Рукопись несбывшихся ожиданий. Теория смерти

– Ненормальная, – невольно отступая, заключил он и предпочёл пойти своей дорогой.

Собственно говоря, в аналогичной ситуации поступило точно также большинство других студентов. Отчего-то при встрече с любящими поиздеваться над ней Мила Свон начала вести себя как безумная. И нет, никто не смог догадаться, что на мысль о таком её натолкнула чистая случайность. Линялая шубка перевернула жизнь Милы, молодая женщина наконец-то нашла способ выжить в ненавистном ей обществе. А общество, к своему ужасу, постепенно уверялось, что жуткое поведение студентки далеко не хитрость.

Почему так?

Да потому, что, даже когда настала тёплая весна, молодая женщина не скинула с себя своих облезлых шкур. Сидеть на лекциях рядом с ней стало невозможно. От неё исходила такая вонь и она была так грязна, что от неё шарахались абсолютно все! Кроме того, говорить Мила Свон как будто разучилась. Внятную речь от неё можно было услышать только когда её вызывали для ответа преподаватели, всё остальное время молодая женщина скалилась, рычала и матюгалась на чём свет стоит. И, чаще всего, даже когда к ней никто не обращался. В какой?то момент Мила замирала и начинала нести словесный понос. И хотя ни к кому и ни к чему конкретному её слова нельзя было отнести, пугало людей её поведение изрядно.

– Чокнутая, – говорили они друг другу.

– Да когда же эту Тварь отчислят?

– От этой сумасшедшей надо избавиться!

Возмущения были горячи вплоть до весны. Затем они начали стихать, а к началу летних экзаменов вся суета и вовсе исчезла сама собой. Причин для такого хватало, но основная из них заключалась в том, что после случая с лером Конрадом и его приспешниками лезть на рожон никому не хотелось. Тем более, связываться пришлось бы с такой вот юродивой. Брезгливость не дозволяла аристократии подобного. Ну, и в целом постепенно абсолютно все студенты научились не обращать на Тварь внимания, если она в их поле видимости оказывалась. Преподаватели поступали аналогично. Стоило лер Свон войти в аудиторию, как они либо сами создавали вокруг неё сферу, не дающую миазмам распространиться по всему помещению, либо вызывали для этих целей кого-нибудь с факультета Воздушной Стихии. Мэтры смирились с этим обстоятельством, как с занудной обязанностью сродни ведения журналу, так как это им было приказано. И вот отчего…

Глава 5. Язык у человека мал – а сколько жизней он сломал! (с)

– Нет-нет. Вы говорите, что всё равно заинтересованы в наблюдении за успехами лер Свон, только потому что не знаете всей полноты ситуации. А вы вот, поглядите только, – прижимая руку к сердцу, словно бы оно у него неистово болело, обратился Олаф фон Дали к сидящему напротив него члену Ковена. – Ваше магическое величие, вы видите, что у нас здесь творится?

– Хм, – задумчиво потеребил подбородок архимаг – тот самый, что однажды наблюдал за ответом лер Свон на экзамене.

Это «хм» нисколько не соответствовало реакции, ожидаемой Олафом фон Дали. По этой причине ему очень захотелось прикрикнуть на архимага, едва ли за бородку его гневно дёрнуть, но, конечно, он проявил благоразумие и сдержался. И так наглостью было приглашать к себе столь влиятельное лицо всего-то ради того, чтобы показать Милу Свон во всей её красе.

– Возможно это вина дуалистической особенности, никто же не знает как подобное влияет на мозг, но студентка уж слишком экстравагантно себя вести начала. У меня есть уверенность, что она опасна для окружающих. Если ничего не предпринимать, то нечто нехорошее вот-вот произойдёт.

Словно на радость ректору лер Свон, за которой он и архимаг тайком наблюдали через магическое око, вдруг остановилась вблизи канцелярского магазинчика и, подняв голову к небу, с диким хохотом начала вертеться волчком.

– А что говорит её преподаватель по целительству?

– А? – переспросил Олаф фон Дали, так как, глядя на ненавистную студентку, невольно отвлёкся на собственные гневные мысли.

– Я спрашиваю, что говорит её преподаватель по целительству? Он ведь видит лер Свон не менее двух раз в неделю.

– Да он говорит тоже самое, что я вам сейчас говорю – у этой женщины психическое расстройство. И как нам учить её? Да ещё вблизи от лера Морриэнтэ! Мне страшно представить, что Его величество вот-вот отчитает меня из-за происходящего.

– Вряд ли вы будете удивлены тем, что я скажу, – с хитринкой во взгляде улыбнулся архимаг, – но Его величество и Ковен знают очень многое о происходящем у вас в академии. И раз уж мы молчим, на это есть причина.

– Причина? – вмиг насторожился Олаф фон Дали, хотя из-за испытываемого им возмущения его щёки всё же покраснели, как помидорчики.

Между тем вид архимага сделался задумчивым. Он словно размышлял, что ему лучше сказать, и наконец заговорил с предельной серьёзностью.

– Какими бы ни были способности мага, главное – его характер. Именно из-за необходимости правильного воспитания академия держится обособленно от прочего мира, именно из-за этого. За двенадцать лет вы обязаны не только отшлифовать талант студента и дать ему все положенные знания. Прежде всего, вы обязаны устранить недостатки его личности. Поэтому найдите к лер Свон соответствующий подход, она далеко не сумасшедшая.

– Да как это не сумасшедшая?

– А если она сумасшедшая, то вспомните – при приёме в академию она показала себя психически здоровым человеком. Напрашивается вопрос, что вы здесь с ней сотворили?

Внутренне Олаф фон Дали вознегодовал. Он сидел в своём кресле, а хотел подпрыгивать, как крышка кипящего чайника!

– На одном из экзаменов лер Свон упала в обморок, и наш преподаватель сумел диагностировать, что некогда у неё была серьёзная травма головы. Происходящее, скорее всего, является проявлением нежелательных последствий нарушения целостности черепа, а не тем, что мы «что-что здесь с ней сотворили», – наконец, произнёс он сквозь сжатые зубы, но уголки губ архимага всё равно приподнялись в усмешке.

– Формально вы можете исключить лер Свон по состоянию здоровья, у вас есть на это право. Вот только фактически вы этого доказать не сможете. Элементарно, иначе я не был бы сюда приглашён. Поэтому смиритесь с позицией Ковена – в моём лице вам выражено неодобрение.

– Нет, ну тогда я буду жаловаться королю! – не стерпел Олаф фон Дали. – Если Ковену так интересна эта студентка, пусть с ней кто-нибудь индивидуально занимается, потому что поймите – в обществе она находиться не может.

– Может и будет, – смерил его холодным взглядом архимаг прежде, чем устало вздохнул. – Я не буду объяснять вам истинную причину, отчего для Ковена важно держать лер Свон в академии как можно дольше, но Его величеству подоплёка нашего покровительства ей известна. И ему более чем понятно, отчего принц Адьир Морриэнтэ выступил в защиту этой студентки. Как бы она ни была ему неприятна, ещё более ему неприятны столь яркие истязательства людей над ней.

– Что? – удивился сказанному Олаф фон Дали. – Это ещё почему?

– Эльфы очень капризная и высокомерная раса, – с раздражением ответил архимаг. – Любой эльф даже наших королей мало во что ставит. В силу своих обязательств мне не единожды доводилось бывать в Лиадолле, и всякий раз я был вынужден морально готовиться к этим визитам. Сталкиваться с учтивым пренебрежением к себе – приятного мало.

– Уж о том, что эльфы не ставят людей вровень с собой, какими бы мы ни были талантливыми, способными, мудрыми и прочее, прочее, я осведомлён на практике, – едко заметил глава академии, но не успел добавить, что именно поэтому и стоит отчислить Милу Свон, именно из-за необходимости не создать у эльфийского принца совсем уж дурного впечатления о человечестве. Олаф фон Дали всего-то на пару мгновений замешкался, подбирая более подходящие слова, но этого времени хватило, чтобы архимаг уставшим голосом посетовал:

– Увы, они считают нас кем-то недостойными просто потому, что мы родились людьми. У них принято так относиться к людям и всё тут. С этим ничего поделать нельзя, какую историческую личность им не приведи в пример, а они всё равно будут думать про единичные исключения из общего верного правила. Поэтому нет, не ждите, что вы сможете повлиять на вопрос отчисления аир Свон. Тем более из-за озвученного вами обстоятельства. Уж поверьте, светлые эльфы нисколько не оскорблены столь непотребным видом и поведением этой женщины. Всё это прекрасно вписывается в их картину видения мира, только светлые эльфы столь совершенны, чтобы не иметь изъянов. Однако, поймите и другое. Эльфийское самомнение уже давным-давно ничем не подкреплялось, эльфы изолировали себя от людей, а над кем же им ещё возвышаться, как не над нами? Поэтому им хочется вновь обвинить человечество хоть в какой-то низости. Так что, господин фон Дали, уж будьте вы прозорливее – не дайте Адьиру Морриэнтэ повод вновь увезти с собой в Лиадолл россказни о дикарстве людей. Начните вести себя по отношению к аир Свон более толерантно.

– Знаете, – вкрадчиво произнёс Олаф фон Дали, – только что вами было сказано столько, что для меня невозможно не проявить любопытство. Хотя бы намекните, что ж в этой Миле Свон такого? Почему именно она стала для эльфов таким важным пунктиком?

– Я только что вам это объяснил.

– Нет, не объяснили. Вы озвучили хорошо известные мне факты, но никак не то, отчего светлых эльфов взволновало отношение студентов к Миле Свон. Дело конкретно в её личности, иначе бы Его величество давным-давно приказал выдворить из Вирграда всех нищих и прочее отребье. Чем она этим эльфам так интересна? Речь ведь уже не про дуалистическую особенность, я прав?

Говорил Олаф фон Дали жёстко, так как прекрасно понимал – оставаться в неведении в таком вопросе для его должности непозволительно. Ему нужно было знать истину, но архимаг остался недоволен его сообразительностью.

– Вы правы, – сказал он холодно, – но настойчиво рекомендую вам остановиться в своих размышлениях. Не смейте даже обсуждать с кем-либо то, что услышали от меня.

– Понял вас, – взволнованно развёл руками разочарованный Олаф фон Дали. – Понял, что вы предрекаете мне воевать с родителями наших студентов. Нет, ну неужели вы никак не поспособствуете мне хотя бы в том, что надо заставить студентку выглядеть подобающе? Подпишите хотя бы мой запрос на изменения в правилах для слушателей, я вас умоляю!

Олаф фон Дали состроил на редкость жалостливое лицо. Оно умилило бы даже самое холодное сердце, а потому архимаг снова задумался. Однако, по итогу он решительно отодвинул от себя документы и встал.

– Нет, предоставьте всё судьбе.

– Но то, что лер Свон творит, немыслимо просто!

– Господин фон Дали, услышьте меня наконец, – грозно нахмурил брови архимаг. – У вас нет серьёзной причины вносить в существующие правила изменения. И вообще… – смерил он ректора строгим взглядом, – имейте в виду, если эта студентка будет отчислена, то до процедуры запечатывания дара вы будете должны предоставить в Ковен подробные объяснения отчего приняли именно такое решение.

На это Олафу фон Дали было уже нечего ответить, а потому он аж затрясся от злости, но всё равно вынужденно кивнул.

***

– Как только ты ещё в общежитие не переехал? – с сочувствием сказал Сэм Догман в перерыве между занятиями, и Саймон, пожав плечами, ответил:

– Да я как-то привык при кафедре жить. Не так уж меня наш декан раздражает теперь.

– Ну, к декану нашему ещё привыкнуть можно. Но жить рядом с этой? Это уму непостижимо.

Разумеется, Сэм имел в виду Милу Свон, это ежу было понятно. Однако, вести разговоры на тему Милы Саймону нисколько не нравилось. Для него она по-прежнему была хорошим другом. Более того, смерть Питрина во многом сблизила его с этой девушкой. Саймон всё чаще ловил себя на том, что Мила ему нравится как женщина. Даже её нынешний безобразный облик не унимал его влечение. Скорее, даже наоборот. Саймона неистово злило, что такая незаурядная и симпатичная девушка вынуждена строить из себя страхолюдину. Он чувствовал себя обязанным защитить Милу… Вот только прямо повлиять на ситуацию он никак не мог. Тут уж либо тоже становиться изгоем, либо искать возможность исподволь влиять на ситуацию. И последнее виделось расчётливому Саймону более правильным шагом. Будучи потомственным купцом, ему было прекрасно известно, что любую репутацию создают не столько дела, сколько языкастые люди.

– Будет тебе, – глядя на Сэма, напоказ широко улыбнулся он. – Сам знаешь, это лер Грумберг её до такого довёл. Вон, когда мы вместе над бланками работали, что-то ты с Милой общался и ничего не кривился. А когда это было? Три месяца только и прошло.