В плену у чувств, или Заложники Парижа

В плену у чувств, или Заложники Парижа
Эльвира Игоревна Иванцова

Один неверный шаг может навсегда изменить жизнь. Но как узнать заранее, что он неверный? И как не превратить всего один такой шаг в жизненный путь, усеянный ошибками? Перед нами Париж, 60-е годы ХХ века, влюбленная пара. Филипп и Камила молоды и успешны. Они живут на полную катушку, ни в чем себе не отказывая и культивируя свои желания. Но если Филипп старается этому сопротивляться, то Камила даже не подозревает, как стала заложницей потребительского общества. Чем обернутся для них принятые по молодости решения? Кто будет прав, а кто возможно пожалеет? Может ли сила любви противиться всем этим препятствиям и невзгодам?

Пролог

Если бы вы спросили меня в самом расцвете 60-х, где в Париже лучше выпить бокал хорошего вина или встретить Сартра и де Бовуара, то я ответил бы вам не раздумывая. Так же я с легкостью бы вам подсказал, где купить редкие книги и посмотреть фильм Годара. Уже тогда я точно знал, что качественный джаз большая редкость, и для себя решил, что маленькие экспериментальные театры ничуть не хуже национальных, в которых показывают в основном лишь классику.

Почти каждую неделю меня можно было встретить на Левом берегу в Латинском квартале или на Сен-Жермен-де-Пре, ведь именно там сосредоточилась вся богемная жизнь города. Я уже давно перестал удивляться тому, что двери кабаре могут вплотную граничить с булочной. Я был завсегдатаем в лучших барах и ресторанах. Кроме того, меня нередко приглашали в престижные клубы и на частные вечеринки. Я знал в лицо многих известных и талантливых людей.

Свобода. Как много значит это величественное слово. Мне было понятно его значение во всей степени полноты. Каждая клеточка моего организма была заполнена вольностью выбора. Голова шла кругом от возможностей в новом мире. Предпочтение независимого образа жизни, словно одарялось особенным божественным светом. Немыслимым было и сопутствие удачи, сопровождающей меня везде и во всем. Как я стал тем, кем стал, вы узнаете, если прочтете мой рассказ до конца. Эта история об удивительном времени, о любви и о дружбе, а также о лучших людях, которых мне посчастливилось встретить.

* * *

В середине 60-х меня отправили во Францию в командировку на повышение квалификации, где я должен был провести полгода. Но впоследствии я решил окончательно туда перебраться, искренне веря, что мечты должны сбываться.

Первые два месяца я провел на берегах Сен-Мало в качестве стажера у одного малоприятного финансиста и с нетерпением ждал, когда меня переведут в Париж, в контору, занимающуюся налаживанием связей по всей Европе.

Регулярно, раз в неделю, я посылал письма в Лондон, которые были адресованы моей невесте Камиле. Она сурово верила в процветание Европы, и в то, что я небесными силами улучшу благосостояние нашей молодой семьи. Камила, как современная девушка думала, что мой успех в большей степени зависел от нее. А точнее от ее отца, ведь именно он помог мне обустроиться во Франции и наладить связи со всевозможными буржуа. Порой мне было горестно осознавать, что своему успешному старту я полностью обязан именно ее семье. Но в моих планах было возместить все, когда мы поженимся. Я каждый день благодарил судьбу за то, что она подарила мне этих прагматичных людей.

С Камилой я познакомился тогда, когда она была еще студенткой. Хоть я и был старше на три года, но это никак не мешало нам отлично понимать друг друга. Камила ни разу не упрекнула меня в моем образе жизни, и тем более, никогда не давала понять, что я чем-то хуже нее. Порой мне, напротив, казалось, что она гораздо мудрее и опытней во многих вопросах. Возможно, этому поспособствовало ее консервативное воспитание. Но мне было ее не в чем уличить, как и ей меня.

Уже через месяц после знакомства я потерял голову, и мне казалось, что мы идеально подходим друг другу. Молодые, красивые, успешные мы были одержимы блестящим будущим, к которому стремились одинаково вместе. Мы были серьезны в своих намерениях. И если я прежде не мог и мечтать о таком, то со временем обрел уверенность в завтрашнем дне.

– Я буду скучать по тебе, – сказала она шепотом, не скрывая горечи расставания, когда мы прощались. – Не забывай обо мне ни на секундочку. Слышишь! Я буду приходить к тебе с рассветом каждый день, и согревать твое милое лицо и душу солнечными лучами. Ты должен так думать. По крайней мере, так я буду уверена, что ты будешь вспоминать обо мне. А когда ветер нежно подует тебе в спину, то ты закрой глаза и представь, будто бы это я тебя обнимаю. Представь! – уже не шепотом а, крича, отрывисто произносила она каждое слово. – Только представь как это романтично.

Эти слова въелись в мою память до того, что иногда казалось, словно Камила меня преследует. Но я был уверен, что люблю ее и преданно представлял ее образ с каждым рассветом. Я вспоминал ее всегда, где бы я ни был. Иногда это доходило до сумасшествия. И именно это и нравилось мне больше всего. Сама мысль о ней заставляла меня жить. Каждое ее слово отпечаталось в моем воспаленном мозгу, воспаленном от желания быть с ней. Она мастерски умела говорить о любви.

Разлуку с Камилой я переживал менее болезненно, чем она. Она мечтала поскорей перебраться во Францию и совместно накопить капитал, чтобы лет через десять купить домик где-нибудь на побережье Марселя. Ее всегда манило ласковое Средиземное море, словно это место сбывшейся мечты. «Мы будем вместе путешествовать по миру до последнего фунта», – сказала она, когда мы в очередной раз разговаривали по телефону.

Я часто твердил ей, что надо быть рассудительной, но она и слушать меня не хотела, отвергая любые соображения по поводу лишнего сэкономленного цента. Камила привыкла к роскоши с детства, но не к такой роскоши, которую принято считать как должное. Она предпочитала богатство как материальное, так и духовное.

Отец ее Джон был по натуре мужчиной не слишком суровым, я бы даже сказал предсказуемым и слегка чопорным. Он снисходительно относился ко мне, наблюдая во мне стремительный потенциал. Что касается матери, то она оставила Камилу, когда та была еще подростком, и переехала жить в Австралию. С тех пор она только изредка звонила, чтобы напомнить о себе. Джон так и не решился жениться, тем самым, лишив дочь материнского воспитания. У него, конечно, были романы с разными женщинами, но все они не заканчивались ничем серьезным.

Джон много работал и успешно проворачивал операции с ценными бумагами. Когда я впервые познакомился с ним, то понял, что никогда бы не хотел быть таким как он. Джон хоть и имел особый вес в обществе, но в жизненных вопросах слишком бестактно вел себя с остальными и как типичный консерватор, яро верил в свои убеждения. Он хоть и не был снобом, но был очень близок к образу жизни таких людей, которые готовы глотку перегрызть из-за денег. Его туманное прошлое еще более отягощало мое впечатление о нем. Мне никогда не был понятен тот факт, как импульсивная Камила могла быть его дочерью. Они были настолько разными, что казались полными противоположностями.

Общение Камилы с моими родителями проходило сравнительно благополучно. Главным образом из-за редкости встреч. Мой отец вел себя с ней очень галантно, а мать всегда была услужлива. Им хотелось ее баловать, и Камила принимала такое отношение, как должное. Она не выказывала ни особой радости, ни благодарности. Поначалу мне тоже казалось вполне естественным, что мои родители окружают ее излишним вниманием и заботой. Иное их поведение меня бы обидело. В дальнейшем, однако, моя позиция в этом вопросе несколько изменилась.

Что касается моей матери Хлои, то она родила меня рано, когда еще совсем не была готова к этому. А вот отец мой Джефри порядком старше ее, и потому ему часто приходилось параллельно моему воспитанию, заниматься еще и воспитанием жены. Я был старшим сыном в семье. Два моих младших брата Том и Луиджи больше похожи на мать, в то время, как я – на отца, что ему доставляло особое удовольствие. Братья мои получили образование в Оксфорде на юридическом факультете. Я же из-за личных убеждений выбрал специальность экономика. К этому меня побудил чрезмерный интерес к основам политики в старших классах. Мой преподаватель Джонатан разглядел во мне особые способности и помог поступить в Кембридж. За что я ему впоследствии был очень благодарен.

С тех пор прошло много времени. Мой опыт возрос в несколько раз. Я мог бы стать ведущим экономистом в любой фирме, но меня манили более глобальные исследовательские задачи. Особенно по вкусу такие амбиции приходились Камиле, которая то и дело с нетерпением предвкушала мой карьерный рост.

Я знал цену не только себе, но и всем благам жизни, как духовным, так и материальным. И в дальнейшем должен был суметь обеспечить не только себя, но и свою будущую семью. И этот труд казался мне непосильным, учитывая запросы Камилы, да и мои запросы тоже. Мы были очень похожими, по крайней мере, так считал я, на счет нее не могу сказать с полной уверенностью. У нас была четкая жизненная позиция, которая заставляла нас расти и делать все вместе.

Единственным различием был наш круг общения. Ее подруги казались мне взбалмошными и избалованными. Иногда, я даже боялся их влияния на Камилу, так как она на фоне их выглядела гораздо умнее и знала толк во многих вещах. Но особенно глупой казалась Элизабет, нравы которой не давали мне покоя с самого нашего знакомства. Она могла бы довести бы до бешенства любого, даже самого уравновешенного и целомудренного человека.

Мои же друзья были напротив очень сдержанными, как говорится, истинными англичанами. Бесспорно, порой они казались слегка эгоистичными, но меня это нисколько не смущало. Я порядком отличался от них, но это, наверное, из-за моего дальнего родства с испанцами. В душе я, скорее южанин, но до мозга костей англичанин с романтичной натурой. Мы не хотели знакомить наших друзей, так как понимали, что это безнадежно. Те пару раз, когда они пересекались в пабе или ресторане, доказывали нам, что наше решение верно.

Была еще одна вещь, которая беспокоила меня с самого начала общения с Камилой. Это разница между нами, которая проявлялась в стремлении быть максималистами. Камила моментально поглощала все предложенное ей миром, впитывая в себя и в свой образ все новое, как должное. Я же реально осознавал, что как бы я ни старался, мне за ней не успеть. У нее в отличие от меня была масса свободного времени, чтобы уследить за всеми новшествами, удовлетворяющими ее необъятный интерес. А я выглядел, как сноб, ничего не понимающий в этих ультрамодных течениях. Камила, как полоумная, посещала без разбора все митинги, премьеры фильмов и нашумевшие театральные представления. Меня такая ее предприимчивость и инициативность вводила в транс. Порой казалось, что она рано или поздно устанет от беготни и перестанет искать вдохновения на светских раутах, но конца всему этому не было видно.

У нас было несколько хобби, как и у многих пар. Мы коллекционировали книги английских авторов и на досуге проводили время за чтением, усевшись в кресла, друг напротив друга. Это особенно забавляло Камилу, а мне просто было приятно находиться с ней в одной компании, заглядывая в сосредоточенное лицо. Еще мы любили конный спорт и частенько по выходным выезжали за город на ферму, чтобы покататься на лошадях. Там, где безграничные зеленые луга, были окутаны деревенским колоритом, мы чувствовали себя поистине приближенными к природе. Ну и, наконец, третьей нашей страстью были ставки на ипподроме. Иногда мы выигрывали неплохие деньги, но чаще спускали кругленькую сумму впустую, чему я очень расстраивался, зато Камилу это нисколько не беспокоило. Как настоящая дочь своего отца она умела лишь тратить, хотя и училась довольно успешно на своих ошибках, надеясь делать выгодные вложения.

Что касается моего пребывания во Франции, то я ни сколько не жалел о переезде. Мне казалось, расстояние лишь еще больше скрепляло наши отношения. Правда Камила не разделяла мои взгляды. Наверное, уж слишком приросла ко мне и сердцем и душой.

– Филипп, ты слишком многого от меня хочешь, – говорила она, когда я звонил ей по телефону. – Ты же должен понимать, что я не могу так долго без тебя. Я уже вся извелась от тоски. Мне надоели все мои друзья, я хочу обзавестись новыми знакомыми. Когда я уже смогу приехать к тебе?

– Поверь, я тоже скучаю с каждым днем все отчаянней. Я застрял в Сен-Мало с оформлением документов. Но как только меня переведут в Париж, ты сразу же можешь паковать чемоданы.

– Невыносима сама мысль, что ты там без меня, – продолжала она давить на жалость. – Мне кажется, ты совсем одинок и беспомощен. От писем, которые ты присылаешь, веет сухостью и безразличием. Неужели ты ко мне охладел?

– Ты не понимаешь, сколько сил и времени отнимает работа, а еще мне приходится изучать в совершенстве французский. Как видишь, с одним лишь знанием английского мне туго приходится. Кстати, я нашел репетитора, который будет сопровождать меня в Париже первые несколько недель. Надеюсь, что он сумеет облегчить мои мучения. Ты же знаешь, как тяжело мне дается изучение иностранных языков.

– Вот зря ты в школе учил немецкий, – печально вздохнула она. – Мне кажется, между нами возникла огромная пропасть. Ты неумолимо терзаешь меня своим отсутствием. Я то и дело тешу себя надеждами, что мы скоро будем вместе, разбогатеем и переберемся жить к морю.

– Ну вот, опять ты начинаешь. Лучше расскажи, как там Джон? Он еще не решил жениться? – хотел быстрей сменить я тему.

– Ты же знаешь, что я ему не позволю этого сделать. Конечно, он упорно пытается скрыть от меня всех своих подружек…

– И я понимаю, почему!

– Филипп! Я еще не выжила из ума. Пока тебя не было, он успел найти себе новую пассию. От его коллег я узнала, что она не на много старше меня. Представляешь? Я, конечно, пытаюсь взять себя в руки, чтобы случайно не высказать ему все, что о нем думаю, но не уверена, что долго продержусь.

– Любопытно, где он с ней познакомился?

– Не знаю, и знать не хочу. Надеюсь, что их интрижка скоро закончится, и такое больше не повторится. Я не потерплю еще одного бездарного романа. Пускай он лучше женится на какой-нибудь сумасшедшей фанатичке, лишь бы она была его ровесницей.

– Любви все возрасты покорны…

– Милый, лучше не зли меня. Ладно, мне нужно спешить к Элизабет. Я ей еще на прошлой неделе пообещала, что мы пройдемся по магазинам. Целую тебя!

Я так и не успел ничего ответить, как в трубке повисли короткие отрывистые гудки. Камила в своем духе, в образе вечно занятой великодушной дамочки, помчалась по своим делам. Она везде успевала, только вот на меня времени было в обрез. Порой было сложно представить, как же она планировала наше совместное проживание. Я часто задавался этим вопросом. Но так и не найдя на него ответа, надеялся, что со временем она образумится. Возможно, я был глупцом, но не глупее других влюбленных.

* * *

Наконец, документы были оформлены, и я спешил на поезд из Сен-Мало. Я выехал рано утром в надежде прибыть в Париж уже через пять-шесть часов. На пироне я купил свежий выпуск газеты и сидя в купе читал последние новости Англии. Ничего нового политическая рубрика не предвещала. По-видимому, экономика страны замерла и ждала отверженного революционера-активиста, который произвел бы общественный переворот. Все мы не без греха. Вот и я, в том числе часто посмеивался над политическими деятелями, которые проповедовали свою вызывающе смелую мораль.

Я крепко заснул, и проснулся лишь тогда, когда поезд прибыл на вокзал. Я словно вернулся в реальную жизнь. За окном была суета, от которой так отвыкли мои глаза с тех пор, как я покинул пределы Англии. Ведь в Сен-Мало жизнь была совсем иная: размеренная и неторопливая. Я вдохнул воздух некой победы и ликовал, торжествуя, что вырвался на свободу, предчувствуя праздную жизнь.

Пообедав в ближайшей столовой, я сразу же отрекомендовался в упомянутой конторе, где меня ждала вакансия эксперта в области экономических подсчетов. Мне выделили небольшой кабинет, но он мне вполне подходил. Хотя стены выглядели немного хмуро, но это вполне компенсировал воодушевляющий вид из окна. Мои размышления прервал вошедший без стука начальник, спросив с важным видом:

– Что ты знаешь об экономике Франции, сынок?

Я ничуть не растерялся, так как все два месяца, что провел в Сен-Мало, то и дело изучал экономическое положение страны и ответил уверенно:

– За последние десять лет промышленное производство страны возросло более чем на сто процентов. В настоящий момент местный рынок функционирует в рамках международной банковской системы и специализируется на кредитных, а также валютных займовых операциях. Франция успешно восстановила внешнюю конвертируемость своей валюты и сейчас очень легко производит размещение капиталов через Европу.

– Неплохо, но с этим и первокурсник справится.

– Вот как! Что-то я сомневаюсь.