Анарил помолчала, потом тихо произнесла:
– Мы с тобой давно уже поняли, что есть еще какой-то канал, через который информация между нашими мирами кочует. – Более того, они оба подозревали, что их прозрачная стена возникла как побочное явление этого самого канала.
– Согласен, – имлаймори кивнул. – Меня тревожит, что общаются наши коллеги явно не в мирных целях. От них постоянно какая-то гадость исходит. И всегда во вред! Та тварь, которую создала Лейла Дорс у нас, «нить Анебика» у вас. И опять? Чего они добиваются?
– Я искренне надеюсь, что они, кем бы они ни были, просто обстряпывают свои темные делишки, и им, в сущности, нет до нас никакого дела.
– Но ты так не думаешь? – Ингвар вгляделся в огорченное лицо.
– Ты и сам так не думаешь.
– Я и не знаю, что думать, – признался имлаймори. – Я далек от высокомерия считать, что весь мир крутится вокруг меня, включая межмировые заговоры.
– Однако… слишком многое сходится, не так ли? – поддержала его Анарил.
– Да уж. Кто дал Лейле Дорс заклинание по призыву твари и зачем? Он же не взял с нее денег или услуг. Я ни за что не поверю, что кому-то она, или ее тетя, мешали. По крайней мере, доказательств этому я не нашел.
– А вот Нора Дочч могла и заплатить, – Анарил вздохнула.
– Она так и не пришла в себя? – участливо спросил Ингвар, видя ее печаль.
– Говорят, ей становится лучше. – Девушка попыталась улыбнуться, но вышло кривовато. – Но не настолько, чтобы расспросить ее об обстоятельствах, при которых она получила столь необычные заклинания.
– Жаль. – Больше всего имлаймори, признаться, жалел именно об информации.
– Жаль, – согласилась Анарил. – Возможно, есть еще какие-то дела, которые в наше поле зрения не попали.
– Я узнавал про необычные заклинания и тварей. Но пока этот демон… как ты его назвала?
– Кавахара.
– Вот да… пока он единственный, кого можно смело отнести к существам, которые у нас не водятся.
– Но опять же… в случае с первой тварью они не могли не понимать, что с этой бедой побегут к тебе. К тому же начальные происшествия случались с твоими соседями. И сейчас… И еще – ведь этот молодчик показался Реолу именно в маске Армандо. Разумеется, вы заинтересовались, тем более история на диво необычная. И тут маска появляется. Вы не могли не пойти на первый спектакль!
– В принципе, могли, – протянул Ингвар, как всегда, получая удовольствие от спокойной логики этой женщины. – Но все же вероятность тому мала.
– Именно! – четко очерченные брови Анарил нахмурились. Вот тоже странно, волосы бирюзовые, а ресницы и брови темные, почти черные. – Так на что они рассчитывали?
– Мог этот кавахара появиться сам собой?
Оннонге уже открыла рот для быстрого «нет», однако потом задумалась.
– Не думаю, – ответила-таки она. – Там же много условий. Но я посмотрю в более детальных справочниках.
– Посмотри. Но в целом ты права. Если это чей-то умысел, то странный. Какая цель? Массовые жертвы? Паника?
– Очень похоже, хотели, чтобы ты оказался с кавахарой один на один.
– Но я сильнее. Тем более рядом был Реол.
– Могли наши неизвестные предположить, что ты не справишься?
– Хм… у меня репутация сильного имлаймори, и я истинный жрец Удзару, – без смущения произнес Ингвар. – Это большая сила.
Девушка странно на него посмотрела, но осуждения или иронии в ее взгляде не читалось.
– Может, проверка? Прощупывание?
– Возможно. Мне не нравится, что мы опять вернулись к теории о том, что все это связано со мной.
– Нам или не хватает сведений, или мы не все понимаем, или у тебя действительно появились враги. Ингвар, а вообще у тебя есть враги?
Мужчина смотрел на Анарил, но, судя по всему, ее не видел. И девушка почувствовала себя виноватой. Она давно уже поняла, что имлаймори многое повидал, еще больше сделал, а значит, за его спиной остались – и немало – те, кто хотел бы погубить его. И коль этого до сих пор не случилось, значит, их или устранили, или Ингвар достаточно силен, чтобы не опасаться. Но вина проснулась в Анарил не поэтому. А из-за того страшного сна, который ей привиделся в первые дни их знакомства. Оннонге не знала, почему, но не сомневалась: она увидела то, что произошло на самом деле.
Тогда… ей показалось, что она оказалась в жутком, полном тьмы месте, висит беспомощная в цепях, не в силах пошевелить даже пальцем. Она чувствовала приближение чего-то страшного, ужасающего. Могучего, древнего, бесконечно жестокого. Он смотрел на нее из темноты и наслаждался ее паникой и бессилием.
А потом начал приближаться, бесшумный, невидимый в чернильной тьме, но Анарил почувствовала это всем своим существом. Его аура давила, давила, давила. Никогда раньше ей не приходилось ощущать что-то настолько же сильное. Даже имея дело с мощнейшими магами или опаснейшими монстрами. Включая демонов.
Но даже не это страшно. Куда хуже то, что он тот, кто сейчас находился в кромешной тьме, желал зла. Ему нравилось, что она, полностью беззащитная, висит перед ним, нравился ее страх. Он наслаждался им – этим животным, первобытным ужасом, пропитавшим всю ее кровь, все ее сознание – как изысканным лакомством.
Ей казалось, что неизвестный подходит все ближе и ближе, медленно и неотвратимо. Кожу опаляло, как в жаркий полдень на открытом солнце, а вот мышцы деревенели от дикого холода. Тогда, в том сне Анарил впервые испытала настоящий страх. Не тревогу, не опасения, не почти привычное «что же теперь будет?», – нет, поглощающий разум ужас, заставляющий биться в оковах, калеча себя и не замечая этого, вымывающий из головы все мысли, лишающий достоинства и самоуважения.
И когда монстр из тьмы подошел и коснулся шеи Анарил, она уже не могла молчать. Закричала в абсолютной тишине. И в тот же миг ощутила, как из нее вытекают все мысли, чувства. Все, до самой мельчайшей эмоции, словно она сосуд, из которого выкачивают все содержимое. Неизвестный забирает ее силы, ее способности, ее личность. Высасывает каждую частицу того, что делает ее человеком. Взамен оставляя режущую пустоту, отупение и отчаяние. Глухое и безнадежное. А потом забирая и его. Взамен приходило равнодушие, но это было не равнодушие живого существа, это было равнодушие пустоты. Истинная смерть, она такая: тебя заменяет пустота.
В какой-то момент он отступил, отдалился, оставив в ней лишь каплю души. В беспамятстве. Но только затем, чтобы заставить снова очнуться. И вновь ощутить темноту и опасность. Почувствовать рядом зверя. Ждущего, готового.
И как только она наполнилась этим страхом снова, он вновь шагнул вперед. Так же медленно и неотвратимо. Чтобы пить ее боль, страх и силу. Как пьют ликер. Вкусный и дорогой.
В тот момент Анарил была кормом и понимала это. Потом, не сразу, она все же поняла, что это только сон, но не просто кошмар, а окно в чужую прошлую жизнь, в которой на месте жертвы-корма висел юноша с тогда еще длинными пепельными волосами и очень знакомой аурой. И хотя Анарил знала это лицо совсем другим – куда более взрослым, сомнений у нее не возникло. Это был Ингвар. Еще чужой, уже почти родной. И в том жутком сне оннонге поняла – все так и было. Этот ужас происходил в реальности. С ним. Оттого и смотрят его глаза сейчас порой с такой мукой и скрытой яростью, что он все помнит. Он прошел это, вырвался, стал сильнее, но ничего не забыл. И не излечился до конца. Анарил это понимала. Но зачем-то спросила все равно. И теперь отчаянно боялась его ответа.
Ингвар смотрел на девушку с миндалевидными глазами, в которых дрожала тревога… и сочувствие. Почему?
Ему отчаянно захотелось протянуть руку, коснуться ее щеки, погладить, заправить бирюзовый локон за ухо, как-то стереть с этого прелестного лица беспокойство. А еще имлаймори думал, что вопрос задан вполне обычный и даже логичный. Только почему столько вины в ее взгляде, столько сочувствия и волнения?
– Ты что-то знаешь, – догадался мужчина. И по ее лицу понял, что угадал. Девушка, осознав, что выдала себя, прикусила губу.
Как сказать о таком? Мужчины, особенно сильные, не выносят, когда женщина видит их слабость. Сможет ли их дружба пережить ее знание и, хуже того, признание в нем? Анарил подняла взгляд на Ингвара и утонула в его пепельных глазах. Таких теплых, таких серьезных… Она не сможет им соврать…
– Я… видела сон. В один из первых дней нашего знакомства, – начала девушка, сжимая оборку на платье. – Очень… страшно… Темнота, беспомощность… Ощущение оков на руках и ногах… – Анарил вновь посмотрела на Ингвара, не зная, как ей лучше поступить. – И я… мне было страшно. Очень. И там был… кто-то. Очень сильный и очень злой. И он питался моими чувствами… любыми. Страхом особенно. – Теперь она видела, как ее слова меняют что-то в глазах жреца. Что-то жуткое просыпается там, что-то, что она не хотела бы видеть никогда. – А потом…
– Потом? – голос показался далекой – пока! – грозой.
– А потом я поняла, что это не со мной, – призналась Анарил, понимая, что, возможно, губит их добрые отношения. – Я увидела тебя. Моложе, с длинными волосами…
Девушка замолчала, впившись взглядом в застывшее лицо Ингвара. Что же она наделала? Он же такой сильный, держится с таким достоинством. Ему же ненавистно это бессилие. Он же наверняка считает, что это слабость. Анарил еще крепче сжала кулаки, комкающие платье. А ведь то, что он выжил и не сломался, пошел дальше и стал тем, кто он сейчас, говорит о силе. Невероятной силе. Но не будешь же ему это доказывать. Девушка уставилась на руки, совершенно не представляя, что сказать.
– А когда это было? – сейчас голос звучал задумчиво.