Избранное Время слов. Том 1

Чтоб взгляд её такой красивый
Скользил с восторгом по спине.
Шептала чтоб она: «Любимый»,
И чувствовать: что это мне!

Постарайся

Постарайся забыть тот вечер,
Когда волны стирали следы.
Постарайся задуть те свечи,
Растопившие серые льды.

Постарайся забыть приливы,
Приносившие ласковый бриз.
Постарайся доесть те сливы,
Что достал я, исполнив каприз.

Постарайся забыть беседы:
Слишком мало в них было огня.
Постарайся найти те кеды
И станцуй, как тогда, для меня.

Постарайся простить ошибки,
Брызги солью погасят пожар.
Постарайся сберечь улыбки,
Быть собой очень редкостный дар!

Она так раньше улыбалась мне

Билеты на руках, идёт посадка,
В толпе зевак знакомое лицо.
Чуть строгая улыбка и укладка,
Там девушка, на пальчике кольцо.

Она сейчас кого-то провожает,
Взволнована, немного не в себе.
А может быть, наоборот, встречает.
Она так раньше улыбалась мне.

Поток воспоминаний заструился,
В туманной дымке поезд уходил.
В четвёртом классе я в неё влюбился,
А в пятом на свиданье пригласил.

Деревья за окном куда-то мчались,
Мурашки побежали по спине.
Я вспомнил, как впервые целовались.
Улыбку вспомнил, но уже не мне…

Беседа с умным человеком

Беседа с умным человеком
Процесс приятный, как ни глянь,
Хоть он с полуоткрытым веком,
Хоть вовсе не умыт и пьян.

Тебе не важен его статус,
Неинтересен круг друзей,
Волнует только страсти градус,
Что пышет из его ноздрей.

В беседе с умным человеком,
Одно есть правило всегда,
И это вовсе не про веко
Об этом говорил уж, да!

Когда накал страстей кипящих
Способен будет плавить медь,
То в диалоге настоящем
Важней всего сбежать суметь!

Я поясню: ведь мне не жалко,
Про умных знаю – сам им был,
Когда в душе пылает ярко,
То лучше закапаться в ил.

Мудрец сродни ребёнку чаще,
В его догмате лишний вес.
Поток словес изюма слаще,
А ты как будто с пальмы слез.

Признаться честно – опасаюсь,
Что умников, что дураков.
Как вижу оных, сразу каюсь,
Кричу: «Зовите докторов!»

Однажды в третьем классе

На дворе стоял, далёкий уже, одна тысяча девятьсот девяносто третий год. Мне было целых девять лет, я ходил в третий класс небольшой поселковой школы. И в общем – то ничем не отличался от других мальчишек, за исключением, одной особенности: я никогда не мог смириться с несправедливостью. Нет- нет, я вовсе не был смельчаком, который мог без оглядки накинуться на кого-то с кулаками, чтобы доказать свою правоту или, наоборот, пойти на подлость из тех же благородных побуждений. Я предпочитал убеждать словом. Конечно, если это было возможно. Как ни странно, у меня это получалось довольно неплохо. Каким-то природным чутьём я понимал: что и кому можно говорить, а за что можно и схлопотать по шее. Но давайте обо всём по порядку.

В те годы у меня был лучший друг, мой «полный» тёзка – Алексей Александрович. Правда, детей никто по имени отчеству не зовёт, но сам факт нам был очень приятен. Алексей был весьма упрямым и шкодливым ребёнком – единственным в своей семье, а потому очень избалованным лаской и опекой. Он постоянно ругался с бабушкой и матерью, получая за это справедливые взбучки от отца. Каждое утро я по пути в школу заходил за ним. Благо, жили они в своём доме, и мне не приходилось топать по ступенькам. И вот в очередной раз около восьми часов утра я постучался к ним в дверь. Как обычно, пробежав рысцой мимо будки с собакой. Не то, чтобы я её сильно боялся, но рисковать не хотелось. Рыжая дворняга, больше похожая на лису, хорошо отрабатывала свой хлеб. Всегда заливалась звонким лаем при приближении чужих людей. Мне открыли не сразу. За дверью слышались голоса. Мама Лёши что-то очень упорно доказывала то ли мужу, то ли сыну. Затем глава семейства что-то громко гаркнул, и дверь передо мной распахнулась. Поздоровавшись, я хотел было выйти и подождать друга на улице, но мама Лёши – тётя Галя взяла меня за руку и отвела к столу на летней кухне. Там по обыкновению стояла тарелка с кусочками аккуратно нарезанного тульского пряника и чашка чая. Несильно сопротивляясь, я стянул шапку и принялся жевать пряник. На улице было холодно, несмотря на середину апреля. Весна напоминала затянувшуюся осень. Настроение у всех, особенно взрослых людей, было этому под стать – немного пасмурное. Людям нужен солнечный свет. Об этом я и поведал своему товарищу по пути в школу. Он по обыкновению ляпнул что-то про моё занудство. Стукнул меня портфелем и побежал вперёд с криком:

– Кто последний, тот дурак!

– Беги, беги, балда! – бросил я ему вслед. Всё ещё продолжая думать о своём открытии по поводу солнечного света и настроения взрослых.

День в школе выдался рядовым. На переменах мы в очередной раз успели подраться, помириться, подёргать за косы соседку по парте – Людку, оторвать несколько пуговиц от рубахи одноклассника Сашки и, по-моему, порвали Лёхин дневник. Это для взрослого человека такая чехарда событий являлась бы чем-то экстраординарным, а девятилетнему пацану толком- то и скуку этим не развеять. А посему после уроков, нацепив резиновые сапоги, мы побежали играть в покорителей Арктических морей. Зимой за нашими пятиэтажками всегда скапливалось много снега. И весной, когда он начинал таять, во дворах образовывались целые озёра талой воды, под которыми всё ещё оставался лёд. А мы подобно арктическим ледоколам рушили верхнюю кромку подтаявшей ледяной массы и с удовольствием проваливались в воду до самых колен, а иногда ещё выше. Так было и в тот день.

Мы с Лёхой наперегонки вбежали на потрескавшийся лёд и, подбадривая друг друга криками, начали ломать его. Сначала мы едва-едва мочили сапоги. Было мелко и скучно. Затем Лёха отбежал на середину импровизированного озера, подпрыгнул и с силой ударил ногами по льду, лёд не поддался. Я понял, что своими силами нам не справиться с этой задачей и побрёл искать подручные средства: камень или кирпич. Отойти далеко я не успел. Раздался глухой треск, и пронзительный крик друга резанул мне по ушам. Ему всё-таки удалось продырявить ледяную кромку, правда, не ногами, а попой. Поскользнувшись, он потерял равновесие и плюхнулся в воду всем телом. Там оказалось глубоко. Он сидел по грудь в воде, судорожно пытаясь встать на ноги. У него не получалось. Дно было слишком скользким. Он несколько раз нырнул, умудрившись нахлебаться ледяной жижи. Пока я, и в самом деле. как ледокол, круша лёд, бежал ему на помощь. Стоит ли говорить, что я тоже поскользнулся и, уже катясь на пузе, врезался в друга, провалившись рядом с ним. Кричали мы уже оба. Хватаясь друг за друга, пытались встать, но только сбивали друг друга с ног, снова и снова скользя на ледяном дне. Кто-то из прохожих увидел нашу возню и закричал: