Царство свиней

Глава 4, в которой Захария ищет клад

После того, что произошло в доме Софии, Захария был несколько сердит на Боло и не испытывал горячего желания поскорее снова с ним увидеться. Проснувшись поутру в родном доме, Захария решил поступить так: он пойдет проведает своего старого друга Марка, узнает от него все новости, а во второй половине дня пойдет к Боло, скажет, что только что проснулся, и узнает у него, как получить дядюшкино наследство. Потом нужно выяснить, куда теперь ходят пить порядочные люди, у которых золото не вываливается из карманов. Захария искренне надеялся, что это не тюрьма. Самогон старины Бруса он как-то пробовал и предпочел бы этот эпизод забыть, как кошмарный сон.

Составив план на день, Захария всегда чувствовал себя свободнее. Стоит признать, что его список дел на день нередко заканчивался походом в питейное заведение, и порой он рассуждал, что, вообще-то, неважно, в каком порядке делать дела, и направлялся в рюмочную первым делом, которое частенько перерастало в последнее. Но не сегодня. В этот раз Захария был настроен серьезно.

Марк работал в аптеке. Туда Захария и направился. Марк всегда был его лучшим другом. Вместе они пережили самый неприятный эпизод в жизни Захарии – тот самый, после которого он начал бояться птиц. Эту антипатию они с Марком разделяли, и поэтому Захария имел основания надеяться на большее понимание со стороны Марка, чем то, что проявил Боло, который даже не предупредил, в какой ад он везет Захарию.

Когда Захария уезжал из Осколопья, Марк был в учениках у доктора Крадова. Крадов был, бесспорно, сумасшедшим, но кое-что смыслил в ядах, сушеных лягушках и средствах от головной боли.

Захария открыл дверь аптеки, и затрезвонил маленький серебряный колокольчик. Колокольчик должен был оповестить аптекаря, занятого изготовлением новых лекарств в задней комнате, о том, что пришел посетитель.

Но аптекарь сидел у кассового аппарата и читал газету, потягивая грушевый компот. На звон колокольчика аптекарь не обратил ни малейшего внимания.

Как только Захария вошел, он ощутил резкий запах цветочной настойки, наверное, предназначенной возвращать мертвецов на этот свет одним только запахом. Захария сразу почувствовал, что ему необходимо заболеть: здоровый организм не мог позволить себе вдыхать такого. Захария так переволновался, что громко чихнул.

– Что, простыл, братец? – послышался презрительно-сочувственный и вместе с тем какой-то сонный голос Марка. Он наконец поднял глаза, чтобы посмотреть на раннего покупателя, и чуть не опрокинул компот от изумления. – Мой Бог, Захария! Мой мальчик! – Он перемахнул через стойку с прытью, которой едва ли можно было ожидать, взглянув на его сонную фигуру, и принялся теребить Захарию. – Вот уж кого я не ожидал увидеть! Я бы меньше удивился, войди сюда твой покойный дядюшка, вернувшийся с того света за еженедельной порцией порошка.

– Боло не сказал тебе, что я приезжаю?

– Нет! Какое там, этот шельмец мне уже давно ничего не говорит. Даже когда у него заболели зубы, он послал за ландышевой настойкой Престона.

– Это меня не удивляет. Если бы у меня болели зубы, я бы тоже чувствовал себя вправе отослать Престона куда подальше. Ну ладно, налей мне какой-нибудь дряни и рассказывай, что у вас тут творится.

– Компот из груш что-то скис, так что попробуй вот этого.

Марк налил Захарии мутной жидкости, успокаивавшей боль в горле, забивавшей нос и заволакивавшей глаза темноватой пленкой, как солнцезащитные очки.

– Так ты говоришь, это ты свел несчастного дядю Чиста в могилу?

– Нет, Захария. Дело обстоит так: я сменил доктора Крадова на его посту раньше, чем следовало бы, но я был вынужден это сделать: старик совсем спятил. Он отсыпал крысиный яд тем, кто просил что-нибудь от кашля. Он продавал мышьяк вместо средства от бессонницы. Захария! Я не назову себя хорошим лекарем, – разговаривая с Захарией, Марк большой ложкой вылавливал груши, плававшие в компоте, и делал это с таким азартом, что Захария усомнился в его несвежести. – Я часто путаю ингредиенты и пропорции. И я готов повторить это под присягой в суде! Но Бог свидетель, обстоятельства поставили меня в это положение, не я сам.

– А нет ли у тебя какой-нибудь книги со всеми рецептами и указаниями, что и по какому поводу надо принимать?

– Есть! Такая книга, Захария, у меня, к счастью, есть, – Марк выловил большую сочную грушу и счастливо причмокнул, засасывая ее. – Ее написал доктор Крадов. Он автор всех рецептов. Он ничего ниоткуда не заимствовал. Первая часть книги написана очень хорошо, но в один момент у доктора поехала крыша. Я не могу точно определить, в какой. Глядя на некоторые рецепты, я однозначно вижу, что они совершенно фантастичные, а некоторые кажутся мне странными, но уверенности у меня нет… У меня в этом деле мало опыта, мне не на что опереться, кроме как на советы доктора Крадова и истории, которые он мне рассказывал.

– Значит, это ты отравил моего дядю.

– Захария, брось. Твой дядя был немолодым человеком. Он не отличался крепким здоровьем. Возможно, будь ему оказана более профессиональная врачебная помощь, получай он хороший уход, дядя Чист был бы еще жив. Если он был тебе так дорог, Захария, ты мог бы осведомляться о его здоровье и следить за его лечением.

– Ты все еще видишься с доктором Крадовым?

– Конечно! Я ведь продолжаю проходить у него обучение. Сейчас это по большей части заключается в том, что я достаю разные ингредиенты, которые нужны доктору для экспериментов. Недавно он попросил меня привести ему свинью для тестов.

– Возможно, ему захотелось отведать хорошую отбивную. Ты привел ему свинью?

– Конечно, нет! Где я возьму денег на целую свинью?

– Мы живем в столице свиней, Марк. Обидно, что честный работящий человек не может позволить себе купить свинью в подарок учителю, – Захария скептически проводил взглядом очередную грушу, исчезнувшую во рту Марка. – Итак, доктор Крадов потерял рассудок. Ни о чем не подозревающие люди глотают пилюли от кашля и сваливаются замертво посреди улицы. Что еще у вас происходит?

– Не нагнетай красок, Захария. Все не так уж плохо.

– Очень рад это слышать. А то я уж было решил, что у вас тут все именно так плохо. Скорей, скажи что-нибудь, чтобы разогнать это мрачное представление.

– София вышла замуж.

– Черт возьми, Марк! Вот это я как раз знаю и сам. Я был у них намедни. Ты считаешь, в том, что София вышла замуж за этого грязного подонка, есть что-то радостное?

– Захария, брось. Нам уже не по десять, чтобы ненавидеть кого-то только за то, что он живет на соседней улице.

– По-твоему, это единственная причина не любить Бохеса?

– Он мне нравится. Я заходил к ним недавно, и мы отлично поговорили.

– Ты заходил к ним домой? – у Захарии волосы встали дыбом. То, что Марк мог спокойненько зайти к этой паре, у него не укладывалось в голове. Зато слова Марка подавали Захарии надежду, что он совсем позабыл о клятве, данной некогда Захарией по поводу места обитания этой пары.

– Да, я иногда захожу к ним на чай. Мне у них очень нравится.

– И тебя там ничего не смущает?

– Признаться, меня очень смущает форма их дома. К тому же он стоит на холме. Я очень боюсь, что в один прекрасный день…

Захарии показалось, что он сходит с ума.

Он вспомнил ту ночь. Им с Марком было лет по двенадцать. Они могли ненавидеть, кого хотели, и плеваться, в кого хотели. Одним словом, они были королями ночного Осколопья. Было уже очень поздно, и они шлялись по улицам. Шлялись лениво и даже несколько устало, без того остервенения, с которым шляешься сразу после захода солнца. Возможно даже, они уже собирались расходиться по домам.

Захария и Марк, не разговаривая, шли по пустой улице. Было тихо. Вдруг они увидели впереди человека. Он стоял на обочине дороги. Высокая фигура, завернутая в плащ.

Мальчики замедлили шаг и притаились за кустом. Им стало любопытно, кто это и что он собирается делать.

Они постояли немного, и вдруг Захария ощутил приступ страха. Он не мог понять, что именно его напугало. На улице все было спокойно, и незнакомец стоял неподвижно. Его фигура излучала угрозу, и Захарии больше всего на свете захотелось оказаться дома. Но он бы скорее дал себе отрубить руку, чем сказал об этом Марку.

Бывает, что чувствуешь боль, но не решаешься признаться, чтобы не выставить себя дураком. А потом боль накатывает, и ты начинаешь кричать и уже не боишься, что тебя примут за дурака.

Что-то в этом духе произошло с Захарией. Он повернул свое побелевшее от страха лицо к Марку и увидел в его глазах отражение собственного ужаса. Марк испытывал тот же самый необъяснимый страх. Им оставалось только собраться с духом и убежать, как вдруг человек в плаще повернулся к ним, и они увидели его лицо. Вернее, сначала они увидели большой черный клюв на месте носа. Потом незнакомец снял капюшон, и мальчикам открылось, что у него птичья голова.

Захария помнил, что ему было нечем дышать, когда он бежал домой. Ему хотелось разреветься, его тошнило, но он знал, что остановиться нельзя.

На следующее утро Захария хотел сказать себе, что видел кошмарный сон. Днем он, как обычно, сидел с друзьями в грязи. Когда к ним приковылял голубь, Захарию сразу затрясло, как в лихорадке, и вырвало. Он понял, что это был не сон.

С тех пор Захария не переносил птиц. Марк тоже не переносил птиц. Многие находили это нелепым капризом и смеялись над ними. Что теперь случилось с Марком?