственными делами, знали дорогу к Ольгиному городку лучше, чем к красному княжескому двору в Киеве. Градники и древоделы приезжали к Ольге за советами, где рубить новые грады, а где подновлять старые, а потом и вовсе переселились со своими умельцами в Вышгород. В несокрушимых подклетях вышгородского двора, под присмотром Ольги, хранились самые цeнныe товары. В земляной тюрьме-порубе Вышгорода томились в тесном заключении лютые недруги князя Игоря, надзор за которыми опасно было доверить постороннему человеку…

Немного времени прошло, и Ольга крепко прибрала к рукам Киевскую землю, уже привыкла смотреть на нее как на свой большой двор, требующий хозяйского глаза, ключи от которого лyчше хранить на собственном поясе, не передоверяя никому…

Князь Игорь замечал, что люди все реже обращаются к нему с повседневными делами, и воспринял это как должное. Киевский дворец был ухожен даже лучше, чем раньше, кони на конюшнях сыты и веселы, холопы почтительны и одеты в чистое, подклети ломятся от запасов – чего еще желать? Постепенно он привык отсылать к Ольге докучливых просителей и жалобщиков, даже нaместников и своих мужей-дружинников, проевших раньше времени положенную им долю дани и просивших еще. Власть киевского князя как бы разделилась надвое: на войне предводительствовал Игорь, а внутренней жизнью огромной страны заправляла Ольга.

…На переломе исторических эпох князь Игорь и княгиня Ольга олицетворяли собой два различных общественных начала – родовое и феодальное, два образа жизни, два миропонимания. Игорю были близки отчаянная смелость и бесшабашность предводителя конной дружины, Ольге – рачительное упорство и расчетливость хозяина-вотчинника. Игорь остался в привычной для себя обстановке дружинных пиров, так походивших на прежние родовые братчины, набегов на соседние племена, коротких добычливых войн, а остальное было уделом княгини Ольги…

Художественно эта реконструкция выглядит вполне убедительно, но я бы не сказала, что в этой модели Игорь и Ольга олицетворяют два различных общественных уклада. Скорее это вполне семейное разделение труда, сфер влияния «в доме» и «вне дома», где хозяйка управляет хозяйством лично, не имея никакого руководящего аппарата из посторонних людей. Только хозяйство у нее стало размером от Балтийского моря до Черного…

* * *

Итак, можно допустить, что именно Ольга была родственницей и наследницей Олега Вещего. Но единственной ли? Не было ли других претендентов? Здесь мы вступаем на довольно зыбкую почву, но как будто кое-кто просматривается.

Некоторые обстоятельства говорят в пользу той концепции, что Ольга не была сиротой с точки зрения кровного родства. В источниках мелькают еще несколько предполагаемых членов этого рода, но опознать их мы можем лишь по наличию династических имен.

Первый из них – некий Хлгу, упомянутый в так называемом «Кембриджском документе», который представляет собой отрывок из письма неизвестного хазарского еврея Х века. В документе описывается нападение русов на хазарский город Самкерц (Самкрай), на Таманском полуострове. Предводитель их назван «Х-л-гу, царь Русии». «H-l-g-w, что, согласно правилам еврейской графики, может читаться Halgu (Halgo) или Helgu (Helgo)», – пишет П. К. Коковцев в работе «Еврейско-хазарская переписка». Разбитый греками «бежал он (русский князь – Е.Д.), и постыдился вернуться в свою страну, а пошел морем в Персию, и пал там он и весь стан его»[26 - Перевод документа в этой же работе того же автора.]. Из других источников, арабских[27 - Ибн-Мискавейх, «Книга испытаний народов».], известно, что через два года, в 943 г. русы, вероятно, опять с согласия хазар прошли через Хазарию в Каспийское море и появились в Закавказье. Здесь они захватили крупный город на р. Курс – Бердаа, где и попытались обосноваться. Из этой попытки ничего не вышло, так как местные жители оказали упорное сопротивление, и в одной из битв предводитель русов (там не названный по имени) погиб.

Предприятие это описано источниками очень подробно. Интересная деталь: «…люди эти (Русы) вошли в город, сделали в нем объявление, успокаивали жителей его и говорили им так: «Нет между нами и вами разногласия в вере. Единственно чего мы желаем, это власти. На нас лежит обязанность хорошо относиться к вам, а на вас – хорошо повиноваться нам»[28 - Тот же источник, сайт «Восточная литература», где указано, что «в 1921 г. появилось само сочинение Ибн-Мискавейха (текст и перевод). Текст издан H.F. Avedroz, перевод D.S. Margoliouth.]. То есть русы приходили не пограбить и уйти. Они собирались там обосноваться навсегда.

Исследователи давно связали «Хлгу» из «письма хазарского еврея» с предводителем русов в Бердаа: эти два документа описывают начало и конец одного и того же сюжета. Некий Хельги, предводитель дружины русов, по наущению греческого императора Романа в 939 году напал на город Самкерц\Самкрай на Таманском полуострове (принадлежавший хазарам), был побежден хазарским полководцем Песахом, который вынудил его обратить оружие против первого «нанимателя» – то есть участвовать в Игоревом походе на Византию 941 года. После того похода этот же «царь Русии» отправился на Каспийское море, попытался захватить там себе владения, но потерпел поражение и погиб в 943\944 гг.

Итак, мы видим вполне связный рассказ, который притом согласуется с событиями собственно русской истории (русско-византийская война 941 года). И главным героем ее является некий вождь по имени Хельги. Разумеется, исследователи давно задавались вопросом, кто же это такой. Вот что пишет об этом известный историк М. И. Артамонов в книге «История хазар»:

«Одни исследователи полагают, что наименование князя Руси в письме хазарского еврея является простой ошибкой, что автор спутал Игоря с его славным предшественником Олегом, другие считают, что путаница произошла не с Игорем, а с его женой Ольгой, третьи думают, что полное имя Игоря было скандинавское Хельги Ингер, что по-русски значило бы Олег Младший, в отличие от Олега Старшего или Вещего, наконец, четвертые утверждают, что эпитет Хельги, по-шведски «святой», прилагался ко всем русским князьям и входил в состав их титула и что еврейский аноним пользуется этим эпитетом, не упоминая имени, которое было Игорь. Однако ни одно из этих объяснений не может считаться удовлетворительным… Так, например, смешение Хельгу с Игорем невероятно, хотя бы уже по тому, что последний был убит древлянами, тогда как Хельгу погиб в Персии – в Закавказье. Замена в еврейско-хазарском документе Игоря Хельгу не может быть объяснена недостаточной осведомленностью автора, а тем более наличием у Игоря, кроме имени, известного русской летописи, других имен или прозвищ. Зато в данной связи существенный интерес представляет сообщение Новгородской летописи о воеводе Игоря Олеге. Хотя этот Олег отожествляется с Олегом – великим князем киевским, не исключена возможность, что в легендарном образе Олега Вещего совместились черты не одного, а двух одноименных персонажей. Можно допустить, что вторым из них и был воевода Хельгу-Олег, приобретший в Хазарии настолько большую известность, что полностью заслонил своего современника – великого князя киевского Игоря. Вместе с тем нет решительно никаких оснований считать Хельгу князем, независимым от Игоря, представляющим какую-то особую Русь, отличавшуюся от Руси киевской и обитавшую где-то, не то в Крыму, не то на Таманском полуострове, так называемую Черноморскую Русь… Ясно, что Хельгу предводитель не какой-то особой руси, а все той же руси киевской, которая в это время уже являлась решающей силой Восточной Европы».

От себя добавлю, что отнесение этого сообщение к Олегу Вещему сомнительно еще и потому, что Хлгу совершал свои подвиги на тридцать лет позже. Нам вовсе не обязательно считать, что Олег Вещий умер именно в 912 году, как это утверждает ПВЛ, но все-таки слишком смело продлевать время его жизни на тридцать лет, на целое поколение. К тому же рубеж 930-940х годов – однозначно время Игоря.

Как видим, судьба Хлгу «не подходит» никому из уже известных исторических лиц. Так что мешает сделать совершенно естественное предположение, что это просто другой человек, которому не нашлось места в преданиях и летописных легендах? Логичнее всего будет вывод, что этот Хлгу был каким-то младшим родственником Олега Вещего, входил в правящий Русью род, но не был прямым наследником киевского стола, из-за чего и искал себе счастья за морями.

Или проиграл династическую борьбу чете Игоря и Ольги. Казалось бы, раз уж у Олега Вещего была младшая мужская родня, то и наследником должен был стать кто-то из этого круга. И нельзя утверждать, что таких возможностей и попыток не было. Не исключено, что Хельги-племянник (условно назовем его так) боролся за дядин стол, но ему не хватило сил одолеть Игоря, за которым стояло «северное королевство»), а брак с Ольгой давал тому и династические права. Хельги-племянник был вытеснен из Киева, попытался захватить себе королевство на Каспийском море, но сил и удачи не хватило и здесь. Он погиб за тридевять земель, в истории Руси особой роли не сыграл, а в сложившейся через сто лет концепции «Игорь – сын Рюрика и единственный законный владыка» таким персонажам, представлявшим другой, Олегов род, и вовсе места не нашлось.

Есть и второй такого же рода герой, и его в историографии называют Олегом Моравским. Сразу скажем, историчность этой персоны под сомнением, ибо он упомянут источниками только XVI–XVII века. Но этот тот случай, когда мне очень хочется верить в «не дошедшие до нас более древние источники» или правдивость народных преданий.

«Впервые о «Колеге, сыне Колги», основателе рода Жеротинов, поведал в своем произведении «Zrdcadlo slavneho Morawskeho» (1593) польско-чешский историк XVI в. Бартоломей Папроцкий», – пишет Филин Н.В. в работе «Об историческом прототипе Ильи Муромца». Далее цитаты из этой же работы:

«О русском князе Олеге, основателе рода Жеротинов, сообщается также в так называемой «летописи Яна Амоса Коменского» – древней рукописи, использованной в начале XVII в. в трудах знаменитого чешского ученого и великого педагога. Я. А. Коменского».

Там сказано, что в 940 году прибывший из Руси князь Олег был провозглашен королем Моравии: это был «князь из рода русских князей, по имени Олег, племянник Ярополка, киевского князя (или Ольги брат, которая была женой Jori (Игоря), отца Ярополка».

Как видим, родственные связи русских князей здесь перепутаны.