Ледяное сердце

И что, вариантов только два? Либо любовницей, чисто для секса, либо такой вот удобной женой, в которые Свету уже даже записали.

Ну уж нет! Она не согласна ни на то, ни на другое. Не желает она жить, постоянно задаваясь вопросом, а почему муж задерживается на этот раз: потому что у него действительно учебные пары или очередная студенточка, которой за счастье, когда её лапают чужие мужчины? А если не только лапают? Если Эдик и спит с ними?

Ну а чего такого?

А потом эта горячая милашка-наивняшка делится с подругами, как всё прошло и какая она крутая, что соблазнила красавчика-препода или без лишних усилий заработала «зачёт». Но даже, если не делится, они же и сами не слепые, как и коллеги на кафедре.

Рано или поздно правда вылезает в любом случае. И совсем скоро Свету тоже станут обсуждать за бокалом пиваса в общаге, или за чашкой чая, приводить в качестве примера. Жалеть, сочувствовать или посмеиваться. Спрашивать «И её устраивает?» и отвечать «Вполне. Говорит, что всё у них отлично» с такими интонациями, что сразу понятно, никто в это не верит, а не возражает только из жалости: зачем разоблачать человека, из последних сил пытающего себя убедить, будто у него всё хорошо? Он и без того достаточно несчастен.

К чёрту!

Так и не дотронувшись до двери, Света развернулась и решительно двинулась назад, на своё рабочее место.

Глава 3

– Уже вскипел? – поинтересовалась Тамара Дмитриевна, но Света, даже не посмотрела в её сторону.

Она уселась за стол, отработанным автоматическим движением вытащив из лотка для бумаг чистый лист, накатала заявление на увольнение. Уж ей-то прекрасно известно, как его писать, без подсказок обойдётся. Поставила текущее число, размашистую подпись и опять поднялась, направилась в кабинет начальницы.

Та, торопливо пробежав взглядом по написанным на листке словам, вскинулась, недоумённо сведя брови, пристально уставилась в лицо, спросила:

– Света, в чём дело? – Но тут же сама начала предполагать: – Что-то случилось? Дома? Тебя кто-то обидел?

Обидел? Вот к чему это «обидел»? Почему начальница именно так решила? Да неужели реально половина университета в курсе похождений Эдуарда Валентиновича? И только сама Света – ни о чём не подозревающая наивная дурочка. А если все такие сочувствующие и жалостливые, так почему было не сказать?

Хотя она всё равно не поверила бы, пока не увидела сама, собственными глазами. Потому что для неё взаимное доверие – одна из естественных составляющих любви. Вот реальности и пришлось, как неразумного котёнка, ткнуть её мордочкой в очевидное. Но достаточно! Ей хватит и одного раза, нет надобности постоянно напоминать предположениями и намёками от окружающих. И сейчас опять главное – не сорваться, не разреветься.

– Мне предложили другую работу, – сглотнув распирающий горло комок, уверенно соврала Света. – Там зарплата гораздо больше. – На мгновение стиснула губы, чтобы они не выдали предательским подрагиванием, затем продолжила: – И можно мне две недели не отрабатывать? Просто меня там уже завтра ждут. – И закончила, якобы с виноватым раскаянием: – Так вот получилось.

Начальница откликнулась не сразу, несколько секунд молча сверлила въедливым взглядом, потом напомнила:

– Ты ведь отпуск в этом году ещё не отгуляла. Может, вначале в отпуск, а уже потом заявление?

Похоже, ничуть не поверила в названную причину. Но оттого только обидней стало. Они все, что, решили, что это предел Светиных стремлений и возможностей – специалист отдела кадров обычного вуза и неприхотливая жена?

– Но я же тогда не смогу официально устроиться, пока здесь числиться буду, – упрямо возразила она.

Но начальница опять посмотрела с недоверием.

– Но ты же знаешь, в любом случае придётся подписать у всех обходной лист.

Если бы она не сомневалась настолько явственно, Света, возможно, и прислушалась бы, отложила на потом, взвесила тщательно. Ведь действительно глупо бросать хорошую работу из-за каких-то личных загонов, а уж тем более из-за одного блудливого козла. Но в памяти сразу всплыли любопытная мордашка выглядывающей из-за Эдикова плеча студентки, и случайно подслушанный разговор в комнате отдыха, и какой-то особый тон Тамары Дмитриевны, будто та обращалась к тяжело больной.

Ну да, скорее всего, Света себя накручивала, додумывала, преувеличивала. Но и дальше ничего не изменится, она так и продолжит принимать любые похожие упоминания и фразы на свой счёт, и сходить с ума, и накручивать себя ещё сильнее. А если Эдик решит выяснять отношения прямо на работе? Ведь по-прежнему жить с ним в одной квартире как ни в чём не бывало, Света не собиралась. Тогда уж точно все поймут, что случилось, и её надуманные загоны станут реальностью.

– Я прямо сейчас… всех обойду, – заявила она. – Это же недолго.

– Ну да, конечно, – неохотно подтвердила начальница, но больше уговаривать не стала.

Потом, решив все формальные бумажные проблемы, Света прямиком поехала на съёмную квартиру, про которую ещё утром сказала бы «Пошла домой». Подойдя к двери, она застыла в нерешительности, теребя связку ключей.

А что, если Эдик тоже уже там? Видеть его совсем не хотелось, тем более разговаривать. Но – обошлось.

Квартира встретила тишиной, пустотой, покоем, и жалко стало, что придётся её покидать. Света к ней уже привыкла, и даже немножко считала своей.

Нет, к чёрту эти сентиментальные мысли. Не станет она тут прохаживаться, предаваясь воспоминаниям о проведённых здесь счастливых деньках. Так как счастье это оказалось мнимым, просто видимостью и самообманом. Миражом. А если она ещё и присядет, то уже точно потом не скоро поднимется – случившееся навалится всей тяжестью, придавит, и захочется не просто сесть, а лечь, распластаться, утонуть в обиде и отчаянии. Поэтому Света без малейшего промедления принялась за дело – собрала свои вещи, затем вызвала такси.

Эдик за это время так и не появился. Видимо, всё ещё зачёт принимал, или жаловался юной подружке на плохую «жену», а та ему старательно поддакивала и жалела, как могла.

Ещё одна наивная недотёпа, которую водили за нос.

Когда Света прибыла домой – вот теперь уже по-настоящему домой – с огромной сумкой и чемоданом, незамеченной проскочить не удалось, как и сделать вид, что просто соскучилась и заявилась в гости. Только папа ещё не вернулся с работы, а мама уже находилась дома, как и младшая сестра Анфиса.

У той, между прочим, сессия в колледже, могла бы остаться в комнате, лишний раз перечитать учебник или конспект, но нет же, тоже сразу нарисовалась в прихожей, тоже, как и мама, удивлённо выпялилась. И, хотя объясняться совершенно не хотелось, Света решила, что лучше, не дожидаясь расспросов, доложить самой.

– Я ушла от Эдика, – переводя взгляд с сумки на чемодан и обратно, сообщила она. – И с работы тоже. Поживу у вас, пока не сниму что-нибудь подходящее. Пустите?

– Не-а, выгоним, – первой откликнулась Анфиса, но Света понимала, что несерьёзно, просто прикололась.

Характер у сестрёнки такой. И возраст – бунтарский. Точнее, поперечный и неоправданно саркастичный. Но это временно, с годами проходит.

Мама с упрёком посмотрела на неё, затем на старшенькую, заверила убеждённо:

– Пустим, конечно. Это же по-прежнему твой дом. Даже спрашивать не стоило и про съём думать.

Света прекрасно видела, насколько ей хотелось узнать поподробнее и насколько трудно не задавать лишних вопросов, но мама стойко держалась, тоже прекрасно осознавала, что дочь не готова всё это обсуждать прямо сейчас, что ей слишком тяжело.

– Суп будешь? – предложила она. – Рассольник.

Словно специально с ним подгадала – один из Светиных любимых. Из-за стрессов аппетит у неё не пропадал, а обычно только усиливался, ещё неудержимей тянуло на вкусненькое, видимо, в качестве моральной компенсации. Отсюда и лишние килограммы. И, естественно, она согласилась, кивнула:

– Ага.

– Тогда давайте на кухню, – распорядилась мама. – И ты, Анфис, тоже. Наверняка ведь не обедала.

И минут через пять они втроём уже сидели за столом перед полными тарелками рассольника. Сначала молчали, а потом Анфиса, взмахнув ложкой, заявила, глянув на старшую сестру:

– А ты прям вовремя. Как раз комната скоро освободится, будешь в ней одна.

– А ты куда? – озадачилась Света.

– В больницу. Как только сессию досдам.

– Зачем?

– Так пора уже, – вмешалась мама. – Последняя операция.

– Ой, точно же, – опомнилась Света.