Неблизкие

У него идеальная линия челюсти, на подбородке ямочка. Широкая бровь насмешливо ползет вверх, а наглющие глаза с не меньшим интересом изучают мое лицо.

– А ты красивая, стесняшка.

От чувственной улыбки в желудке сжимается.

К щекам стремительно приливает краска от собственной любознательности. Это же я также, как и он, рассматриваю его!

Быстро отворачиваюсь.

Положив ладонь на спинку дивана, спешу вперед.

– Ты вывел меня сюда, чтобы оценить мою внешность или помочь сориентироваться в пространстве?

– Совместить приятное с полезным, – хмыкает позади меня.

Наглец.

Сделав шаг вперед, наступаю снова на что—то шуршащее.

– Ты сказал, что убрал, – притормаживаю, опуская голову вниз.

Пустая пачка от сухариков что ли?

– Убрал. Частично. До сюда еще не дошел.

– Максим..

– Я помню—помню. Перенесем уборку на ночь. Раз уж ты в состоянии видеть, вместе нам убирать будет гораздо быстрее, – этот засранец подходит сзади и кладет мне руки на талию.

Мизинцами цепляет бедренные косточки.

Мое сердце дергается и заходится от ощущений.

– Я здесь не мусорила. И вообще, мне противопоказаны нагрузки, – снимаю его руки, потому что ощущается это… чересчур.

Он поднимает пачку и комкает ее в кулаке.

– Здесь грамм десять от силы. Никаких нагрузок.

Сложив руки на груди, возмущенно оборачиваюсь, а ему весело.

– Шучу я. Ты вообще запоминаешь пространство, или только на меня смотришь?

Закатив глаза, отворачиваюсь. Ну что за человек?

Вот только я кажется, действительно смотрю больше на него, чем запоминаю что где располагается.

Так, ближе к делу.

Диван, длинная низкая полка с телевизором у стены, а в другом конце зала островок кухни. Тут рассмотреть, что где стоит не получается, так как света от фонарей не достаточно, а мониторы не настолько яркие, чтобы осветить все пространство.

Но даже так, уже намного лучше. Мой мозг примерно запечатлел что и где, завтра мне будет однозначно легче.

– Спасибо за экскурсию. Пора закругляться.

Разворачиваюсь и неспешно иду обратно. Боюсь наступить еще на что—то.

– А днем тебе совсем нельзя без повязки? – Максим следует за мной.

– Нет. Еще три недели нужно поберечься. Нельзя, чтобы глаза что—то раздражало, или не дай Бог попало в них что—то. Операция слишком дорогостоящая.

Присвистнув, обгоняет меня и смотря мне в лицо, идет задом.

– А если что—то пойдет не так?

– Придется экстренно лечить. Таблетки, уколы. Если пойдет сильное отторжение, нужно будет делать повторную операцию. Я стараюсь об этом не думать и настраиваться на лучшее. Все—таки восемьдесят процентов подобных операций проходит успешно.

Ударившись спиной о косяк, останавливается около моей спальни.

Ведёт меня взглядом.

– То есть шкурку у лягушонки сжигать запрещается?

– Что? – не понимаю сначала, а потом прослеживаю его взгляд, направленный на повязку, лежащую на тумбочке.

Обалдел?

– Если ты пытался сделать комплимент, Максим, то у тебя не получилось.

– Первый нормальный ты проигнорировала.

Прохожу мимо, случайно цепляя плечом его грудь и тут же отшатываюсь.

Кожа взрывается мурашками, а грудь – обидой.

Оборачиваюсь и берусь за дверь.

– Ладно, это была неудачная шутка, – вскидывает примирительно ладони. – Иногда я грешу неуместными репликами.

– Я заметила. Спокойной ночи.

Под оглашающий пульс не слишком вежливо закрываю ее перед его носом.

Лягушонка? То есть я настолько страшная с этой повязкой?

Она тонкая по краям, современная. Больше похожа на небольшие пиратские накладки на глаза, которых не видно за солнцезащитными очками.

– Я пока еще не сплю, – вздрагиваю от его голоса за дверью. – если что надо будет – зови.