Моё чудовище

Бэлла от страха вообще ничего не соображала, но продолжала отчаянно бороться за жизнь – с водой, с Дымовым. И он просто каким-то чудом, каким-то сумасшедшим везением всё-таки смог её ухватить, более-менее зафиксировать в руках.

Хорошо ещё лестница оказалась совсем рядом. Дымов подтолкнул к ней Бэллу. Правда немного не рассчитал – она впечаталась в поручень лбом, но это, кажется, её немного и привело в чувство, слегка оглушив, заставило заткнуться и перестать бессмысленно дёргаться.

Дымов воспользовался затишьем, проорал ей прямо в ухо:

– Всё, Белка! Всё! Успокойся! Не утонешь ты. Не утонешь! Вот лестница, хватайся. И заползай наверх.

На этот раз Бэлла его услышала – наконец-то! – мелко затрясла головой, но вместо «Да» или «Ага» у неё так и получилось дрожащее, отрывистое, невразумительное:

– А-а-а-а.

И ведь она на самом деле не поднималась по лестнице, а заползала, словно восприняла его слова буквально как приказ, цепляясь руками не за поручни, а за ступеньки. И даже оказавшись наверху так дальше и двинулась на четвереньках. Правда недалеко ушла, через несколько шагов – или как это назвать? – остановилась, уткнулась лбом в пол и отчаянно разрыдалась, почти завыла, так что плечи ходили ходуном.

Зато Дымов взбежал, чуть ли не воспарил над бассейном, едва касаясь ногами ступенек, опустился с ней рядом.

– Белка, ну ты чего? Белка! – проговорил, гладя ладонью по спине.

Но она продолжала подвывать, содрогаясь от рыданий. Тогда Дымов ухватил её покрепче, оторвал от пола, развернул лицом к себе. Она, похоже, до сих пор не слишком-то соображая, опять вцепилась в его футболку, едва не порвав, и точно так же, как недавно в пол, ткнулась лицом ему в плечо, не в силах справиться с по-прежнему сотрясавшими её судорожными рыданиями.

– Ну ты даёшь, Белка. Напугалась, да?

Она призналась сквозь всхлипы, заикаясь почти на каждом слоге:

– Я плавать не умею.

– Да там же неглубоко было. С этого края. Тебе, наверное, всего до подбородка. И до бортика меньше полуметра.

– Я же не знала, – оправдалась она, и снова призналась: – А я воды боюсь. Очень. – У неё даже голос сейчас бы вполне девчачий – писклявый, тонкий и пронзительный. – Меня один раз мальчишки чуть не утопили. Нарочно окунули и держали под водой. Пока я захлёбываться не начала. Потому что я на девочку не похожа. И дерусь.

– Вот ведь уроды! – зло выдохнул Дымов, хотя… Он ведь тоже поступил ничуть не лучше, взял и швырнул её в воду, как котёнка, невменяемую и совершенно беспомощную. – А я ведь подумал, что ты плаваньем занималась. Плечи-то вон какие.

– Я не плаванием, я боксом. Чтобы не лезли, – шмыгая носом и всё ещё чуть заикаясь, выложила Бэлла. Отстранилась, отодвинулась, но по-прежнему осталась сидеть, обхватив себя за плечи и съёжившись. – Но потом меня выгнали.

– За что? – Дымов тоже сидел напротив, упираясь ладонями в колени. – Всех побила?

И почти угадал.

– За неспортивное поведение, – хлюпнула Бэлла. – И фотографией.

– Фотография-то при чём? – удивился он. – Что ты с ней-то натворила?

– Я не натворила, я занималась. В фотокружке.

Ну ничего себе. Если бокс Дымов ещё как-то мог предположить, то подобное увлечение оказалось неожиданным. Хотя сейчас почти в каждом мобильнике есть камера, и фотографируют все, кому не лень, а потом постят свои снимки в интернете, но фотокружок – это другое. Только непонятно, почему «занималась»? В прошедшем времени.

– И что, оттуда тоже выгнали?

– Нет, – Бэлла замотала головой. – Я сама ушла. – В который уже раз шмыгнула носом, провела под ним тыльной стороной руки. – Потому что они говорили, что я всё равно не смогу. Что у меня не получится. Потому что это искусство, а я быдло.

– Идиоты! – опять коротко вывел Дымов.

И как же опять знакомо. Правда его-то называли обычно не быдлом, а нищебродом. Потому что даже на фоне общей неблагополучности выглядел совсем уж убого. Родители стабильно тратили деньги только на выпивку, даже на еду не всегда хватало, не то что на нормальную одежду. Вот ему и приходилось носить либо совсем дешёвку, либо то, что отдавали сердобольные соседи, либо… хоть тоже не шикарное, но зато новенькое, украденное на рынке.

Но подобным Игнат промышлял нечасто. Стыдно потому что. И опасно тоже. А вдруг бы попался, тогда бы точно легко не отделался. Народ по тем временам особой добротой и тягой к благотворительности не отличался – деньги большинству доставались нелегко, в том числе и тем, кто торговал на рынке.

Но он всё-таки ни разу не попался, даже если замечали, успевал смыться – благо бегал отлично. Мелкий, шустрый, лёгкий, привыкший быть всегда настороже и уже хорошо научившийся определять по взгляду, по выражению чужого лица, чего ожидать от человека.

Однажды Игнату особенно повезло: удалось спереть кроссовки. Поддельные, конечно, не фирменные, но всё равно крутые и красивые. Правда дома он боялся оставлять их без присмотра, если не надевал, то тщательно прятал – ну, мало ли.

И он тоже пил, уже тогда, совсем сопливый. Потому что, в отличие от всего остального такое «добро» дома всегда водилось. Ну и пьяному реально похрен, и как выглядишь, и как к тебе относятся, и что жизнь у тебя совсем дерьмовая, а впереди даже маленького просвета не видно.

Но сейчас не самое время слишком глубоко погружаться в воспоминания, Дымов уже и так достаточно погрузился – футболка липнет к телу, и брюки тоже, а с волос по вискам и шее ручейки уже не текут, но до сих пор медленно сползают тяжёлые капли. А у Бэллы длинные светлые пряди окончательно выбились из-под резинки, и теперь свисают на глаза, словно сосульки, а губы немного посинели. Поэтому хватит уже сидеть и мило беседовать, пора подниматься.

– Господи! – прилетело со стороны. Помощница по хозяйству всё-таки не выдержала, не справилась с любопытством, решила узнать, что творится возле бассейна, тоже объявилась и теперь потрясённо смотрела широко распахнутыми глазами, приложив ладонь к груди, будто схватившись за сердце. – Вы чего тут делали-то? Все мокрые с ног до головы.

– Разве не очевидно? Купались, – Дымов усмехнулся, поднимаясь. – Что ещё делать в бассейне? – И попросил: – Принесите полотенце, пожалуйста. И халат. Бэлле.

Та тоже зашевелилась, оттолкнувшись ладонями от пола, распрямилась медленно, поёжилась, переступила с ноги на ногу. Юля как раз успела дойти до встроенного в стену и незаметного со стороны шкафа и вернуться обратно с халатом и полотенцами. Халат сразу накинула Бэлле на плечи, раздала полотенца – ей и Дымову.

Он в первую очередь вытер лицо, потом несколько раз провёл по волосам.

– А теперь неплохо бы переодеться.

– Во что? – насупленно поинтересовалась Бэлла, кутаясь в халат.

А ведь правда, ей-то не во что. Не ходить же в банном халате, пока не просохнет то, что сейчас на ней. И Дымов опять обратился к помощнице по хозяйству:

– Юль, дадите ей что-нибудь из одежды?

Но он ещё и договорить толком не успел, как Бэлла, глянув на Юлю и замотав головой, заявила категорично:

– Я платье не надену.

– Это ещё почему? – возмутилась домработница.

– Я их не ношу. И не собираюсь. И у нас размеры разные.

Юля была пониже ростом и пофигуристей, а у Бэллы плечи, конечно, пошире, но прочие объёмы заметно скромнее.

– Ладно, ладно, – вклинился Дымов. – Тогда я у себя чего-нибудь поищу. – Уточнил: – Пойдут спортивные штаны и футболка?

– Пойдут, – буркнула Бэлла.

– Но размер тоже вряд ли подходящий, – предупредил он. Хотя она и так таскает достаточно бесформенное и просторное. Её футболка и худи, которое, вероятно, сейчас лежало в комнате, на него вполне бы налезли, пусть и внатяг. – А вот с бельём точно помочь не смогу. У меня только мужское.

– Это я принесу, – теперь уже вмешалась домработница, но Бэлла опять не оценила её участие, выдала ещё более категорично:

– Стринги я тоже не надену.