Аристотель. Его жизнь, научная и философская деятельность

Аристотель. Его жизнь, научная и философская деятельность
Елизавета Федоровна Литвинова

Жизнь замечательных людей
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.

Е. Ф. Литвинова

Аристотель. Его жизнь, научная и философская деятельность

Биографический очерк ?. ?. ?итвиновой

С портретом Аристотеля, гравированным в Лейпциге Геданом

Предисловие

Дант воспевает Аристотеля как «великого учителя сведущих, мощного мертвеца, торжественно шествующего по сумрачным чертогам невидимого мира»…

Более двух тысяч лет прошло со времени рождения Аристотеля, но он все еще живет среди нас своими мыслями, и «сведущим» все еще есть чему у него поучиться. Трудно указать область знания, в которой Аристотель не оставил бы следа, уцелевшего до настоящего времени. Каковы бы ни были наши мнения о его заслугах в области отдельных наук, мы должны признать беспримерной его сильную, более или менее деспотическую власть, продолжающуюся десятки столетий, признанную в Багдаде и в Кордове, в Египте и в Британии и оставившую многочисленные следы своего влияния в языке и образе мыслей каждой цивилизованной нации.

Жизнь Аристотеля – это не то, что биография даже таких ученых, как Гумбольдт и Дарвин. О последних можно думать, что что-то о них будет известно через две тысячи лет, и стараться отыскать в них ту частицу, которая «тленья избежит». Имя же Аристотеля ставит нас лицом к лицу с самым величавым зрелищем, которое может представиться глазам мыслящего человека: шестьдесят три года земной жизни со всеми ее обыкновенными радостями, печалями и болезнями – и две тысячи лет загробной жизни!..

Пишущему биографию Аристотеля предстоит труд найти связь между той и другой жизнью, и перед началом такого труда чувствуешь благоговейный страх, как перед алтарем. Немногое достоверно известно нам из жизни Аристотеля, однако и это немногое дает совершенно ясное понятие о его характере, привычках, нравственных и политических убеждениях, об отношениях к семье, к друзьям и вообще к людям. И все эти данные его жизни рисуют нам Аристотеля таким, каким он нам является в своих сочинениях.

Глава I

Отец Аристотеля. – Первоначальное воспитание в Македонии и в Стагире. – Переселение в Афины. – Аристотель – слушатель Платона. – Школа красноречия, основанная Аристотелем. – Путешествие Аристотеля в Малую Азию. – Смерть друга его Гермия. – Женитьба Аристотеля на Пифиаде. – Гимн Аристотеля «добродетели». – Аристотель в Македонии воспитателем Александра Великого. – Вторичное переселение Аристотеля в Афины. – Открытие философской школы. – Смерть Пифиады. – Вторая женитьба. – Смерть Александра Македонского. – Отношение Аристотеля к афинским демагогам. – Удаление в Халкиду. – Смерть Аристотеля. – Завещание Аристотеля. – Главные черты характера Аристотеля, влияние их на его философию

Аристотель родился в Стагире, недалеко от Афонской горы, в 384 году до Р. X. Отец его, Никомах, был придворным врачом при Аминисе, царе македонском. Никомах происходил из семейства, в котором врачебное искусство переходило из рода в род. Он пользовался большой славой как врач. Гален упоминает об одном медицинском средстве, открытие которого приписывается отцу Аристотеля. Деятельность отца имела большое значение для жизни и деятельности Аристотеля. Стремление к наблюдению природы было у него в крови. Отец был его первым наставником и передал ему свои познания в естествознании и медицине. Пятнадцати лет Аристотель лишился своих родителей, и заботы о нем принял на себя опекун его, Проксен. Проксен был родом из Атарнеи в Мизии, но жил в Стагире. Аристотель наследовал от отца своего значительные средства, это дало ему возможность продолжать образование под руководством Проксена. Книги тогда были чрезвычайно дороги, но Проксен покупал ему даже самые редкие; таким образом Аристотель в юности своей привык много читать, а это в то время было явлением исключительным. Из дальнейшей жизни Аристотеля видно, как глубоко он был привязан к Проксену: в благодарность за его попечения он после смерти своего опекуна заботился о его вдове, усыновил сына его Никанора, любил мальчика как родного и впоследствии выдал за него замуж дочь свою Пифиаду.

Из того немногого, что нам известно о юности Аристотеля, он представляется нам юношей в высшей степени пылким, который в жизнь вошел «с неробким упованьем». Македонский двор, где провел он свое раннее детство, оказал на него большое влияние; Аристотель привык видеть людей, приобрел уменье обходиться и с низшими, и с высшими. Он был в юности очень дружен с Филиппом Македонским; вероятно, их связывали общие умственные интересы и широко распространенная тогда ненависть к Персии. После смерти родителей Аристотель жил у своего опекуна в месте своего рождения, в Стагире. Стагира находилась на западном берегу Стримонского залива, в том самом месте, где береговая линия поворачивает к югу. Сразу южнее этого города выступал по направлению к востоку мыс, совершенно защищавший город и его маленькую гавань Капр (образуемую островом того же имени) от сильных порывистых ветров, дувших с Эгейского моря.

Блексли говорит: в извилинах, идущих уступами через померанцевые рощи Сорренто, путешественник мог бы без труда представить себе узкую и крутую дорогу, по которой, по словам древнего историка и географа, путники спускались с горных отрогов, выходивших из Македонии, в долину Аретузскую, где находилась могила Эврипида и расположен был город Стагира. Но весьма может быть, что имя этого поэтичного уголка исчезло бы из памяти людей, если бы не было Великого Стагирита! В Стагире было легко и удобно заниматься естественными науками, то есть наблюдать явления природы; к этому располагала Аристотеля тихая жизнь этого города, мягкий климат, роскошная природа и влияние Проксена, во всех отношениях заменившего ему отца. Под руководством Проксена начал он собирать редкие растения и сравнивать между собой животных. Многие историки утверждают, что Аристотель наследовал от отца не только материальные средства, но также сочинения, заключавшие в себе тщательно записанные наблюдения над органической и неорганической природой. Итак, прежде чем окунуться в умозрительные науки, Аристотель приобрел большой навык наблюдать и записывать факты, делать разные догадки относительно законов природы и проверять их с помощью опыта.

Период юности Аристотеля относится к тому времени, когда сильная полуварварская Македонская монархия достигла полного расцвета, а истощенная демократия Аттики приближалась к своему упадку. Победы Хабрия восстановили до некоторой степени преобладание афинян на море, но блистательная карьера Эпаминонда, возвысив на время Фивы, только внесла в Грецию еще больше разъединения и еще больше умалила ее способность сопротивляться возрастающему могуществу Македонии. По своему образованию и языку Аристотель был грек и питал в юности симпатии к народным учреждениям, но в то же время он был подданным македонского государя. Это обстоятельство, как мы увидим далее, имело также большое влияние на дальнейшую жизнь Аристотеля и его философскую и научную деятельность.

Как ни любил Аристотель свою очаровательную, хотя полуразрушенную Стагиру, его, однако, неудержимо влекло в Афины. Уступая грубой силе, разлагаясь внутренне, Афины все-таки были центром умственной жизни и сохраняли долгое время свою нравственную власть и свое величие. Филипп, разбив афинян при Херонее, внимательно и почтительно говорил с заклятым врагом своим, Демосфеном. Позднее Александр Македонский тщательно и глубоко скрывал, как ценно было ему мнение афинян, однако это у него вырывалось в те минуты, кода он терял власть над собою. Во время своего похода в Азию, переправляясь через быструю реку, Александр выбился из сил и чуть было не утонул, а тут еще пришлось взбираться на совершенно крутой, отвесный берег. Описывая это, Александр восклицает: «О афиняне, если бы знали, какие трудности приходится мне испытывать, чтоб удивлять вас своими победами!»

И в Македонии, и в Стагире Аристотель слышал рассказы об афинских мудрецах, о Сократе и Платоне. Греки со свойственной им живостью и пластичностью передавали подробности жизни и деятельности великих людей. И прежде чем Аристотель увидел наяву Платона, философ не раз снился ему в Стагире, но гордому Стагириту не хотелось явиться в Афины малообразованным, неподготовленным; он откладывал свой отъезд и наконец решился отправиться, когда Проксен передал ему всю свою мудрость. В этом поступке рано обнаружилась та сдержанная страстность, которая составляла отличительную черту характера Аристотеля. Итак, в 367 году до Р. X. он отправился довершать свое образование в Афины. И прибыл туда как раз не вовремя. Платона Аристотель там не застал; он в это время на три года уезжал во второй раз на Сицилию. Можно себе представить огорчение Аристотеля. Это неприятное событие в жизни Аристотеля имело, однако, очень важные и хорошие последствия. Хотя в то время в Афинах слона-то и не было, но все же Аристотель нашел там много людей, прекрасно знакомых с греческой философией вообще и с учением Платона в особенности. Не теряя времени, он принялся за изучение философии на месте ее происхождения. К приезду Платона он был уже хорошо знаком с основными положениями его философии. Может быть, этим объясняется то, что Аристотель не подпал совершенно под влияние учения Платона, а мог отнестись к нему критически. Результаты получились бы другие, если бы он впервые познакомился с учением Платона от него самого и подчинился бы обаянию его личности.

В то время как любознательная молодежь со всех сторон стекалась в Афины, горя желанием учиться у Платона, философ странствовал по извилистым берегам или по обширным равнинам, предаваясь своим размышлениям и мечтам… Наконец он вернулся на родину и стал опять учить в Академии безвозмездно. Академия, то есть общественный сад в окрестностях Афин, была любимым местопребыванием Платона; от нее получила название основанная им школа. В саду Академии, украшенном статуями и храмами, росли величавые платаны; здесь же протекала с легким шумом небольшая речка, напоминавшая журчащий, скрытый зеленью ручеек, убаюкивающий тихою песнею дремлющие леса. Это был восхитительный уголок, как бы предназначенный для размышления. Его и потом воспевали поэты, он навсегда сохранился и в памяти философов. Но в этой роще олив, где птички Аттики все лето выводили свои громкие трели, ждало слушателей не одно приятное препровождение времени, но также упорный труд, сопряженный с продолжительным отвлеченным мышлением. Сам Платон был всегда погружен в глубокую меланхолию. Его большой, широкий лоб, от которого он получил свое прозвище, был постоянно нахмурен. Мощные плечи его были опущены, точно под тяжестью дум; такое бывает иногда у мыслителей. Он улыбался редко и никогда не смеялся. «Грустен, как Платон», – это вошло в поговорку. И в отношении нравственности поэтичный Платон был нетерпим и суров. Из числа его новых учеников Аристотель выделялся решительно всем, не исключая внешности. И зоркий взгляд великого учителя вскоре остановился на великом ученике. Внешность для грека имела громадное значение, потому что греки были великие художники. Грек свое отличие по сословию и происхождению выражал не в богатстве внешнего украшения, как это бывает на востоке, но большей тщательностью ношения одежды и прежде всего известным поведением и умением держать себя с достоинством. Высокообразованный афинянин отличался от варвара тем искусством, с каким он носил гематий, то есть переброшенный через плечи плащ. И в этом ношении плаща выражались не только отличия сословия, но также другие, чисто индивидуальные, особенности. Сравним в этом отношении два изображения – Демосфена и Аристотеля. И тот, и другой представлены в сидячем положении, в задумчивой позе, закутанными плащом. И все же, какая разница! Демосфен сидит, низко опустив голову, лоб его сморщен, как под влиянием гнетущей печали. Плащ его совсем не по нем – широк и велик, он как будто не надет им самим, а наброшен кем-то другим ему на плечи; он, видимо, спустился на пол, а Демосфен наскоро захватил его рукой, сжатой в кулак; оттого образовались на нем самые беспорядочные складки. Совершенно иной вид представляет плащ Аристотеля; он, как видно по складкам, из хорошей, тонкой материи, и складки его такие ровные, свободные. Плащ облегает тело, как будто нечто неотъемлемо к нему принадлежащее. У Аристотеля видна и свободная манера держать себя, голова его не наклонена, а несколько подалась вперед. Думы, очевидно, его не тяготят, а действительно увлекают вперед – переносят в далекое будущее человечества. Нужно изумляться искусству греков выражать свои духовные особенности внешними признаками, а также их художникам, подмечавшим и передававшим все эти тонкости.

Крайняя живость Аристотеля возбуждала в Платоне постоянное желание его сдерживать. Аристотель же с юности своей не приучен был к лишениям и стеснениям, имел свои привычки и нравы, иногда не входившие в кодекс греческого философа. Аристотель не терпел, чтоб ему предписывали, как есть, пить и одеваться. Он любил женщин, хотя невысоко их ценил, и, вопреки обычаю, не находил нужным скрывать первого. Всем этим Аристотель вооружил против себя афинян, не желавших признать его за истинного философа. Отношения же Платона и Аристотеля имеют такое важное значение для уяснения личности последнего, что мы будем говорить о них в следующей главе отдельно.

Свободный образ жизни Аристотеля послужил основанием к различным взведенным на него клеветам. Говорили, что он в кутежах спустил свое состояние и для приискания средств избрал себе ремесло дрогиста.[1 - москательщика, торговца аптечным товаром, снадобщика, зеленщика (Словарь В. Даля)] В действительности же Аристотель, не терпевший стеснений, никогда не предавался излишествам; он знал медицину и в Афинах оказывал медицинскую помощь, когда за ней к нему обращались. Но в то время каждый медик изготовлял и продавал лекарства своим больным; отсюда возникла нелепая басня.

Аристотель провел в сообществе с Платоном семнадцать лет. Есть основание думать, что Платон любил своего гениального и непокорного ученика и не только передал ему все свои познания, но перелил в него всю свою душу. Между учителем и учеником образовалась самая тесная связь со всеми ее необходимыми последствиями: временными размолвками, горячими примирениями и так далее.

Аристотеля часто обвиняли в неблагодарности к Платону; но лучшею защитою против этого обвинения служит то, что Аристотель сам говорит об отношениях своих к Платону. В элегии на смерть одного из своих любимых учеников он вспоминает своего учителя и говорит: «ему не решился бы сделать вреда самый злейший человек». Затем в «Никомаховой этике» он, как всегда в немногих, но сильных словах, высказывает, как тяжело ему, истины ради, говорить против Платона. Действительно, в полемике своей с творцом идей он всегда говорит в сдержанном и глубоко почтительном тоне. До смерти Платона Аристотель не открывал своей школы, хотя философские его воззрения давно были разработаны во всех подробностях. Несмотря на это, он учил только риторике. В своих чтениях он полемизировал с софистом Исократом, поражая его своими насмешками. Исократу в то время было около восьмидесяти лет. С ним, собственно, не стоило и сражаться, но Аристотель в его лице побивал всех софистов. В числе учеников Аристотеля в риторике был Гермий; раб Атарнейского тирана; впоследствии, благодаря дружбе со своим господином и своему высокому образованию, он сделался его преемником. Итак, Аристотель жил около двадцати лет, занимаясь больше, как теперь принято говорить, кабинетным трудом. Он стоял в стороне от всего, что наполняло политическую жизнь природного афинянина. В то время в Афинах все дышало глухою ненавистью к Филиппу Македонскому. Аристотель не мог разделить ее, потому что любил даровитого и просвещенного Филиппа, но не мог также не понимать, на чьей стороне была справедливость. Достоверно известно, что Аристотель оставил город Афины за 348 лет до Р. X., в год смерти Платона, для того, чтобы путешествиями дополнить свое образование. Вместе с Ксенократом, преемником Платона, он посетил Среднюю Азию и принял приглашение любимого ученика, Гермия, тирана Атарнеи, погостить у него. Воспитанный в Афинах и преданный философии, пылкий Гермий лелеял мечту освободить все греческие города Малой Азии от персидского ига. Это было также заветной мыслью Филиппа Македонского, а для сына его Александра служило вечным предлогом для нескончаемых войн. Желания Гермия не мог не разделять Аристотель; нет сомнения, что у него была общая с друзьями политическая программа, и весьма вероятно, что ему в этом отношении принадлежала инициатива. Это можно заключить из того, что путешествию Аристотеля в то время все придавали характер дипломатической миссии. Диоген Лаэртский, однако, несправедливо говорит: афиняне отправили Аристотеля послом к македонскому царю. Из уцелевших данных Гермий рисуется нам человеком горячим, благородным, но малоосмотрительным. Беглый грек Ментор, находившийся на службе у персидского царя, вовлек Гермия в заговор и затем выдал его Артаксерксу, который велел лишить жизни тирана Атарнеи. Эта смерть глубоко огорчила Аристотеля, может быть, еще более потому, что Гермий погиб за идею, созревшую в уме самого философа. Свое горе Аристотель излил в двух стихотворениях, которые уцелели и дошли до нас; одно из них было переведено на французский язык в 1832 году поэтом Дидо; это гимн добродетели. Вот его начало: «О добродетель, заставляющая людей покорять свою природу, ты первая из сокровищ, которые человек должен стараться себе завоевать. Ради тебя Греция, счастливая своим страданьем, неизменно переносит бесконечное горе. За твою святую красоту, благородная и чистая дева, она видит смерть своих сынов. Так прекрасен вечный плод, которым ты пленяешь души героев. Греки этот плод предпочитают знатности происхождения, золоту и сладкому покою…» Другое стихотворение – четверостишие, представляющее надпись над монументом, воздвигнутым Аристотелем Гермию в Дельфийском храме: «Один персидский царь, противник всех законов, умертвил того, кто здесь изображен. Великодушный враг постарался бы победить его открыто оружием; изменник выдал его, опутав сетями ложной дружбы».