Герой на подработке. Ищи ветра в поле

– Морьяр, а там на спине ещё одна дырка, про которую ты не говорил. Править?

– Конечно. Штопай иди!

– Вот-вот. Я ж говорю. То-то заживём! – словно в тосте поднимая кружку, в которой на этот раз была просто вода, радостно сообщил Данрад и, отпив, принялся набивать свою трубку.

Пока он не начал курить, я ушёл с кухни, хотя, наверное, стоило бы остаться и напрямую спросить, чего от меня так настойчиво желают добиться.

– Ты что хмурый такой? – тут же спросил меня Сорока. – Мрачнее склепа выглядишь.

– Да-а, – протянул я и, подумав, подсел к приятелю.

Сорока был назначен караульным. Он расположился возле окна, выходящего на улицу. Ставни были открыты настежь. Рамки, в которых обычно располагались слюдяные пластины или стёкла, по-летнему оказались пусты. На карнизе не болталось никакой занавески. В таком состоянии окно больше походило на дыру в стене, которую хотелось поскорее заделать. Но Сороку это не смущало. Мужчина бездеятельно сидел, положив ноги на низенький столик и скучающе поглядывал на прохожих. Те, сталкиваясь с ним взглядом, в основном опускали глаза и продолжали спешить по своим делам. Некоторые девицы заинтересованно улыбались, разглядывая его шрамы на лице. А вот стражник, который наверняка уже знал, кто поселился в этом доме, остановился и пристально оглядел Сороку, словно хотел запомнить каждую чёрточку лица нового гостя Ковальграда.

Мне на миг стало интересно, чтобы этот служивый смог рассказать своим товарищам, но тут солнечный утренний свет заиграл на золотой круглой серьге Сороки, и мои мысли вернулись к заданному мне вопросу.

– Всё вожак, – сознался я. – Он, по-моему, хочет избавиться от Элдри.

– Да, ну. Хотел бы, так занялся этим раньше, – отмахнулся приятель. – Малая уже своя в доску. И лечит хорошо, и червя на крючок насаживает исправно. Как поедем вдоль какой-нибудь реки, так снова леща выловим.

– Ты всё о рыбалке да о рыбалке, – искренне расстроился я, а Сорока (привычно для него) ровно, неторопливо и обстоятельно произнёс:

– А рыбалка она ладное дело. Тихо кругом. Успокаивает. Потом хорошо-хорошо на душе становится.

– Успокаивает?! Я позавчера с вами сходил зачем-то. Единственный и последний раз в моей жизни то было! Я потом весь день отойти не мог, так меня взбесило! То не клюёт. То клюёт, но срывается. И ждать вечно надо!

– Да тише ты. Чего сейчас-то разошёлся?

– Я тебе уже объяснил! Наш вожак хочет избавиться от Элдри.

На этот раз Сорока задумался. Поковырялся даже ногтем большого пальца в зубах для улучшения мыслительного процесса, и лишь потом заключил.

– Нет. Если тебе так видится, то рассчитывай, что он от тебя чего-то хочет. Потому что избавиться от Малой, это избавиться от тебя. Тут ты ему чётко дал понять. Вон. Даже, когда ножи метали, в позу встал. А избавиться от тебя Холща никак не желает. Иначе бы давно какого-либо ещё мага в Стаю принял.

– Да много ли магов захочет к нему присоединиться? – скептически поджал губы я.

К такому-то психу? Ха!

… Но мысль, что в Стае мог появиться ещё один маг, мне крайне не понравилась.

– Вот-вот, из-за твоего характера и не берёт никого, – звонко рассмеялся Сорока. – Всё равно ж уберёшь конкурента.

Рассуждения приятеля немного уняли мою нервозность. Меня даже защипало лёгкое любопытство, чего своим спектаклем хотел добиться Данрад? Однако унявшиеся нервы усилили сонливость. Я не спал из-за тягостных дум всю прошлую ночь, и организм требовал своего. Поэтому, в надежде выспаться, я побрёл к скромному чердаку, где обустроился с Элдри. Стоит сказать, мы с ней всегда занимали какой-нибудь дальний угол во время подобных городских стоянок. А если такового не находилось, то и вовсе арендовали апартаменты поблизости. В конце концов, вместо развесёлых шутих мне нужны были уютная кровать и тишина для медитации. Данрад на подобный отрыв от общества не возражал. По-моему, без меня все только дышали свободнее.

Увы, кажется, нормально выспаться сегодня бы мне не дали. С чердака доносился весёлый разговор. Элдри была не одна, а с Марви и Данко. Постояв немного у простенькой лестницы с перекладинами, я разобрал, что они играют в «веришь-не-веришь». Игра шла бойко, и жизненный опыт дал понять, что если я сейчас поднимусь и начну выгонять мешающие моему сну элементы, то можно смело ждать какой-либо подлянки от нашего вредного лучника. Он только-только начал со мной разговаривать в адекватных выражениях. Если сейчас влезть в его настойчивое налаживание отношений с нашей неповторимой убийцей, то мне хорошо так аукнется. Очень хорошо.

Вот тебе и дилемма на ровном месте. Трогать игроков не стоит. Спать хочется.

… Подумав, я открыл ближайшую дверь.

Эту комнатку заняла Марви, но раз она хозяйничает в моей, то почему бы и нет?

Дальнее пространство справа от входа занимала двуспальная кровать. От стены, с одной стороны, её отделяла тумбочка. С другой места было намного больше. Там находился проход к двустворчатому окну да прочая мебель. Не самая маленькая комнатка, но мне показалось, что внутри тесновато. Хотя, возможно, такое мнение у меня сложилось из-за раскиданных повсюду вещей. Всё, кроме аккуратно и педантично разложенных на столике приспособлений для убийства, валялось как попало, создавая впечатление недавнего неряшливого обыска. Я брезгливо поднял с кровати грязную мужскую одежду (в городах Марви благоразумно предпочитала одеваться как принято у женского пола). Высохшие куски земли, налипшие на штанины подобно броне, тут же осыпались на покрывало. Я завернул брюки во всё ещё мокрый плащ, скомканный так, что он ни за что бы не смог просохнуть, и положил всё это добро в дальний угол комнаты, надеясь, что оно до конца дня будет постирано. Рубаха туда не отправилась. От неё столь нещадно несло потом, что я вынужденно вывесил её за окно и поплотнее закрыл ставни. Затем мне пришлось отряхнуть от песка освобождённое от одежды покрывало и, горько вздыхая, я наконец-то смог улечься вздремнуть. Чем, собственно, устроил целое приключение.

Наверное, у каждого хоть раз получалось заснуть так, что хоть война и пушки стреляют, а не добудиться. Вот и со мной так вышло.

Начались же эпические поиски пропавшего мага Стаи с элементарного требования Данрада явиться де мне пред его очи грозные. Он несколько раз выкрикнул моё имя, но отклика не было. Поэтому он вышел с кухни размашистым шагом, узрел мающегося бездельем Сороку и спросил его не уходил ли я. Приятель со своего места прекрасно видел входную дверь, да и лично был свидетелем того, как я поднимался на второй этаж, а потому ответил своё уверенное нет. Данрад завопил моё имя ещё громче. Ответом ему была тишина, да высовывающиеся из разных углов рожи соратников. Большей частью сонные рожи. Все решили подремать по-человечески, покуда обед готовится. Но я на зычный зов снова не вышел, а потому вожак, матеря меня на чём свет стоит да свирепея, преодолел ступени лестницы, где и столкнулся с покинувшими чердак Марви, Данко и Элдри.

– Где эта скотина?! – требовательно обратился Данрад к ним.

– Не знаем, – встревоженно пожал плечами Данко. – Но на чердаке его точно нет. Мы только что оттуда спустились.

Элдри испуганно захлопала ресницами. Данрад резко отодвинул девочку к стене, чтобы она не мешала ему пройти, и уверенно зашагал вперёд, рывком открывая двери в каждую из комнат. По всей видимости, из-за хаоса в обители Марви и того, что я перебрался с неуютной кровати с полным клопов матрацем, на более уютный пол возле тумбочки, меня он не заметил. А женщина сразу по его уходу заперла дверь на ключ, пояснив молчаливо видевшему это Данко, что не хочет, чтобы в её вещах рылись. Она словно почувствовала, что где-то через полчаса Данрад прикажет обыскать дом.

Меня не нашли.

Тогда Сорока в очередной раз поклялся, что не поднимал своего зада со стула и прекрасно видел в комнате всё, кроме куда-либо уходящего меня. Да и все могли убедиться сами – засов остался не сдвинут ни на миллиметр. Ноздри Данрада зло затрепетали. Он потребовал проверить каждое окно. Их проверили. Все. Марви даже зашла в свою комнату, но увидев ставни закрытыми сразу вышла оттуда и снова повернула ключ в замке. Она не присматривалась к полу или изменившейся обстановке. Оружие-то на месте лежало.

Выслушав с десяток несуразных предположений, где же я есть, злой Данрад, нехорошо потирая бороду, отправил Браста узнать у втихаря карауливших наш дом стражников, не заметили ли они одного наглого типа. Те искренне удивились вопросу, но честно ответили, что нет. Для Стаи я словно сквозь землю провалился.

– Чего так всполыхнулись? Да на базаре он или ещё где-то в городе, – уверенно убеждал остальных в своём мнении Лис.

Засланец тут же напомнил, не забыв соорудить из пальцев маленький прямоугольник.

– А ничего, что окна заклхытые? Или он челез такую квадлатинку вылез?

– Через стену прошёл. Он же маг!

– Морьяр ни так, ни так не умеет, – подала тихий голос Элдри, украдкой утирая слезинки.

Данрад мрачно уставился на девочку. Он уже успокоился. На смену ярости к нему пришла рассудительность, подсказавшая дальнейший план действий.

– Марви и Борко, с Малой глаз не спускать. Засланец и Браст ко мне. Остальные отдыхайте.

– А со Странником что, когда объявится? – спросил Сорока.

– Сначала посмотрю, откуда он объявится.

Жизнь потекла своим чередом, но с каким-то неприятным выжидательным напряжением. Никто не верил, что я сбежал. Но никто и не понимал куда я мог настолько времени исчезнуть. Уже не просто вечерело, а готовилась вступать в свои права ночь. Даже оптимистичный Лис заткнулся и больше не генерировал невероятные идеи, как я мог выйти из дома. А затем как-то само собой все члены Стаи обнаружили, что собрались в холле, где по утру в одиночестве сидел Сорока. Даже Нинэлле, носа не показывавшая из кухни, отчего-то примостилась у порога и настороженно взирала на нас оттуда.

– Нечисть его унесла какая-то, что ли? – не выдержал царящей тишины Шептун, и в полумраке комнаты сразу скрипнула дверь. Все резко повернулись в её сторону, но это лишь Браст возвратился.

– Проверил я. Нет его, сука, в тюряге. Страже на глаза он тоже не попадался… А ты смог чего выяснить, а Засланец?

Засланец сидел на подоконнике и ножом вычищал траурную каёмку из-под неровных ногтей. От вопроса он поморщился и ответил.

– Неа. Местные заплхавлялы меня уважили. Всех своих жучили. Тихо.

– Не брешут?