Антология любви

Где высота? Лицо лишь запрокинь,
И небо – вот оно! Руками трогаю
Я белые смешные облака,
Что проплывают важно над дорогою,
Стремящейся вперед издалека.
И досмеялась! Небо – не дотянешься,
И лишь с тоскою смотришь в синеву.
Никто ведь не сказал: одна останешься,
Когда вдвоем мы были наяву.
Зализываем бесконечно раны мы,
Иль, плюнув, привыкаем жить в крови.
И жизнь свою мы постигаем заново:
Без неба, облаков. И без любви…

«Пустота. Темнота. Тишина…»

Пустота. Темнота. Тишина.
Ночь – без края, и небо – без дна.
А внизу, на Земле, – ты и я,
Потому мне милее Земля.
Даже если на небе есть рай,
Ну а здесь, у Земли, – только край,
Я усядусь на этом краю,
Сжав доверчиво руку твою…

Чернила

Ах, каким был мир прекрасным, – помню!
На двоих одна – луна в окошке,
А через неделю – месяц тонкий,
Тающий в чернилах понемножку.

И за эти дивные чернила,
Что в проеме штор пятнали небо,
Я б навеки ночи полюбила,
Даже если б мир прекрасным не был…

Ах, каким был мир прекрасным – помню!

Гроза

Под лезвиями молний небо крошится
Неимоверно хрупким черным льдом.
Весенний дождь – беспечный гость непрошенный —
Пытается опять проникнуть в дом.

И гром шальной раскатисто куражится,
Сопровождая грозовой салют, —
А в наглухо закрытом доме кажется,
Что небеса сквозь хохот слезы льют.

На вымокшей скамейке возле скверика
Остался тот, кого теперь не ждут.
Ему гроза – небесная истерика —
Не кажется похожей на салют.

Осколки неба рушатся отчаянно,
Как мир, – ведь в нем он больше не любим.
И только ночь – прохожая случайная —
Присела ненароком рядом с ним

И гладит его спутанные волосы
Ладонью мокрой молодой листвы, —
И снова делит жизнь судьба на полосы,
Предпочитая черные, увы.

И вдруг из дома выскочит на улицу
Она, преодолев природный страх, —
К нему, туда, где молнии беснуются
И вспыхивают звездами в глазах,

Где делит ночь – счастливая соперница —
С ним мокрую скамейку на двоих,
И небо под ногами ливнем стелется,
Затерянное в тучах грозовых.

И, вмиг промокнув, полуослепленная
Прожекторами молний в небесах,
Шагнет к нему, – и станут вдруг солеными
Дождинки на сомкнувшихся губах.

О свободе и любви

Время, – капля за каплей, – стекает тихонько в минувшее,
Заставляя ночами не спать одиноких людей.
Наказал нас Господь до свободы голодными душами, —
Только жажда любви того голода вдвое сильней.

Разрываясь меж ними, по жизни, как волки, мы мечемся,
Убивая порой равнодушьем любимых людей.
А любовь и свобода, как прежде, манят человечество, —
Только как же измерить нам, чье притяженье сильней?

Долго думаем мы, – никому ошибаться не хочется,
Ведь судьбу даже полный глупец не считает игрой.
И, не веря любви, выбираем порой одиночество,
И лекарством свободы мы травимся насмерть порой.

Как же выиграть спор смертным, нам, – у безвременной вечности,
Как же нам угадать, как монетке улечься дано,