Орел и Дракон

Все расселись по скамьям, но место конунга между резными столбами оставалось пустым. Его мог занять только признанный наследник и только после того, как ему будет вручен «кубок Браги», иначе называемый «кубком воспоминаний».

На поперечной скамье сидели в ряд три женщины – Хильда, фру Торгерд и ее мать королева Рагнхильд. Это была полная, морщинистая старуха, с седыми волосками на подбородке, решительная и неуступчивая, но добрая, несмотря на угрюмый и неприветливый вид. Все в доме почитали и побаивались старую королеву: кроме ума и житейского опыта, она еще отличалась знанием рун и умела делать предсказания, как простые, так и весьма сложные. В детстве Харальд, Рери, Хильда, ее сестра и братья иногда просили ее показать им ставы – шестнадцать костяных палочек с вырезанными рунами, хранящиеся в особой серебряной коробочке, украшенной руной Перто. Бабка ворчала и ругалась, что, дескать, нечего всяким неучам и бездельникам пялиться на ставы, но обычно показывала. Дети рассматривали коробочку и костяные палочки, показательно сцепив руки за спиной, и им казалось, что в палочках и коробочке заключены все тайны прошлого и будущего, что именно отсюда берут начало судьбы всего мира и судьбы их самих – тоже.

– Мы на заре ходили к Змеиному камню и раскидывали руны, – шепнула фру Торгерд племяннице, глядя, как бонды и хёльды рассаживаются по скамьям. Все-таки от решения, которое сейчас будет принято, зависела дальнейшая судьба рода, и эта мысль несколько отвлекала женщин от горя. – Руны сказали, что оба мои сына будут конунгами!

Рери поглядывал на них, пока люди рассаживались. Сестра, мать и бабка, сидящие в ряд на скамье, девушка, женщина и старуха, со сложенными на коленях руками и замкнутыми лицами, казались ему тремя норнами – Урд, Верданди и Скульд, которые уже выполнили свою работу и теперь лишь наблюдают за смертными.

Берг Одноглазый первым взял слово.

– Всем вам известно, что старший сын нашего конунга, Рангвальд конунг, погиб совсем юным, – говорил он. – Гудлейв сын Ингвара, хоть и подает отличные надежды, еще слишком юн, неопытен и ничем не прославлен. Если мы провозгласим сейчас конунгом его, то враги подумают, что земля наша беззащитна, и нам еще не раз придется с оружием в руках отстаивать свою жизнь, честь, свободу и имущество. Мы должны избрать себе конунга из достойных мужей. Вот здесь перед вами, – он обернулся к скамье, где сидели Харальд и Рери, – два сына конунга Хальвдана Ютландского. Мать их, королева Торгерд, доводится родной сестрой Ингвару конунгу, а значит, их родство с нашей землей и с древним родом смалёндских конунгов нельзя оспаривать. Оба они уже доказали, что по праву носят мечи. Поэтому я предлагаю, пусть они будут у нас конунгами оба. Так бывало и в древние времена, что братья правили общей землей вместе, а значит, это справедливо.

– Погоди, Берг харсир, решать, кому из них достанется наша земля! – отозвался лагман одного из северных харадов, Кетиль Лощина. – Они по отцу – датчане, а среди датчан много наших врагов. И странно было бы отдавать престол чужакам, когда у нашего конунга остался сын и наследник!

И он показал на Гудлейва, который сидел рядом со своим воспитателем, раскрасневшийся, с блестящими от волнения глазами. Он ведь тоже с детства привык к мысли, что рано или поздно будет конунгом, и вот сейчас его мечта могла сбыться – или разбиться вдребезги. Рагнар лагман, рослый, немного угрюмого вида мужчина, явно сдерживался, чтобы не заорать, видя, как нагло попирается достоинство и право его воспитанника.

– О каких врагах ты говоришь, Кетиль бонд! – перебил его Берг харсир. – Сам Хакон конунг, отец Ингвара конунга, отдал свою дочь замуж за Хальвдана Ютландского, а значит, он нам не враг, а родич и союзник!

– Его давно нет на свете, и в державе его хозяйничают свеи! Какой он нам союзник! От него давно никакого толка!

– Не смей так говорить о моем отце! – гневно выкрикнул Рери и вскочил, невольно сжимая рукоять меча. Он знал, что ссора и тем более драка в гриднице во время совета недопустимы, но не мог слушать, как какой-то бонд позорит память его отца. – Ни ты, ни весь твой род в двадцати поколениях не совершит и десятой доли его подвигов!

– Вся его слава теперь в Валгалле! – ворчливо отозвался Кетиль бонд, несколько смущенный, но не желающий сдаваться. – Он нам оттуда не поможет, у него там другие заботы. А для нас важно, кто здесь будет защищать нас от «морских конунгов», от гаутов, от свеев, от датчан и всех прочих, кому приглянется наше добро.

– Странно было бы сомневаться, кто нас защитит, когда мои братья Харальд конунг и Хрёрек конунг защитили нас от Харда Богача! – сказала йомфру Хильда. Она то нервно стискивала руки, то принималась теребить свои браслеты, но голос ее звучал твердо. – В их доблести никто не может усомниться, Кетиль бонд. И если Смалёнд назовет их своими конунгами, то он будет прекрасно защищен.

– Слишком рано было бы целиком полагаться на таких молодых людей, у которых был всего один случай испытать себя! – рассудительно заметил Гейр харсир из того же харада, что и Кетиль бонд. Он был уже стар и в какой-то из давних схваток лишился уха.

– Ты прав, Гейр харсир! – поддержал его Торд Рукавица. – В семнадцать и даже двадцать лет рановато править целой страной! Разве они знают законы? Разве они умеют приносить жертвы?

– Когда мои братья шли в битву, никто не находил их слишком молодыми! – ответила ему Хильда. – И никто, хотя там были воины и постарше, не смог сделать то, что сделал Хрёрек конунг!

– Ему просто повезло! – отрывисто возразил Рагнар лагман. Живя в отдалении, он не успел приехать к битве и теперь он отчаянно жалел, что сам упустил такой случай отличиться. – Значит, здесь не нашлось людей достойнее, чем семнадцатилетний парень с одним походом за плечами.

Он явно хотел напомнить, что в тот единственный поход будущий победитель Харда Богача ходил под его началом и ему, Рагнару, обязан всем своим опытом.

– Думай, что говоришь, Рагнар! – возмутился Вемунд харсир. – Не нашлось людей достойнее! Я сражался вместе с конунгом, и Стейн хёвдинг сражался, и Торд, и Бьёрн Корабельный Нос – скажешь, мы для тебя недостаточно достойные люди? Если нет, то я кому угодно докажу, чего стою, с оружием в руках! В таких делах меня долго искать не приходится!

И по его виду было ясно, что он готов хоть сейчас огородить ясеневыми кольями площадку для поединка.

– Знатные вожди, избегайте ссоры! – повелительно произнесла старая королева Рагнхильд, и все умолкли, поскольку она была старше всех присутствующих и все с детства привыкли ей повиноваться. Ради такого случая она даже перестала прясть и с непривычно сложенными руками имела особенно торжественный вид. – Не позорьте память конунга взаимными попреками! Мы созвали вас не для этого.

Спорщики помнились и постарались взять себя в руки. Вемунд харсир бросил на Хильду виноватый взгляд и слегка развел руками: дескать, я не хотел, но разве с такими людьми можно беседовать мирно?

– Ну, допустим, что Хрёреку и повезло, – снова заговорил Берг. – А разве этого мало? Когда человек обладает удачей, она пригодится во всех делах. Как говорится, орел кричит рано. Доблестного и удачливого человека видно с юности. И сыновья Хальвдана показали, что обладают доблесть и удачей. Если они не совсем еще сведущи, тут есть у кого спросить совета. Им всегда будет на кого опереться.

– Может быть, это случайная удача, – непреклонно возражал Гейр харсир. – У сыновей Хальвдана нет никакой другой опоры, кроме нас самих. У них нет и не будет иной дружины, кроме той, которую они наберут в Смалёнде же. Вот и выходит, что если мы изберем конунгами их, то в случае любой беды нам придется самим себя вытаскивать из болота за шиворот.

Кое-кто засмеялся, но смущенно и неуверенно.

– А что же молчит Хрёрек? – сказал Вемунд харсир. – Что же мы не слышим голоса того, кто победил Харда Богача?

– Я и мой брат Харальд всем обязаны Ингвару конунгу, который заменил нам отца и делал для нас больше, чем от него требовал родственный долг, – произнес Рери, поднявшись на ноги. Он чувствовал на себе напряженный взгляд Харальда, но не намерен был отступать от своего мнения. – И я не отплачу ему неблагодарностью, не попытаюсь захватить его власть и наследство в обход его родного сына Гудлейва, моего родича.

– Но скажи, что собираешься делать ты сам, если мы провозгласим конунгом Гудлейва? – с досадой воскликнул Берг, намекая, что сам Рери в этом случае останется у пустой миски.

– Я собираюсь вернуть наследство моего собственного отца. Мы действительно давно уже не дети, и хватит нам сидеть за чужим столом.

– Ты говоришь о Ютландии?

– Конечно.

По скамьям пробежал ропот.

– Никто не скажет, что у этих молодых людей умеренные требования! – хмыкнул Гейр харсир. – Да ты знаешь, о чем говоришь? Южная Ютландия – это ведь где Хейдабьюр? Богатый вик, да разве его тебе отдадут просто так? В нем теперь сидят свеи.

– Как бы то ни было, я намерен его вернуть. И если мой брат, Гудлейв конунг, поможет мне с войском, я буду ему очень благодарен. И весь Смалёнд может не сомневаться, что когда я стану конунгом в Ютландии, – мы с братом Харальдом, разумеется, будем править там вместе, – прибавил Рери, метнув взгляд на старшего брата, – то торговые люди из Смалёнда смогут покупать и продавать в Хейдабьюре любые товары без пошлин, и я еще буду давать им пристанище и содержание на все то время, что они будут делать там свои дела.

– Вот это стоящее предложение! – оживленно воскликнул Сигмунд Ремешок. – Я и впрямь слышу голос взрослого мужчины и разумного правителя!

– Которым сыну Хальвдана Ютландского еще предстоит стать, – язвительно добавил Берг Одноглазый, видя, что все его замыслы обзавестить зятем-конунгом рухнули. – Прежде чем получить все эти прекрасные преимущества, нам придется собрать войско и сразиться со свеями, вы понимаете это, люди? А такие вкусные куски, как вик Хейдабьюр, задаром никто вам не отдаст. Там ведь еще рядом франки, и они не обрадуются, если в Хейдабьюре появятся датчане, с которыми они всегда были на ножах, еще со времен Годфреда Датского.

– Смелость лучше силы меча! – ответил Рери, весело глянув на него. – А удача сильнее и свеев, и франков с их императором! Моему роду досталась великая удача от богов, и я верю, что она придет и к нам.

– Но я слышал, что ваше родовое сокровище, в котором была заключена эта удача, пропало, когда погиб Хальвдан конунг? – заметил Гейр харсир. – Не на одном йольском пиру мы слушали эту сагу, правда, люди?

Собравшиеся согласно загудели. История Золотого Дракона была в округе Хельгелунд хорошо известна. Рассказывали, что еще лет двести назад к одному из предков Хальвдана конунга, Ивару по прозвищу Широкие Объятия, во время йольского пира пришел незнакомый гость и попросил приюта. Был он средних лет, ничем не примечателен, разве что заметно хромал при ходьбе. Дом был переполнен, места не хватало ни за столами, ни на полу, и Ивар конунг не хотел пускать незнакомца, но тот предложил:

– Позволь мне переночевать хотя бы в кузнице и пришли мне туда хлеба, мяса и меда, и тогда я к утру изготовлю тебе сокровище, которое будет платой за твое гостеприимство.

– Конунги не берут платы за гостеприимство, они сами награждают своих гостей, – ответил Ивар конунг. – И если тебя устроит такое пристанище, как кузница, то можешь располагаться там.

И он приказал послать в кузницу каравай хлеба, большой кусок жареного мяса и кувшин медовухи. Всю ночь люди видели, что в кузнице горел огонь, и слышали шум работы. А когда под утро Ивар конунг уснул, утомленный праздничным весельем, ему приснился сон. Он увидел ночного гостя, но теперь тот выглядел необычайно высоким и красивым мужем, от всего облика которого исходило сияние. Тот сказал:

– Ты отказался от платы за гостеприимство, но и я не из тех, кто даром ест чужой хлеб. Поутру ты найдешь в кузнице подарок от меня. Его зовут Золотой Дракон, и вместе с ним я дарю тебе и твоим потомкам великую удачу.

Когда конунг проснулся, он немедленно устремился в кузницу. Гостя там уже не было, зато на камне, служащем наковальней, лежала золотая гривна искусной работы, украшенная головками драконов. Тогда все поняли, что на йольский пир к конунгу приходил один из богов. Люди полагают, что это был Вёлунд, недаром же он прихрамывал. И с тех пор Золотой Дракон переходил по наследству в роду Ивара, наделяя всех его потомков великой удачей.

Удачей этой Хальвдан конунг был наделен в полной мере, но, когда он погиб в схватке со шведским «морским конунгом» Сигимаром Хитрым, Золотой Дракон достался победителю вместе со всем оружием павшего. Рассказывая маленьким сыновьям эту сагу, фру Торгерд всей душой сокрушалась о том, что драгоценное сокровище, а с ним и удача, навсегда, надо думать, ушли из рода.

– Не так давно я доказал, что судьба и боги не вовсе лишили меня удачи, – сказал теперь Рери. – И первое, что я намереваюсь сделать, это вернуть в род Золотого Дракона. Сигимара Хитрого, я знаю, уже нет в живых, но у него остались сыновья. Наверняка Золотой Дракон теперь принадлежит кому-то из них. Нам нужно только найти их. Одолеть одного «морского конунга» легче, чем сразу захватывать целую страну. А уж когда Золотой Дракон вернется к нам, снова попадет в род, для которого его предназначил небесный кузнец, он даст нам сил, чтобы вернуть все наследство отца.

– Ну, если вы будете править в Ютландии, то Гудлейв конунг всегда получит от нее поддержку, которая понадобится Смалёнду, – согласился Гейр харсир. – Так мы и объявим на тинге. И если люди вас поддержат и захотят идти с вами в поход, лично я никого не стану отговаривать.

На этом совет и закончился.

– Я же знаю: оба мои сына будут конунгами, – шептала фру Торгерд. – Руны сказали нам, а они не лгут.

На другой день, после погребения, гридница была приготовлена к пиру. Пол был устлан свежими еловыми лапами, все стены покрыты ткаными коврами – частью привезенными из походов в прежние годы, частью изготовленными здесь, в доме. На столах блестела серебряная, медная, бронзовая посуда, заморские блюда – глиняные, расписанные яркими, причудливыми, блестящими узорами, стоившие дороже иных серебряных. Перед каждым из одальбондов стояло по серебряному кубку, так чтобы все могли видеть знатность, богатство и удачу хозяев.