Лето придёт во сне. Оазис

Если она думала, что такие слова меня успокоят, то зря. Все знают, где бывает бесплатный сыр, и в бескорыстную доброту я уже не верила. Сразу вспомнилось, как в приютском лесу Белесый предлагал мне свою "дружбу" и что под этим подразумевалось.

Видимо, моё молчание удивило Ирэн, она приподняла тонкие, словно нарисованные брови.

– Ты даже ничего не спросишь?

– Спрошу, – я постаралась, чтобы голос звучал спокойно и не выдал моих подозрений. – Когда я могу увидеть мою подругу?

– Ярину? – Ирэн расплылась в улыбке. – Милейшее дитя. Совсем недавно мы с ней имели довольно долгую беседу, и могу сказать, что, если ты наделена хотя бы долей её благоразумия, у нас с вами всё сложится просто замечательно. Думаю, что сейчас ты можешь пообедать и принять лекарства, а после я позволю ей тебя навестить. Хорошо?

Есть мне совершенно не хотелось, что было даже странно после стольких дней на ворованных помидорах и зелени, но я торопливо кивнула. Что угодно, если потом увижу Яринку.

– Вот и отлично, – Ирэн поднялась, огладила руками подол длинной прямой юбки. – А после и мы с тобой пообщаемся. Скажу Маше, чтобы подала обед.

Обед здесь оказался хорош. Куда лучше, чем в приюте. Машута прикатила на небольшом столике тарелку исходящего ароматным паром золотистого бульона, аппетитного вида котлетки с коричневой корочкой и горку фруктов в небольшой корзинке. Но осилить из всего этого великолепия я смогла лишь бульон, и то потому, что мне хотелось пить, а не есть. Проглотила несколько таблеток и выжидательно уставилась на Машуту. Та неправильно истолковала мой взгляд, спохватилась:

– Одежда? Я принесла! – откуда-то выхватила белый халатик и заботливо расправила на постели. – Будем вставать?

Её участие было искренним, улыбка настоящей, и именно ей я рискнула задать вопрос, который не оставлял меня с того момента, как я открыла глаза в этом странном месте.

– Где я?

Машута смешалась, потупилась.

– Я… я думаю, что об этом тебе лучше поговорить с Ирэн.

– Это ведь не приют? И не больница?

– Нет, – нехотя признала она.

– Тогда что? Просто скажи – где я?

– В Оазисе, – Машута снова заулыбалась. – Ты в Оазисе, а это куда лучше, чем в приюте, уж поверь мне, я сама приютская.

Это признание ещё больше расположило меня к Машуте. Я оживлённо подалась вперёд.

– Ты сирота? А сюда как попала? А что это – Оазис? Зачем мы здесь? Кто такая Ирэн?

Поток моих вопросов прервал звук шагов за дверями, и мы снова увидела на пороге доктора. Он улыбался.

– К нашей больной посетители! Пойдём, Машута, не будем мешать.

За его спиной нетерпеливо переминалась с ноги на ногу Яринка.

Подруга сразу бросилась ко мне, хотела обнять, но испугалась многочисленных бинтов и только неловко затопталась у постели, жалобно ойкая. А я смотрела на неё во все глаза, да так, что даже не заметила, как доктор и Машута оставили нас наедине.

Яринка была без косы, с распущенными волосами, и, пусть за последние дни нашей свободы я к этому как-то уже привыкла, но видеть её простоволосой в помещении всё равно было странно. Да и не это главное. Больше всего меня поразила одежда. На подруге оказалась ярко-жёлтая куцая маечка с блёстками и то, что я поначалу приняла за трусики и что при ближайшем рассмотрении оказалось обрезанными по самую попу голубыми джинсами.

Шорты! Шорты, вот как это называлось. Летом в Маслятах взрослые иногда надевали похожие, работая в огородах или на покосе. Но такое было редко, по-настоящему жаркие дни в Сибири выдавались нечасто, а таёжные паразиты – комар и мошка – не дремали. Я шорт никогда не носила: было бы глупо, постоянно лазая в травяных зарослях, оставлять ноги беззащитными перед крапивой и осокой.

И вот здесь, сейчас, в этом загадочном месте, которое Машута назвала почему-то Оазисом, моя Яринка одета в то, что невозможно было вообразить. И, надо сказать, такой наряд украсил мою подругу, как не украсило бы, наверное, ни одно самое нарядное платье. Она казалась лёгкой как пёрышко и свежей, как ещё не высохший мазок краски. От её яркости (рыжий, жёлтый, голубой) зарябило в глазах, а ведь я привыкла всегда видеть Яринку облачённой в коричневые, тёмно-синие и серые тона, цвета школьной формы и повседневной одежды приюта. Кто бы мог подумать, что одежда может настолько изменить человека!

– Яринка, ты… ты такая…

Но закончить мысль мне не удалось, потому что подруга всё-таки изловчилась приобнять меня, не затрагивая бинтов, и разревелась. Я жутко перепугалась, подумав, что слёзы вызваны чем-то, чего я ещё не знаю, что на самом деле мы попали в какое-то ужасное место, где нас не ждёт ничего хорошего. И чуть сама не заревела от облегчения, когда выяснилось, что Яринка всего лишь продолжает винить себя в моих увечьях.

– Прости, Дайка, я испугалась! Я собак боюсь очень, я не смогла слезть с дерева, чтобы тебе помочь, меня как парализовало! Я знала, что должна тебя спасать, а пошевелиться не могла…

– Ещё чего не хватало! – возмутилась я, мигом вообразив себе эту картину, – Тогда бы мы обе сейчас тут лежали, как две мумии!

Яринка неожиданно перестала всхлипывать и несмело хихикнула:

– Даечка, не сердись, но ты и правда немного… похожа… все эти бинты.

Мы уставились друг на друга и вдруг расхохотались, чуть не стукнувшись лбами. Расхохотались так, что у меня заболела правая половина лица под повязкой, а в дверь заглянула встревоженная Машута.

Не знаю, был ли вызван приступ этого безудержного веселья какими-нибудь хитрыми вывертами психики, но, когда мы отсмеялись и более-менее успокоились, я почувствовала себя намного лучше – напряжение, владевшее мною с момента пробуждения, исчезло. Да и какого фига? Руки-ноги мои на месте, хоть и изрядно обглоданные, Яринка рядом, вода-еда есть, чего ещё желать в ближайшее время?

Я расслабленно откинулась на подушку, а продолжавшая улыбаться, как солнышко, Яринка присела на край моей постели. Я уже хотела приступить к расспросам, но заметила, что подруга жадно косится на обеденный столик, где уже остыли не съеденные мною котлетки.

– Ешь, если хочешь, я не буду.

Она виновато посмотрела на меня, но дважды себя просить не заставила.

– Я такая обжора стала, – пожаловалась подруга, пристроив тарелку на голые колени. – Всё съедаю до крошки и ложку облизываю. Никак не могу забыть, как есть было нечего. А на помидоры и огурцы теперь даже смотреть не могу.

Мы невесело посмеялись. Слова подруги меня не удивили, я была готова к тому, что после выздоровления и у меня появится зверский аппетит. Пока же его не было совсем. Поэтому я терпеливо подождала, пока Яринка доест котлеты и фрукты, и лишь после этого спросила:

– Где мы?

– В Оазисе, – сыто отдуваясь, ответила подруга и привалилась к спинке кровати.

Я почувствовала раздражение. Сговорились они что ли? Неужели не понятно, что это дурацкое слово мне ни о чём не говорит?

– Да ну? И где пальмы? Где пустыня?

Яринка хихикнула и махнула рукой в сторону окна.

– Там. Серьёзно. Там есть и пальмы, и пустыня.

Моё терпение лопнуло и я, оторвавшись от подушки, сердито потребовала:

– Помоги мне встать и одеться!

Яринка послушно вскочила. Общими усилиями мы натянули рукава халата на мои перебинтованные руки и застегнули его. Перестав быть голой, я почувствовала ещё большую уверенность в своих силах и, держась за Яринкину руку, поднялась на ноги. Да, больно. К счастью, сами ступни не пострадали, а бёдра и голени, хоть и были покусаны, но позволяли мне держаться вертикально. Первый шаг дался тоже вполне сносно, и, приободрившись, я заковыляла к окну.

Подруга не соврала. Я сразу увидела пальмы. Настоящие пальмы, о существовании на свете которых раньше знала лишь из кино и книг. Высокие, раскидистые, толстые внизу и заостряющиеся к верхушке. Честное слово, если бы я узрела резвящихся на них обезьян и попугаев, и то не могла бы удивиться сильнее.

– Ну как? – спросила Яринка, наслаждаясь произведённым эффектом.