Сокровище Харальда

– Потому что ростом конунг
Будет больше прочих воинов! –

подхватил белобрысый и захохотал.

– Сейчас мы тебя положим где-нибудь на травке, вот и проверим! – с небрежной угрозой ответил высокий, но Ульв крепко схватил его за плечо и почти повис на нем, не давая сдвинуться с места.

– Э, э, сдай назад! – в испуге воскликнул он. – Погоди, у нас еще весла не обсохли, еще ничего не ясно, что тут в городе, на кого мы можем рассчитывать, а ты уже лезешь в неприятности! Знаешь, сколько это здесь стоит!

– Ну, если кто придет за платой, то пару хороших ударов меча он у меня всегда получит! Ты же знаешь, я не жадный!

– У меня есть отец и шесть братьев! – отчеканила Елисава. Почувствовав явную угрозу своей чести и достоинству, она преисполнилась яростью и злой отвагой. – Если ты меня только тронешь, тебе это будет стоить головы!

– Тогда я буду каждую ночь приходить к тебе без головы! – Высокий усмехнулся, пристально глядя на нее своими пронзительными голубыми глазами, и Елисаву, несмотря на всю ее храбрость, пробрала дрожь под этим взглядом. – Мертвый я буду еще противнее, чем живой. Так что тебе лучше не упрямиться.

– Ходячих мертвецов у вас в Нордлёнде вызывают в суд и объявляют вне закона! – Елисава тоже усмехнулась. – А у нас бьют осиновыми кольями! И это помогает еще лучше!

– Смотри, какая смелая! – восхитился Ульв. – Должно быть, отец ее большой воевода… не меньше десятского.

– Да, пожалуй! – ядовито отозвалась она. – И если вы, отважные воины, явились в Кёнугард с целью продать подороже ваши острые мечи, то вам придется проехать чуть подальше… еще месяц пути. Когда вы придете наниматься в десяток к моему отцу, вас не примут!

Она оторвалась от березы и торопливо пошла прочь. Оба варяга смотрели, как исчезает среди белых стволов ее светлая рубашка, и оба думали примерно об одном и том же.

– Ты не помнишь, разве у Рёгнвальда были дочери? – спросил высокий.

– Сына помню, Ульвом звали, как меня. – Его товарищ пожал плечами. – Да у Рёгнвальда уже внучки могут быть, только они скорее в Альдейгье живут. Но… тролли их разберут, кто тут теперь наверху. За одиннадцать лет много чего случилось!

– Ну, так где обещанное пиво? – Высокий огляделся.

– Будем искать. Пойдем! – Ульв хлопнул его по плечу. – От девчонок сегодня, кроме песен, ничего не добьешься. Поищем, где у них тут гуляют мужчины. Там уж точно нальют… если мы будем вежливы.

– Хотел бы я поглядеть на того, кто не сочтет меня достаточно вежливым! – Высокий самодовольно ухмыльнулся. – Я этому наглецу сразу челюсть на сторону сворочу. Хочешь, поспорим, что я раздобуду пива совершенно бесплатно?

– Пусть тролли с тобой спорят! – почти в ужасе отмахнулся Ульв. – А я не такой дурак. Я тебя знаю. Ты ведь всегда вытаскиваешь белый камешек, даже если в кувшине были одни черные!

Оба варяга засмеялись и пошли меж берез к поляне, откуда смутно долетало гудение рожков и обрывки нестройно поющих голосов.

Елисава, выйдя из рощи, почти сразу наткнулась на Прямиславу, но та была так захвачена собственными переживаниями, что не заметила яркого румянца и блеска глаз старшей сестры.

– В Вышгород голова царьградского обоза пришла! – воскликнула она, едва завидев Елисаву. – И еще сказали: немцы завтра будут здесь!

– Ах, пропади они пропадом, эти немцы! – в сердцах ответила Елисава, еще не остыв после встречи в роще. Она и сама не знала, почему весть о долгожданном приезде посольства вызвала в ней только досаду.

По дороге до княжьего двора, одолевая гору, она немного успокоилась. Краем уха слушая болтовню Прямиславы и нянек, Елисава пыталась прикинуть, что ей следует надеть к прибытию немцев, но в голове была путаница. А нужно усвоить урок и сосредоточиться на важном: даже если герцог Фридрих слеп как крот, она не позволит и ему принять ее за простую девку, которой можно говорить все глупости, что приходят в голову! Княжна мысленно перебирала верхние и нижние рубахи, накидки, венцы, ожерелья, сапожки, но все это вдруг представилось ей безвкусной и беспорядочной кучей, в которой ничего ни к чему не подходило. И при этом на нее был направлен насмешливый, пристальный и немного пренебрежительный взгляд острых голубых глаз под густыми рыжеватыми бровями. Их обладатель смотрел на нее неотрывно, смеясь над ее попытками принять важный вид и одновременно давая понять, что вся эта куча тряпок не имеет ни малейшего значения…

Когда Елисава вместе с сестрами и челядью вошла во двор, навстречу им с крыльца сбежал Ульв, сын Рёгнвальда. Вид у него был возбужденный, скорее встревоженный, чем радостный, и Елисава мельком подумала, не явилась ли к ним, в придачу к немцам и царьградскому обозу, какая-нибудь шальная, не связанная договором печенежская орда.

Но она не успела как следует вылепить эту мысль, ибо ее заметил Ульв. Он остановился и, махнув рукой, крикнул:

– Эллисив! Слышала новость? Как раз для тебя! Харальд вернулся!

Женщины вокруг ахнули, а Елисава застыла, как будто вмиг превратилась в ледяной столб. Ей стало жарко и холодно разом, мир покачнулся. То, что сказал Ульв, находилось в невероятном соответствии с тем, что она принесла в себе. Он только назвал по имени ее впечатление. Харальд!

Харальд!

Это был он! Тот, кого она только что видела! На свете просто не может быть два таких человека! Высокий, с рыжеватыми бровями, из которых одна выше другой… Весь его вид, осанка, повадки, меч, пояс, гордая самоуверенность в каждом слове и движении – во всем был виден он, потомок норвежских конунгов, завоеватель Страны Сарацин, опора и угроза константинопольского престола. Может, она и сама догадалась бы, если бы не была убеждена, что он за морями… И если бы у нее в распоряжении было побольше времени…

А вот он почему не догадался? Он-то каким дураком себя выставил! Встретил девушку, к которой сватался, и не узнал! Да к тому же еще наговорил ей такого, за что сам свернул бы шею любому другому.

И Елисава, уцепившись за плечо Буденихи, вдруг расхохоталась на весь двор. Люди оборачивались, не понимая, что так развеселило старшую Ярославну, а она все смеялась, свободной рукой смахивая слезы со щек. Все-таки лучше смеяться, чем стоять с глупым видом.

Глава 5

Поднявшись в терем, Елисава хотела первым делом пройти к матери, но боярыня Любава Прозоровна многозначительно указала ей на закрытую дверь и погрозила пальцем: там был князь. Не обращая внимания, Елисава потянула за литое бронзовое кольцо и вошла в горницу, убранную со всей роскошью, которую могли предоставить умельцы Руси, Скандинавии, Ирландии, Греческого царства и Востока. Здесь и впрямь находился князь Ярослав: сильно хромая и опираясь на посох с серебряным набалдашником в виде львиной головы, он расхаживал перед сидевшей на лежанке Ингигердой. Между родителями происходило бурное объяснение.

– Это ты мне советовала! И как я теперь буду выкручиваться, скажи мне, как? – говорил Ярослав, но при звуке заскрипевшей двери умолк и с гневом глянул на вошедшую.

Однако при виде старшей дочери он изменился в лице: не то чтобы обрадовался, но признал, что она имеет право находиться здесь. И это вмиг открыло Елисаве, о чем сейчас шла речь.

– Вы знаете, да? – слегка задыхаясь, воскликнула она. – Он вернулся! Это правда, я его видела!

– Надо же, ты успела его повидать? – Княгиня Ингигерда сразу поняла, о ком говорит дочь, и усмехнулась. Несмотря на то, что разговор, похоже, был тяжелый, она не теряла самообладания и даже сохраняла свой всегдашний, уверенный и немного насмешливый вид. – А нас он не спешит навестить. Значит, он по-прежнему тебя любит?

– Любит! – с издевкой и негодованием одновременно фыркнула Елисава. По-прежнему! Любит! Да разве можно назвать любовью его давнее сватовство?! А также то, что случилось сейчас в роще!

– Кто ему позволил видеться с моими дочерями без моего ведома? – возмутился князь Ярослав. – Пока еще только я вправе решать, с кем и как им видеться, что бы он там себе ни воображал! Кто его к вам пустил? Почему мне не сказали? Но если он все-таки здесь был, то мог бы зайти поприветствовать и нас! Харальд всегда был наглецом, а теперь, должно быть, вообразил себя такой важной птицей, которой никакие законы не писаны!

– Его здесь не было, он сюда не приходил, я видела его в роще! – закричала Елисава, перебивая отца и стараясь заглушить этот поток возмущения, больше похожий на брань. – И он не любит меня, он меня даже не узнал! Ну и глупый же вид у него будет, когда он увидит меня здесь.

– Это хорошо! – весело ответила княгиня Ингигерда. – А то твой отец боится, что глупый вид будет… у кого-то другого!

Княгиня не могла выставлять мужа дураком перед собственной дочерью, однако не понять ее намек было трудно.

– У тебя! – с досадой ответил князь Ярослав, которому гнев мешал рассуждать здраво. – Это ты мне насоветовала! Зачем только я тебя послушал!

– А затем, что никто другой не дал тебе совета получше! – ничуть не смущаясь, отозвалась княгиня. Она вообще никогда не жалела о прошлых решениях и поступках, ибо уважала себя и те побуждения, которые ее к этому подвели. – Кто же знал, что Харальд вдруг вернется? Я ведь не ясновидящая! Если бы он приехал не с весенним, а с осенним обозом, когда ты собрал бы подати, то все обошлось бы.

– Что случилось? – спросила Елисава, которая никак не могла уловить, о чем они говорят.

– Случилось… Теперь, если он опять посватается, придется давать еще и приданое. – Княгиня вновь обернулась к мужу.

Князь Ярослав наконец перестал ходить, сел на край лежанки и сжал голову в ладонях. Он был без шапки, и Елисава вдруг заметила, что в темных волосах на затылке у него светится «окошко». Отец уже не молод, а забот у него так много…

– Да что случилось-то? – повторила она.

– Мы заплатили Ульву и другим из тех денег, которые присылал на хранение Харальд, – пояснила княгиня. – Конечно, там еще много осталось, но Харальд отлично умеет считать деньги и сразу заметит нехватку.

– Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый! – в отчаянии повторял Ярослав слова апостола, словно взывал о помощи к иконам в красном углу. – Теперь он скажет, что я вор! Где я сейчас возьму ему это проклятое серебро? А еще приданое! Нет, раньше осени никаких свадеб!

– Я не очень-то и тороплюсь! – надменно, как будто говорила с самим Харальдом, ответила Елисава и даже подняла нос повыше. Пусть никто тут не думает, что она прямо-таки дрожит от нетерпения стать женой того, кто одиннадцать лет прекрасно без нее обходился. – И еще вопрос, хочу ли я за него выходить!