Дело № 113

Фанферло объяснил ему, как было дело.

– Пожалуйста, не отрицайте этого, – сказал он. – Иначе вы заставите меня пригласить тех четырех приказчиков, в присутствии которых записка была вам действительно передана. Она написана карандашом и свернута в несколько раз.

Приказчик понял, что запираться было трудно, и изменил свой план.

– Да, это верно… – сказал он. – Я получил от Проспера записку, но так как она была адресована лично ко мне, то я прочитал ее, разорвал и кусочки бросил в огонь.

– Позволю себе заметить, сударь, что это не совсем так: записка была вручена вам для передачи Жипси.

Жест отчаяния убедил сыщика, что он не ошибся.

– Клянусь вам… – начал молодой человек.

– Не клянитесь, пожалуйста, милостивый государь! – перебил его Фанферло. – Никакие клятвы не помогут. Вы вошли в этот дом именно для того, чтобы передать записку, и она у вас в кармане.

– У меня ее нет!..

– Нет, вы сообщите мне ее содержание… – продолжал сыщик вкрадчивым голосом. – Поверьте, что без серьезных поводов…

– Никогда! – ответил Кавальон.

И, улучив момент, сильным движением он вырвался из рук Фанферло и бросился бежать. Но сыщик оказался сильнее и быстрее его.

– Берегитесь, молодой человек! – сказал ему Фанферло. – Вам хуже будет! Потрудитесь показать мне записку!

– У меня ее нет!

– Отлично! Значит, вы доводите меня до крайних мер? Да знаете ли вы, до чего вас может довести ваше упорство? Я позову сейчас двух городовых, они станут у вас по бокам и сведут вас в полицию, а там уже не прогневайтесь: я обыщу вас насильно. Мне уже надоело!..

– Вы сильнее меня… – отвечал Кавальон. – Я повинуюсь.

И он достал из портфеля злосчастную записку и передал ее Фанферло.

Руки сыщика задрожали от удовольствия, и он стал читать ее:

«Дорогая Нина!

Если ты меня любишь, то скорее, не медля ни минуты, без всяких рассуждений, повинуйся мне. По получении этого письма возьми все, что у тебя находится, – абсолютно все – и скройся где-нибудь в номерах на другом конце Парижа. Скройся так, как будто бы тебя вовсе нет и на свете. От этого, быть может, зависит моя жизнь. Меня обвиняют в краже, и я буду арестован. В столе лежат пятьсот франков. Возьми их. Оставь твой адрес Кавальону, который объяснит тебе все, чего я не могу тебе написать. Торопись скорее.

    Проспер».

– Кто же эта госпожа Нина Жипси? – спросил Фанферло. – Без сомнения, это знакомая Проспера Бертоми?

– Это его любовница, – отвечал Фанферло.

– Она живет здесь, в доме тридцать девять?

– Вы это знаете… Недаром же я вошел сюда.

– Она снимает квартиру на свое имя?

– Нет, она живет у Проспера.

– В котором этаже?

– В первом.

Фанферло тщательно сложил записку и сунул ее к себе в карман.

– Я сам передам эту записку госпоже Жипси, – сказал он.

Кавальон хотел было возражать, но Фанферло сказал ему:

– Советую вам возвратиться к вашим занятиям, молодой человек.

– Но ведь Проспер мой покровитель, он вытащил меня из нищеты, он мой друг!

– Зная, что вы так преданы кассиру, могут хватиться вас и истолкуют это в дурную сторону.

– Проспер невиновен, я знаю это!

– А если он будет обвинен, то это ваше признание может быть принято за соучастие в его преступлении.

Кавальон опустил голову. Он был сражен.

– А потому послушайте меня, молодой человек, – продолжал Фанферло. – Возвратитесь к своим занятиям! До свидания!

Молодой человек повиновался. А Фанферло поднялся по лестнице и позвонил в дверь первого этажа, в квартиру Проспера Бертоми. Ему отворила девочка лет пятнадцати, кокетливо одетая.

– Госпожа Нина Жипси? – спросил сыщик.

При виде Фанферло с запиской в руках девочка не знала, что ответить.

– Мне поручено передать ей послание от господина Проспера, – сказал он и подождал ответа.

– Войдите, я сейчас доложу.

Имя Проспера подействовало, и Фанферло ввели в гостиную.

– Черт возьми! – проговорил сыщик при виде роскошной обстановки. – А кассир устроился недурно.

Но он не мог продолжать своих наблюдений, так как раздвинулась портьера и вошла госпожа Нина Жипси. Она была очень хороша собою, и ее красота была настолько необычайна, так заявляла о себе, что даже Фанферло был ослеплен и приведен в смущение.

«Ах, черт возьми! – подумал сыщик, вспоминая благородную, строгую красоту Мадлены, которую видел так недавно. – У него положительно недурной вкус, даже очень, очень недурной!»

– Что вам угодно? – спросила дама, презрительно прищурившись.

Другой на месте Фанферло был бы смущен этим взглядом и тем тоном, с которым произнесена была эта фраза. Но все его внимание было поглощено изучением этой молодой женщины.