– Дверь закрывайте! – приказал я рыдающим Мишель и Герде.
Они послушно, хотя и дрожащими руками, выполнили приказ. Герда даже сняла с пояса матери кольцо с ключами, чтобы запереть замок, и после спрятала его за спиной. Я же откинул в сторону ненужный меч и попытался удержать по-звериному воющего мастера Гастона на месте. Пришлось заламывать ему руки.
– Нельзя уже ничего сделать! Нельзя! – беспрерывно кричал я ему в лицо, пока он наконец-то не обмяк. Тогда я отпустил его. И он, прикрывая лицо морщинистыми сухими руками, бессильно заплакал:
– Катрин, Арьнен. Катрин!
Вид горько плачущего старика коробил моё нутро противным отвращением до глубины души, и при этом я не мог сказать к кому или к чему именно испытывал это отвращение. Были ли виноваты слёзы или же слабость глубоко уважаемого мной мастера Гастона? Или что, если это я сам себя вдруг возненавидел?
– Арьнен, – повторил мастер и запричитал. – Что же мы наделали? Что? Почему мы не справились? Почему мы оставили её одну?
Это «мы» ножом полосовало мои нервы. Я ничего такого не сделал, чтобы ныне испытывать вину. Почему «мы»? Отчего я должен был следить за девчонкой? Отчего я обязан был её защищать? С какой стати мастер Гастон чего-то от меня ожидал?!
В этот момент, словно подслушав мои мысли, старик уставился на меня мокрыми и красными от слёз, но удивительно ясными глазами:
– Почему ты не вмешался, Арьнен?
Нет, этот вопрос был последней каплей. И до сих пор не знаю почему я не сорвался, но мой голос прозвучал ровно:
– Когда я выбежал на улицу, то альп как раз собрался для прыжка на Катрин. Мы видели её улыбку, слышали последние слова, но, мастер Гастон, она уже была мертва. Опередить альпа ни у кого бы из нас не вышло.
– Почему? – после краткой паузы и долгого протяжного стона, громко спросил старик. – Почему я не заметил её ухода раньше тебя?!
– Однажды вы сами мне объяснили, что есть вещи, которые уже нельзя изменить или исправить. Нам приходится жить с ними, потому что ничего другого не остаётся…
Долгих две недели Эветта каждую ночь тайком при помощи верёвочной лесенки сбегала из дома и возвращалась только под утро. Я никак не комментировал это её поведение. Не высказывал претензий, что от неё всё чаще несёт отвратительным запахом браги. Молчал о том, что она абсолютно перестала помогать мне в исследовании. Даже если мы совместно выбирались к Эмэр’Альнен, то Эветта просто расстилала покрывало и ложилась спать. С Арнео я тоже разговаривал односложно и по необходимости. Холодно здоровался, если встречал его, задавал приличествующий ситуации вопрос. Отвечал иногда на какой?либо его. И на этом всё. Сжигающая меня обида казалась всеобъемлющей. Однако в один из дней я пересилил себя и, чтобы завязать с Эветтой необходимую беседу, во время завтрака заметил:
– В конце месяца надо будет вернуться в Чёрную Обитель.
Девушка вздрогнула и замерла. А затем, словно просыпаясь ото сна, обратилась ко мне:
– Арьнен, а ты уверен, что нам стоит возвращаться?
– Конечно.
– Неужели тебе не хочется остаться в Юдоле? А если не в Юдоле, то в каком?либо ином городе? Твоих навыков уже хватает, чтобы написать научный трактат, достойный мага. Но ведь ты можешь выбрать и какое угодно иное ремесло. Ты талантлив. Мастер Гастон постоянно предлагает тебе пойти к нему в ученики. А если поговорить с Арнео, то он не откажет научить тебя премудростям бардов… Попроси его! Тогда можно будет странствовать по разным странам всем вместе. Правда, чего сидеть в Амейрисе?
– Странствовать вместе?
– Да! – восторженно подтвердила она. – На слияние лун Арнео хочет сесть на корабль и переплыть Серое море. Он направляется в Шрай-Хан. Ты не хочешь побывать в стране Золотых Песков?
– Эветта, у нас же есть цель. Мы занимались исследованием для того, чтобы, возможно, аж сам Совет оценил наши результаты. Для кого-то такая работа подчёркивает итог всей жизни, но мы-то знаем, что это только начало. Что можем лучше. Больше. Грандиознее! А ты говоришь о том, чтобы переплыть море ради того, чтобы петь по трактирам и кабакам? Да что с тобой?
– Это с тобой что-то не так. И давно уже причём! – огрызнулась она. – Неужели ты не видишь, что за своим стремлением совершать открытия утрачиваешь самое главное?
– Что самое главное?
– Вкус первого поцелуя, трепет любви, восторг от сияния звёзд, радость… радость ощущения свободы. Неужели ты действительно хочешь замуровать себя в чёрные одежды мага? Хочешь нацепить амулет и забыть о том, что ты родился живым? Хочешь, чтобы люди обходили тебя стороной и за спиной складывали защитные знаки?
– А что в этом плохого?
– Вопрос в том, а чего хорошего? – Эветта вдруг едко и неприятно усмехнулась. – Думаешь, я не заметила, как после встречи с Жизель ты ведёшь себя? Не знаю, что ты щупаешь себя, когда думаешь, что один? Тихо стонешь от наслаждения!
Её взгляд остановился на моём паху, и я ощутил прилив крови к щекам. Моё поведение явно выходило за рамки приличия, но сдержать себя, стоило начать, становилось всё сложнее и сложнее… Мне ведь не думалось, что Эветта могла подсматривать!
– Арнео мне много чего рассказал о магах.
– Ты рассказала ему о нас?! – изумился я.
– Нет, конечно. Но ничто не мешало мне задавать вопросы, вот он и отвечал.
– И что?
– Став Чёрным магом, ты уже не сможешь вернуть то, что имеешь сейчас. Выйдя в мир, мы обязаны дать страшную клятву.
– Какую?
– В Ордене нет места любви. Маги Тьмы могут иметь детей, но обязаны оставить их сразу по рождению. И ни один человек не должен вызывать у Чёрного мага привязанности большей нежели служение Ордену. Координаторы порой устраивают показательные казни. Мне хватило и краткого пересказа, чтобы понять, почему большинство мужчин оскопляет себя.
– Оскопляет?
– Они отрезают себе то, чем могут любить. Чтобы более никогда и ничто не мешало блюсти правила.
– Вырезают сердце? – удивился я тому, что такое возможно.
– Нет, не сердце, а то, что ты теперь тайком теребишь руками… Но руки не идут ни в какое сравнение с тем, что может сделать с этим кусочком плоти женщина.
– А что может сделать женщина?
– Ха! – Эветта откинулась на спинку стула, моментально поняв, что поймала меня на крючок. Любопытство всегда было для меня самой лакомой приманкой. – Если хочешь, то могу поговорить с одной девушкой. Она сможет очень хорошо показать. Если ты, конечно, закроешь свой рот, позволишь ей делать всё без комментариев и не убежишь от первых прикосновений.
– Может, ты сама?
– Нет, Арьнен. У каждой женщины должен быть свой мужчина. Один.
– Почему?
– Потому что такие женщины называются порядочными. А я хочу быть порядочной женщиной.
– Мне противно представить, что кто-то будет меня касаться.
– Как знаешь, – она взяла яблоко и, прежде чем уйти с кухни, сказала. – Кстати, не вздумай ничего расспрашивать у мастера Гастона. Такие темы не принято обсуждать, просто это я не могу молчать и дальше. В твоём возрасте уже стыдно пребывать в полнейшем неведении о том, что каждый ребёнок знает.
– Ребёнок?
– Да… А, вот, кстати. Посмотри за окно.
Я повернулся вбок и увидел двух собак. Одна из них напрыгнула на вторую и играла, стараясь придавить её к земле ритмичными движениями.