Царство свиней

Помимо перечисленных выше развлечений, в Кабарной предлагаются пережаренные каштаны, вчерашний кофе и сиденья из красной кожи. В Кабарной можно неплохо провести время, если знать, чего ожидать, и уметь найти подход к хозяевам. Мария, например, тает от любого комплимента, а уж если ей предложить выпить, она даже разжимает цепкие пальчики, уже обвившиеся вокруг вашей цепочки для часов.

Джос – сплетник. Спросите его, кто недавно заходил, и вы не только убережете свои карманы от опустошения, но и приятно скоротаете полчасика.

Альбер обожает папиросы. Если вы хотите, чтобы ваши каштаны не только пропахли вашим любимым табаком, но и были им сдобрены, приподнесите Альберу папироску перед тем, как он пойдет их жарить Если вам любопытно последить за процессом приготовления каштанов, можете подойти к двери в кухню и заглянуть. Вы сможете насладиться мастерством Альбера и увидите, как пепел осыпается прямо в шипящее масло.

Другими словами, серьезную опасность Кабарная представляет только для чужаков и пришельцев. Среди жителей Осколопья Кабарная даже имеет своих завсегдатаев. Порой здесь бывают приятные вечера, когда достается бутылка-другая кисловатого вина. Тогда Мария садится за фортепиано, которому не хватает всего пары клавиш, и затягивает проникновенную песню.

Пришелец, никогда не бывавший в Осколопье, придя в Кабарную в один из этих чудных вечеров, может подумать, что по въезде в город начинается сказка, и его ничто не убедит в обратном, покуда он не начнет искать свой бумажник и любимый бабушкин портсигар.

Захария, приблизившись к этому славному заведению, отсалютовал Джосу, нежившемуся на солнышке.

– Захария! Рад тебя видеть.

– И я тоже рад, Джос.

– Ты знаешь, у Гробаста на ферме родились поросята с двумя головами. Какая-то мутация.

– Ну надо же.

– Только учти, это большой секрет. Гробаст боится, как бы все не прознали. Тогда люди станут опасаться покупать его свинину. Это может грозить разорением всей ферме.

– Разорение Гробаста меня, Джос, не расстроит. Но, так и быть, я никому не скажу.

Захария проскользнул внутрь.

– Захария! Привет, – Мария раскидывает объятия, и Захария, аккуратно придерживая бумажник, не без удовольствия обнимает худую цыганскую фигуру. Он знает, что Мария – порядочная девушка и если он уличит ее в краже, она не станет вопить и сваливать всю вину на него.

– А тебе письмецо от Боло, – Мария, ничуть не расстроившись, что бумажник оказался приклеенным, принесла сложенный листок бумаги, чуть вымоченный в кофе. Теперь главное не поворачиваться спиной к Альберу.

«Дорогой Захария! Встретимся на рынке. Нужно купить клетку для Софии. Боло»

Если приехать в Осколопье с юга, рынок невозможно объехать. Если ехать в Осколопье не с юга, город непременно проскочишь. В общем, всякий въезжающий в Осколопье попадает на знаменитый Осколопский рынок.

Захария допил прогорклый кофе, пожал руку Альберу и вышел в зной рыночного полудня.

Старые стулья, живые попугаи, уродливые куклы, рваные гобелены, мертвые лошади, ядовитые змеи, нарядные халаты, пожелтевшие карты, старые скальпы, сломанные маятники – одним словом, всякий хлам.

Захария медленно брел по пыли мимо мертвых и живых трупов, и к нему тягостными волнами возвращались все мысли, чувства и воспоминания, связанные с Осколопьем и внушавшие ему стойкую нелюбовь к этому месту.

Солнце нещадно дарило свое тепло старому тряпью, безделушкам, тарелкам, вешалкам, ножам, доскам, обломкам неведомых предметов, коробочкам, коврам. Еще живые собаки осипшими голосами лаяли на прохожих, отгоняя их от ящиков, в которых копошились подслеповатые щенята вперемешку с поросятами. На большой деревянной тумбе сидела свинья с двумя головами – ее пригнали сюда, как диво, которое обязательно надо увидеть всем. Захария с отвращением отвел глаза. Зачем ее сюда притащили? Не надеются же ее хозяева, что кто-то захочет купить это чудовище?

Дорогу Захарии перешел разгневанный петух. Довольно. Захария застыл как вкопанный. Он проделал долгий путь не для того, чтобы над ним глумились злобные птицы. Больше всего на свете Захария не любил птиц.

– Захария! – на спину Захарии опустилась тяжелая ладонь Престона. – Какая отрада увидеть тебя в этой пылище. Как добрался, братишка?

У Престона был ряд неприятных особенностей. Одной из них было его извечное панибратство. Захария испытывал к Престону теперь ничуть не больше братских чувств, чем два года назад.

– Здравствуй, Престон. И впрямь отрада.

– Я знал, что ты рано или поздно вернешься, хотя бы проведать старых друзей, – Престон был действительно рад видеть Захарию: он не хотел его обокрасть или провести за нос и не надеялся на долю в наследстве. Захария даже чуть-чуть растрогался. – Мы выбираем клетку в подарок Софии.

Софию Захария любил с детства. Не любить ее было невозможно. У Софии были светлые вьющиеся волосы и всегда хорошее настроение. Она была одной из тех девушек, которые служат мужчинам причиной жить и умирать в гнилостной дыре вроде Осколопья.

В общем, в представлении Захарии София вовсе не была девушкой, которой позарез нужна клетка.

– Зачем Софии клетка?

– Бохес подарил ей новую птицу.

Бохеса Захария тоже знал. Неприятный тип с носом крючком, гнусавым голосом и всегда грязными руками. В общем, такой человек, от которого можно ожидать подлянки вроде птицы в подарок.

Захария почувствовал, что в его отсутствие город еще больше пришел в упадок.

– С каких пор она принимает подарки от этого подонка?

– Захария! Ты же ничего не знаешь. Вообще ничего. Ты, наверное, думаешь, что и пьют у нас до сих пор в «Пасти пса».

– А где же еще?

– В «Пасти пса» теперь пьют только те, кому некуда девать деньги. Остальные ходят к Сибеллиусу.

– Это еще кто? Нет, погоди, не отвлекайся. Что там стряслось с Софией и этим стервятником?

– Они поженились пару месяцев назад!

– Что? – весь мир на две секунды потемнел в глазах у Захарии. Он представил себе золотые локоны Софии рядом с носом-клювом Бохеса и его противными лапами и в изнеможении опустился на какую-то вшивую рухлядь. – Что-то мне нехорошо.

Захария чувствовал, что его может вырвать.

– Ха, Захария, я тебя понимаю. Мне Бохес раньше тоже казался каким-то скользким. Но я познакомился с ним поближе, и он оказался совершенно замечательным парнем, – в том, что один угреподобный прощелыга находит удовольствие в компании другого угреподобного прощелыги, Захария не видел ничего удивительного. – Я часто у них бываю. У них очень много птиц дома.

Скользким. Замечательным. Поближе. Захария уже ощущал запах собственной рвоты. Он предчувствовал, как она растечется по его штанам.

– Захария!

Захария чуть не поперхнулся и пришел в себя. К нему радостно бежал Боло, за ним семенила Ивлин.

– Дружище. Ты, похоже, очень устал. Боже, как я рад тебя видеть, – Захарии полегчало. Всю дорогу до Осколопья Захария думал о том, как встретится с Боло, Марком и Орсоном. Он даже допускал, что это-то и является настоящей причиной его возвращения в Осколопье. Друзья, на коже которых когда-то засыхала та же грязь, что на его коже. Друзья, которым наплевать на его крокодиловые туфли и наследство, на его высокомерие и изворотливость. Все сильные чувства, испытанные Захарией за последние два года, заставляли его стыдиться того, что он их испытывал. Во всех его грязных триумфах, начиная с радости от того, что он больше не дышит застоявшимся воздухом Осколопья, было что-то пошлое и неестественное. И теперь, увидев старого друга после долгой разлуки, Захария захотел кинуться Боло на шею. – Гляди! Мы купили Софии клетку.

Боло помахал перед носом у Захарии здоровенной жестяной клеткой, куда вполне можно было бы поместить Ивлин, если бы она отличалась нечеловеческой гибкостью или разрешила себя разрезать на кусочки.

Возможно, от одного вида клетки Захарию бы не стошнило, но к этому зрелищу прибавились предварительные разговоры с Престоном, свинья с двумя головами, невоспитанный петух и, что самое отвратительное, чучело какого-то черного орла, торчавшее в клетке. Оно было старым, потасканным и походило на уродливую птицу.

Захарию вырвало. Боло отскочил, спасая свою чудовищную покупку. Послышался писклявый голос Ивлин:

– Захария, ты нездоров? Наверное, это из-за жары.

Ивлин была закадычной подругой Софии. У нее был сносный характер и прескверный вкус. Она могла иметь отношение к выбору черного урода.