Куриный бульон для души. 101 вдохновляющая история о сильных людях и удивительных судьбах

– Дорогая, если бы я могла, я бы с удовольствием поменялась с тобой местами. Давай подождем и узнаем мнение специалистов.

Гематолог направил дочь на биопсию костномозговой ткани и рентген позвоночника. Джил демонстративно выбежала из больницы и бросилась к машине, словно я была виновата в ее проблемах.

Когда мы приехали за результатами анализа, оказалось, что у дочери нет лейкемии и с позвоночником все в порядке. Я почувствовала. что у меня камень с души упал. Но врач тут же сообщил, что у Джил нашли заболевание крови под названием идиопатическая тромбоцитопеническая пурпура. Он прописал стероиды и велел регулярно сдавать анализ крови, чтобы следить за количеством тромбоцитов. «Что ж, – подумала я, – может, не все так плохо. С этим мы справимся». Но еще доктор рассказал дочери, что преднизон вызывает бессонницу и увеличивает вес.

По пути домой Джил заявила, что не собирается принимать таблетки и толстеть.

Каждый день я заставляла дочь пить лекарство. Еще сложнее было заставить ее ездить в поликлинику для сдачи крови.

Через шесть недель после этих событий мне сделали маммографию, а потом и биопсию. Обнаружилось, что у меня рак груди III степени. Все члены нашей семьи были в шоке, особенно Джил.

Однажды вечером я услышала, как дочь плачет в своей комнате. Я зашла и спросила, что случилось.

– Мам, – сказала она, – помнишь, как ты говорила, что готова поменяться со мной местами?

Я отшутилась:

– Дорогая, я ведь также обещала побрить голову, если у тебя от химиотерапии выпадут волосы.

Дочь представила себе, как будет выглядеть без своих чудесных светлых локонов, и нахмурилась. Лысая сорокалетняя дама – это одно, а вот лысая девушка-подросток – совершенно другая история.

Я думала, сколько мне осталось жить и как будут жить мои дети, если меня не станет. Конечно, они уже выросли, но им все равно нужна была мать. И они были нужны мне.

Я полностью доверяла своему онкологу и решила записать к нему на прием свою дочь. Но мне сообщили, что доктор не принимает пациентов моложе шестнадцати лет.

Во время следующего посещения врача я спросила, возьмется ли он лечить мою дочь от идиопатической тромбоцитопенической пурпуры.

– А она достаточно сознательный человек? – спросил меня доктор.

– Ну, в общем, да, – ответила я. – Если не считать того, что она спускала таблетки преднизона в туалет, чтобы не толстеть.

Доктор усмехнулся и согласился обследовать Джил.

Джил была не в восторге от того, что надо сдавать кровь раз в неделю, а тут еще онколог заявил, что ей необходимо принимать стероиды до тех пор, пока количество тромбоцитов в крови не достигнет нормы. Услышав это, Джил воскликнула:

– Нет, это не честно!

Но к тому времени мы с дочерью понимали, что в жизни мало чего честного.

По пути домой Джил потрогала свои пухлые щеки и сказала:

– Мам, я ужасно выгляжу.

Я посмотрела на нее и фыркнула:

– Ах, ты хомяк!

– Лысая! – отшутилась Джил.

– Не забывай, что завтра у тебя интервью в ресторане JJ’s, – сказала я. – Если тебя примут на работу, то ты будешь есть так много, что разоришь ресторан.

– Ты права, мама, – ответила дочь, – им лучше нанять тебя, потому что ты точно не будешь ронять свои волосы в тарелки посетителей.

Близкие и друзья поддерживали меня, как могли, и часто хвалили. Они не понимали, как я рада, что химиотерапию и облучение радиацией делают мне, а не моей дочери.

Наверное, в наши дни близкие отношения подростков и родителей часто складываются во время посещения торговых центров. Мы с Джил по-настоящему сдружились в онкологическом центре, где нам в течение года каждую неделю брали кровь на анализ. К тому времени, как я закончила химиотерапию и облучение, количество тромбоцитов в крови Джил пришло в норму. Нам с ней надо было периодически появляться у врача, но в общем и целом наша жизнь вернулась в нормальное русло.

С тех пор прошло почти двадцать лет. Я, слава богу, живу без рака, и Джил находится в состоянии ремиссии. Я присутствовала на церемониях окончания школы своих детей, их свадьбах и крестинах внуков и внучек, двоих из которых родила Джил. Я рассказываю свою историю друзьям, родственникам и знакомым, которым поставили онкологический диагноз. Я говорю им, что стоит концентрироваться не на том, что судьба сдала нам плохие карты, а на тех, кого мы любим. Именно любовь помогла мне пережить рак, обнаруженный на поздней стадии, и эта любовь поможет и им.

Алис Мусчани

Избавиться от анорексии

Выздороветь – это значит помнить, кто ты, и использовать всю свою силу, чтобы стать тем, кем тебе суждено стать.

    Компания Recovery Innovations

Если бы меня несколько месяцев назад попросили описать, как я себя чувствую, я бы сказала, что я нервная, у меня анорексия и обсессивно-компульсивное расстройство. Тем не менее для меня стало большой неожиданностью, когда врачи оставили меня в больнице.

Врач сказал: «У вас анорексия. Ваше здоровье может в любой момент резко сдать, и вы рискуете умереть». Я испугалась. Медицинский диагноз означал, что мне уже нельзя закрывать глаза на свои проблемы.

К концу десятого класса я призналась родителям, что у меня проблемы с едой. Началось все с желания похудеть, а закончилось тем, что я начала резко терять в весе. В день я употребляла не больше 800 калорий, а тренировалась до четырех часов ежедневно. Я стала рабом желания сделать свое тело еще более худым и красивым и стремилась к нездоровому идеалу красоты.

В результате мой вес упал до пятидесяти одного килограмма, и я страдала от психического и физического истощения. Я перестала общаться с друзьями, чувствовала себя социальным изгоем и постоянно ощущала чувство голода.

В начале лета я рассказала родителям о своих проблемах, и они тут же начали мне помогать. Но, к сожалению, медицинской помощи мне пришлось ждать гораздо дольше. Я записалась на программу поддержки людей с проблемами приема пищи, но оказалась в листе ожидания и прождала несколько месяцев. На начальном этапе мне пришлось самой бороться с заболеванием. Я не могла заставить себя есть больше. Я постоянно думала о том, что мне необходимо тренироваться, и это сильно отвлекало меня от других мыслей. Правда, я в два раза сократила время тренировок. Это было трудное лето, и только в конце июля мое состояние улучшилось.

Именно в это время я поехала в христианский лагерь Кинтейл на озере Гурон в провинции Онтарио. Я много раз отдыхала в этом лагере, и он мне очень нравился. Лагерь был расположен в очень красивом месте, там я всегда встречала добрых и хороших людей, и в нем открывались прекрасные возможности для личностного роста. В общем, я знала, что в какой бы сложной жизненной ситуации я ни оказалась, отдых в Кинтейле мне точно пойдет на пользу. Тем летом я должна была провести в лагере целый месяц и пройти программу лидерства, что, как показало будущее, спасло мою жизнь.

Я решила, что, как только попаду в лагерь, сразу расскажу о своих проблемах. Однако это оказалось не так просто. Несмотря на то что я встретила много старых друзей, мы выросли, и у каждого из нас теперь были новые интересы. Только через три дня я почувствовала доверие к одной из девушек в моей группе и подошла к ней. Я почти ничего не знала о ней, кроме имени.

– Хейли, я могу с тобой поговорить? – спросила я.

Через несколько минут я, захлебываясь слезами, закончила свой рассказ. К моему удивлению, девушка тоже начала плакать. Она сказала: «Год назад я была в такой же ситуации, как ты». Хейли объяснила, что у нее тоже были проблемы с принятием пищи, и она решила их прошлым летом – ей помогло пребывание в лагере. Этими словами она спасла и мою жизнь.

Всю смену Хейли помогала мне и стала для меня практически ангелом-хранителем. Она не жалела сил, чтобы я чувствовала себя счастливой, как можно больше ела и чувствовала ее поддержку.

Мне очень не хотелось уезжать домой. Я знала, что вскоре должна пройти ряд тестов и сдать несколько анализов. В конце октября начинались встречи группы по поддержке девушек с проблемами приема пищи. Но на третий день учебы моя мачеха сказала: «Врач увидел результаты твоего ЭКГ и говорит, что ситуация очень серьезная. Он хочет тебя видеть завтра».

Я поняла, что с плохими анализами меня могут положить в больницу. На следующий день неожиданно позвонила Хейли, с которой я не говорила после окончания смены в лагере, и спросила, как у меня дела. Я рассказала ей всю правду, и она сказала: «Ты себя медленно убиваешь, и тебе надо всерьез заняться своим здоровьем». Я пообещала ей это сделать.

Я пошла к врачу, одевшись как можно красивее, с укладкой и косметикой. Я собиралась потом ехать в школу, но доктор сообщил, что меня на месяц кладут в больницу.

Я долго винила себя за то, что со мной произошло. Я была не в состоянии съесть даже самый маленький кусочек пирога или отказать себе в удовольствии пробежаться утром. Многие, узнав о моей болезни, говорили: «Я думала, что ты умнее» или «Тебе просто надо есть, и все». От такой реакции я только сильнее начинала себя ненавидеть. Но часть моих знакомых считала, что анорексия – это настоящая болезнь, и я в конце концов им поверила.

Сама я поняла это далеко не сразу. Уже лежа в больнице, я со слезами просила прощения у родителей за то, что не могу исправиться. Они не хотели меня слушать: «Ты же не будешь укорять человека за то, что у него рак?» Я ответила, что, скорее всего, не буду. Так я постепенно поняла, что я больна и должна лечиться.

Проведенный в больнице месяц оказался самым трудным за всю моя жизнь, но я выдержала. Я и по сей день борюсь с остаточными явлениями анорексии. Иногда это мне дается легко, а иногда с большим трудом. Постепенно, день за днем, я выздоравливаю и избавляюсь от недуга.