Никита нахмурился и глянул волком на Наташку из-под бровей. Затем, прочистив горло, произнёс.
– Я сдам кулон и куплю что-нибудь другое.
Но я уже проворно выхватила из его рук коробочку и раскрыла ладонь в ожидающем жесте.
– Нет, мне он подходит! Хочу его оставить!
Парень прикусил губу и неохотно вернул цепочку. Сделал он это медленно, словно надеясь, что я передумаю. Оказавшись в машине, Никита пристегнул ремень.
– Ладно, девочки! Веселитесь, – спокойно произнёс он.
Телефон на соседнем сидении начал весело мигать, извещая своего владельца о том, что ему поступил входящий вызов.
Я подошла так близко к открытому окну автомобиля, что без труда увидела имя на экране – «Кайрат». Поморщившись, что не укрылось от взгляда блондина, я кивнула на смартфон.
– Ответь.
Никита взял телефон и, должно быть, нечаянно нажал на громкую связь. На весь салон раздался громкий хриплый голос Кайрата:
– Он нас нашёл!
Никита чертыхнулся и, бросив на меня обеспокоенный взгляд, тут же выключил динамик. Зажав плечом трубку, он быстро повернул ключ зажигания. Не глядя на меня, произнёс напряженным голосом:
– Я в курсе. Перезвоню.
Машина заревела, показывая, что готова к старту по плохим дорогам пригорода.
– Никит, что-то случилось? – не выдержала я.
– Нет! – ровно и твёрдо произнёс жених. – Небольшие рабочие моменты.
Ещё раз оглядев мое лицо, словно впитывая в себя образ, он хрипло произнёс:
– До завтра, буду скучать.
Тормоза взвизгнули, и машина двинулась вперёд.
Я повернулась к дому, где облокотившись округлым бедром о калитку, стояла Наташка и лузгала семечки.
– Что?! – буркнута она, видя мой недовольный взгляд.
Я уже открыла рот, намереваясь высказать ей все, что я думаю по поводу ее поведения. В этот момент на кухне у бабули вспыхнул свет, и я промолчала.
– Ничего! – не очень-то любезно ответила подруге.
Та пожала плечами и поплелась за мной в дом.
Позже, после посиделок за стареньким столом, накрытым не дорогой клеенчатой скатертью, мы сидели у крыльца. Лавочку, которая была под нами, сконструировал в молодости мой отец. В то далекое время он ещё был совсем молодым и отчаянно влюблённым в мою мать, простым рабочим на керамзитовом заводе.
Я грустно улыбнулась, вспомнив о том, как весёлая мама, сверкая глазами, рассказывала мне о том, что отец ей совсем не понравился в их первую встречу. Больно уж от него неприятный запах был, как поясняла она, сжимая пальцами крылья носа для наглядности.
Папа лишь лукаво посмеивался, объясняя происхождение аромата обожженной глиной. Он нисколько не обижался на не лестное замечание мамы.
Я ещё с детства помнила этот запах. Он никогда не казался мне ужасным. Может это покажется странным, но он ассоциировался у меня с отцом и надёжностью.
Поэтому по вечерам в маленькой комнатушке бабушкиного дома, я тайком от всех прижимала к себе рубашку отца. Так уж вышло, что это была единственная вещь, что у меня осталась от родителей.
После их гибели наш дом долгое время осматривали, что-то искали. Поэтому после всех проверок я просто не смогла там находиться и впопыхах сбежала из тихого безмолвного дома.
А потом, перебирая шкаф с вещами у бабушки, наткнулась на старую рубашку отца, пропахшую обожженной глиной…
Папа. Стоило лишь беззвучно произнести слова губами, как по щекам заструились крупные соленые капли. Перед глазами тут же появлялось открытое добродушное родное лицо.
Каштановые волосы, бирюзовые глаза… Должно быть, эти глаза и покорили мою маму. Они словно лучились светом, мелкие морщинки разбегались от уголков глаз, что придавало особенный шарм. Отец был интересным мужчиной. Я ни один раз видела, как женщины с придыханием смотрят на него. Будь то секретарша Настасья или соседка, да что там – даже продавщица тетя Зоя вздыхала о том, какой мужчина Александр Андреевич.
Не смотря на то, что отец явно не страдал от невнимания противоположного пола, я ни разу не стала свидетелем скандалов или споров. Ревность обошла стороной наш дом. А все потому, что бирюзовые глаза смотрели с обожанием только на одну женщину – светловолосую красавицу, что стала ему женой еще в ранней юности. Женщину, что подарила ему любимую и единственную дочь, так похожую на свою мать, но унаследовавшую редкий цвет глаз своего отца.
– Опять витаешь в облаках? – быстро и ловко орудуя спицами для вязания, беззлобно спросила бабушка.
Наташка, подперев подбородок рукой, сидела рядом и следила за магией рук бабушки Нины.
– Да так, – кисло ответила, не находя сидя даже на то, чтобы выжать из себя что-то позитивное.
Бабушка на секунду прекратила вязать, и меня коснулся внимательный, пронзительный взгляд. Умела она вот так посмотреть – словно в душу заглянуть.
– Ты бы показала, что тебе твой суженный-ряженный подарил.
– Ну, бааа! – протянула я. – Ну, какой он суженный-ряженный?
Бабушкины пальцы вновь ловко заработали над очередным шарфиком или носком, как бы я не приглядывалась так и не поняла, что же это готовится выйти из опытных рук бабули.
– Ну, а что, не ряженый? – спокойно ответила старушка. – Вон весь в этой… дольче гавана.
Сидящая рядом Наташка прикусила зубами губу, стараясь не засмеяться в голос.
– Дольче Габбана, ба! – поправила я бабушку Нину. Даже я не удержалась от улыбки на слова родительницы.
Хотя где-то в глубине души мне было обидно, что она не так уж и радушно приняла Никиту. Чувствовала я в ее словах некое пренебрежение к моему жениху, словно она все надеется, что это игры и рано или поздно мы расстанемся.
– Откуда ты знаешь про подарок? – удивилась я. Взгляд непроизвольно метнулся на Наташку.
Но та округлила глаза, всем своим видом показывая, что это не она.
Бабушка поправила на переносице очки и с небольшим раздражением ответила:
– Ну, чай не картошку же ты принесла в том маленьком пакетике? Показывай уже, я хоть и старая, но любопытная.
Я неохотно прошла в дом и вынесла на крыльцо бархатную коробочку.