Он сидел, широко раздвинув ноги в дорогих туфлях, его руки с расставленными локтями, были заведены за голову, полные губы твердо сжаты. Такая мелочь, как битая посуда, была для него бесконечно безразлична. Он размышлял: борщ она варит, как его мама. Вкусно. А запах! Как же это он не удержал её, не сберег свою мечту. Ведь это её он искал среди многочисленных поклонниц, перебирал, выбирал, бросал… А она рядом была, своевольная, упрямая. Такая, какая нужна в жизни, рядом.
Взгляд Веры, обращенный на него, отвлёк от раздумий. Он опустил руки, вздохнул:
–Как оказались? Да, перевели меня в этот край.
–Не просто перевели, – вступила в разговор Томчик, -а назначили начальником полиции.
Олег скромно прикрыл веками глаза, но наблюдал сквозь длинные ресницы за реакцией хозяйки, которая радостно выпалила, всплеснув руками:
– Вот это да! Вот здорово! Поздравляю! Ты молодец, Олег, Казак!
Она трясла его руку, похлопывала по плечу, повторяя восхищенно:
– Настоящий казак! Я так рада за тебя.
Искреннее восхищение сбило с толку. Он стушевался. Заставив друзей и жену заехать к Вере, он хотел похвастаться, жаждал увидеть, как она будет жалеть, мучиться от сознания того, что ее материальное положение ни в какое сравнение не идет с его богатством. Надеялся увидеть досаду, или, наконец, сожаление, а тут – искренняя радость, гордость и никакого раскаяния! А ведь это ей он доказывал все годы, что способен быть равным. Не получилось. Пока. Опять вырвался тяжелый вздох.
Придется заставить её признать свою вину, заставить помучиться и пожалеть о неправильно сделанном когда-то выборе. Будет рыдать и страдать, как он в армии плакал, уткнувшись в песок, когда прочитал письмо от незнакомки об измене. Если бы он только мог, прилетел бы, прибежал, приполз бы на эту свадьбу и обязательно расстроил бы её. Произошла ошибка, и он должен это доказать. Пальцы сжались в кулак, глаза потемнели.
Самое трудное было сделано: теперь он живет рядом.
Олег решительно встал, потянулся, разминая длинные сильные ноги, и весело произнес:
– Всё, други-товарищи, поехали дальше.
Гости шумно поднялись и так же быстро скрылись, как и появились, оставив Веру растерянно стоять посреди зала. Потом она долго ходила взад и вперед по квартире, глаза блестели, на губах играла улыбка, и картины далекой юности будоражили душу.
ГЛАВА 3 Первые встречи
После школы они не виделись четыре года. Встретились летом. Олег весной защитил диплом в техникуме, стал работать на заводе слесарем. Жил в ожидании повестки в военкомат. Вера перешла на третий курс института, считала себя девушкой, мудрой, образованной но, к сожалению, одинокой. Ей было уже двадцать лет, и никакой личной жизни, она даже ещё не целовалась! Это удручало.
Сдав на отлично сессию, и страдая весенними вечерами, Вера прилетела домой на каникулы в Вирск. Отсыпалась, читала, гоняла, как в детстве, по просёлочным дорогам на велосипеде, и случайно увидела Олега, проходившего мимо. Разговорились. Он был очень красив. А как божественно играл на гитаре! В его больших руках она млела и стонала, длинные пальцы любовно перебирали струны, и лукавая, соблазнительная улыбка не сходила с его красиво очерченных губ.
С ним было уютно и весело. Вечно что-нибудь придумывал! То в горы тянет снег потрогать летом, то на стареньком отцовском мотороллере везет ее в степь смотреть васильковое море, то у горного, бурлящего потока шепчет слова любви, и не понятно: он говорит, или вода шумит. Ну, совсем как герой Чехова! Эта необузданная фантазия завораживала, очаровывала. Было все так непривычно, ново, хорошо. Любовь? Может быть. Только вот какая-то она спокойная, уравновешенная, расчётливая. В его движениях, взглядах так и читалось: «Хочешь быть моей – будь лучшей! Старайся!».
Иногда казалось, что у Олега даже мысли не возникало, что его можно не полюбить. Он все знал наперед, Знал, что можно, что нельзя, что будет завтра или через месяц. Вера удивлялась этому умению и пока не противилась расчетливости и рациональности. Рядом с ним возникало чувство, что тебя несут на руках, прижав крепко-накрепко к груди. Ни вздохнуть, ни охнуть, главное, замереть и не трепыхаться. А сколько можно просидеть, затаившись, спрятавшись на груди любимого?!
ГЛАВА 4 любить или наказать?
В пышущую жаром машину садились молча. Каждый обдумывал то, что увидел и услышал.
Если раньше Татьяна только чувствовала горячее дыхание беды, то теперь увидела источник пламени. Она шла позади, одна. Все-таки это случилось. Они опять встретились. Их пути опять пересеклись. Татьяна, не мигая, смотрела вперед и сокрушалась, как же всё не вовремя! Они с Олегом, наконец-то, переехали в теплые края, построили дом, муж получил отличную должность начальника полиции, и ее пристроил в районо методистом. Тепло, светло и от учеников далеко. Чего лучше!? Вроде бы все бывшие связи забылись, их семейная жизнь устоялась. Ан, нет! Тесен мир. А для них двоих он невозможно узок! Не разойтись. Внутри все кипело, даже мысли. Мало того, что притащился в эту халупу, еще и высмеивает ее. Ничего, отольются кошке мышкины слезы. Отыграется на хозяйке. Тихоня! В комнатах одни диваны да книжные шкафы. Голь перекатная. Подумаешь, борщ! Хорош муженёк! Дочь выросла, а он детскую любовь вспомнил, притащился посмотреть, как живет!
Прикоснувшись к дверце, отдернула руку: обожглась. Демонстративно, молча, села рядом с Тамарой.
Петр сразу включил кондиционер, пахнуло прохладой, мотор тихо и неназойливо загудел.
Погружённый в переживания Олег не чувствовал горячей обивки кресла. Мысленно был там, с ней. Она, явно, несчастлива, как и предсказал. Это сразу стало ясно, как только он окинул взглядом убитую трехкомнатную квартиру. Женщина, она и есть женщина: ни смастерить, ни починить, ни склеить. Аллергия у мужа! Это прекрасно. Но как смела все-таки не дождаться?! Ведь обещала! Кто первый погладил, к тому и ушла. Нога сама с силой дернулась и ударила дверцу машины. Петр лишь покачал головой. А Олег накрыл колено ладонью и усмехнулся: «Эх, не надо было мать слушать в тот последний вечер перед расставанием. Может, все сложилось бы иначе. Не любила?». Эти мысли и раньше терзали, мешали жить. Не стало яснее и теперь, после встречи. Ну, не спрашивать же самому об этом?!
Неожиданно пришла мысль, что надо поехать куда-нибудь отдохнуть, и там все невзначай узнать. Женщинам сделать это легче. Природа раскрепощает. Олег схватился за эту идею, даже обрадовался. «Если не любила,– размышлял он, – значит, надо поставить точку и забыть, вычеркнуть из памяти и жить дальше. Или все-таки наказать? Нет, сначала все выяснить и снять с души камень неразделенной любви. Решено».
– Ну, что, вперед? Домой, – встрепенувшись, сказал он, нарочито бодро.
На Татьяну не смотрел специально, и так ощущая на расстоянии её рвущуюся наружу злобу. Неподвижная, с отсутствующим взглядом, она была похожа на кипящий котел, готовый взорваться в любую секунду. Олег усмехнулся. Ничего, перебесится. Не мог же он один прийти к Вере?! Оглянулся и примирительно произнес:
– Зато теперь все ясно.
– Ясно? – тут же взорвалась Татьяна, будто только и ждала, когда он заговорит. – Тебе все ясно? Что тебе ясно? Значит, мы сюда переехали не из-за твоей мамы, а чтобы выяснить твои любовные переживания, да?
Казалась, она сейчас вцепится в побагровевшую неподвижную шею мужа, но побелевшие пальцы воткнулись в сиденье, боль исказила пухлые губы, в глазах стояли слёзы. Олег молчал, только видно было, как на бритом затылке часто-часто пульсировала кровь.
–Значит, ты прикрывался мамой, да? – уже кричала Татьяна, не сдерживаясь, не обращая внимания на кумовьев, привыкших к таким сценам.
– Не говори глупостей, – наконец, отозвался муж. Рано или поздно нам все равно пришлось бы переехать, не маму же тащить в холодную зиму?! И чего взбеленилась? Это не имеет для тебя никакого значения. Твой статус остаётся незыблемым. Успокойся. Томчик, объясни ты ей, что ли.
Нижняя губа Татьяны задрожала от обиды, и чтобы не заплакать, она прикусила её и откинулась на сиденье, поняла: муж все годы доказывал своей невесте, что он лучше, что это она совершила ошибку. Значит, все из-за неё и для неё. А теперешняя обеспеченная жизнь, двухэтажный дом с бассейном и зимним садом – лишь доказательства для этой курицы! А она? Где любовь к ней?
Татьяна рванула нитку жемчуга на груди. Дышать стало нечем, что-то сдавило внутри, и в глазах потемнело.
Кума суетливо брызгала в лицо теплой водой.
– Пей, ну, пей же, – говорила она, вставляя бутылку в сжатые губы Татьяны.
– Поехали, – устало сказал Олег шоферу, мельком взглянув в зеркало на заднее сиденье. – Я не все еще выяснил. Придется тебе потерпеть и помочь мне, чтобы я мог поставить точку на этом. Нужно поехать с ней в поход на денёк. Недалеко. В горы.
– Нет! Слышишь, нет! – истерично закричала Татьяна, только что лежавшая без чувств. – Я не могу её видеть! Я не хочу встречаться!
В ответ прозвучало жестко и спокойно:
– Придётся.
Глава 5 Августовское совещание
На районное августовское совещание учителей Татьяна Львовна Сошенко, миниатюрная, изящная брюнетка средних лет, пришла в деловом строгом костюме, в туфлях на высоком каблуке и, как всегда, раньше сотрудников. Ей не стоило никакого труда свободно и легко влиться в небольшой коллектив методистов: то шоколадку к чаю, то совет вовремя, то помощь в отчёте. Она умела быть незаменимой, послушной и властной, смотря по обстоятельствам. Совещание учителей района для неё – обычный рабочий день, только не в кабинете народного образования, а в Доме Культуры. Четко продуманные распоряжения рабочим сцены – и она свободна за час до начала заседания. Можно осмотреться.
Перед двухэтажным зданием, успевшим уже обветшать за долгие годы перестройки и революционных перемен – небольшая площадь, прожаренная южным солнцем и разбитая дождями.
На площадке раскинулась ярмарка. Хозяйки маленьких и больших палаток, раскладушек вертелись под палящим солнцем, с азартом отсчитывали сдачу и вновь исчезали под прилавком за дефицитным товаром: книгами и продуктами. И не понять: около каких прилавков толпится больше народу. Начальство с зимы копило учебники, методические пособия и не пускало дефицит в продажу, чтобы именно сегодня учителя почувствовали радость от покупки.
Разве можно не оценить отеческую заботу руководителей: они же хотят, как лучше. Именно поэтому учителя вынуждены прийти раньше времени, чтобы выстоять очередь, схватить в давке, не листая, очередное пособие, потратив последние рубли (их всегда не хватало после отпуска), а потом в прохладном зале рассматривать, блаженно улыбаясь, что же приобретено, выхвачено в суматохе и, листая покупку, вспоминать щедрое, заботливое начальство.
Татьяну Львовну такой товар никогда не интересовал, а потому, близоруко прищурив глаза и подняв кверху твердый квадратный подбородок, она смотрела издали на эту шумную, радостно жужжащую женскую массу, мечущуюся от одного прилавка к другому, и думала: «Интеллигенты! Никакого самоуважения! Зарплата мизер, а из школы не выгонишь. На книги набросились, чуть лавку не снесли. Нашли ценность!» Она презрительно усмехнулась и дунула, выпятив нижнюю губу, на упавшую русую прядь.
Веселые, залихватские казачьи песни гремели на всю округу, оглушали. Татьяна Львовна недовольно пожала плечами. Ее, как человека приезжего, не местного, раздражала редкостная любовь казаков к своим обычаям, Поскольку свои, русские, давно ею забыты, то в этой преданности она видела лишь навязчивую кичливость и заносчивость.
Скорее бы в зал. Августовская жара изнуряла с утра, а учителя, как первоклассники, радостные, торжественные. стекались на площадь яркими пестрыми ручейками. Для них августовское совещание – особенный день, когда вскакиваешь ни свет ни заря, суетишься в поисках самого красивого платья, выдирая из кудрей бигуди, как саднящую занозу, и сердце замирает и трепещет от предвкушения долгожданных встреч, новостей, накопившихся за лето.
Их суетливая торжественность вызывала у Татьяны Львовны скуку. Она зевнула, отвернувшись от бурлящей площади, и увидела яркое кремовое платье с большими фиолетовыми цветами. Красиво. Лица хозяйки не видно, но что-то знакомое почудилось в этой летящей походке. Присмотрелась, и когда женщина подошла ближе и помахала кому-то рукой, Татьяна Львовна инстинктивно сделала шаг назад, Кровь прилила к щекам, в голове застучало, а сердце забилось громко и часто. Она, бывшая подруга, её враг!