Дамское счастье

Взволнованная Дениза сделала вид, будто ничего не заметила. И Божэ исчез как раз в ту минуту, когда появился Делош, избравший самый длинный путь. Он решил извиниться и забормотал что-то, чего Дениза сначала не поняла. Но когда он стал упрекать Полину за то, что она заговорила при Льенаре, и та смутилась, Денизе наконец стал ясен смысл того, о чем с самого утра шептались за ее спиной, – это передавали друг другу историю с письмом. И снова дрожь пробежала по ней, как и тогда, когда она получила письмо, – у нее было такое чувство, будто все эти мужчины раздевают ее.

– Я ведь не знала, – повторяла Полина. – Да в этом и нет ничего дурного… Пусть их болтают, они все бешеные какие-то.

– Дорогая, – сказала наконец Дениза с обычной своей рассудительностью, – я нисколько на вас не сержусь… Вы рассказали сущую правду. Я действительно получила письмо, и мое дело дать на него ответ.

Делош ушел опечаленный: он решил, что Дениза покорилась и вечером пойдет на свидание. Когда обе продавщицы позавтракали в смежном маленьком зале, где женщин обслуживали с большим комфортом, Полине пришлось помочь Денизе сойти, так как нога ее быстро уставала.

Внизу, в спешке послеобеденной работы, учет товаров сопровождался все нарастающим гулом. Настал решительный час, когда все силы напряглись до предела, чтобы к вечеру закончить работу, мало подвинувшуюся с утра. Голоса звучали все громче, то и дело мелькали руки, продолжавшие освобождать полки и перебрасывать товары; по магазину невозможно было пройти: груды тюков на полу достигали высоты прилавков. Бушующее море голов, махающих рук и спешащих куда-то ног терялось в беспредельной глубине отделов, в смутных, взвихренных далях. То была последняя вспышка рукопашного боя; машина чуть не взрывалась. А на улице мимо зеркальных окон запертого магазина продолжали мелькать редкие прохожие, с лицами, бледными от удушливой воскресной скуки. На тротуаре улицы Нев-Сент-Огюстен остановились три высокие простоволосые девушки, судомойки по виду, и, беззастенчиво прижавшись лицом к стеклу, старались разглядеть, что за странная суматоха творится внутри.

Когда Дениза возвратилась к себе в отдел, г-жа Орели как раз поручала Маргарите закончить подсчет последних кип товара. Оставалось еще проверить описи, и, чтобы заняться этим, заведующая, в поисках тишины, удалилась в зал образчиков, уведя с собой и Денизу.

– Пойдемте, мы с вами сличим списки. А потом вы займетесь подсчетом.

Она оставила двери открытыми, чтобы наблюдать за девицами, и в зал врывался такой оглушительный шум, что они даже не слышали друг друга. Это была просторная четырехугольная комната, где стояли лишь стулья да три длинных стола. В углу помещались большие механические ножи для резки образчиков. На образчики уходили целые кипы материй – за год рассылалось больше, чем на шестьдесят тысяч франков различных тканей, изрезанных на узкие лоскуточки; с утра до вечера ножи, шелестя, словно косы, кромсали шелк, шерсть, полотно. Затем надо было подобрать лоскуты и наклеить или вшить их в тетради. Между окнами помещался тут и небольшой печатный станок для изготовления этикеток.

– Да тише же, наконец! – кричала время от времени г-жа Орели, не слыша Денизу, которая вслух читала опись товаров.

Когда сверка первых листов была закончена, заведующая ушла, а девушка погрузилась в подсчет итогов. Однако г-жа Орели почти тотчас же вернулась вместе с мадемуазель де Фонтенай, в которой отдел приданого больше не нуждался. Она тоже займется подсчетом, время так дорого. Но появление маркизы, как ее злобно величала Клара, взволновало весь отдел. Послышались смешки, все стали подтрунивать над Жозефом, из дверей долетали озорные выкрики.

– Не отодвигайтесь, вы нисколько меня не стесняете, – промолвила Дениза, охваченная глубокой жалостью. – Одной чернильницы хватит на нас обеих.

Мадемуазель де Фонтенай, отупевшая от невзгод, не нашла даже слова благодарности. Она, должно быть, пила: худое лицо ее отливало свинцовой бледностью, и только руки, белые и тонкие, еще говорили о ее аристократическом происхождении.

Между тем смех внезапно умолк – слышен был лишь размеренный шорох возобновившейся работы: появился Муре, снова решивший обойти отделы. Он остановился, ища глазами Денизу и удивляясь, что не видит ее. Хозяин знаком подозвал г-жу Орели, отвел ее в сторону и тихо заговорил с ней. Должно быть, он спрашивал ее о чем-то. Она указала глазами на зал образчиков, потом стала что-то шептать ему. Очевидно, она сообщила, что девушка утром плакала.

– Прекрасно! – громко воскликнул Муре. – Покажите-ка описи.

– Пожалуйте сюда, – сказала заведующая. – Мы укрылись в этот зал от шума.

Он последовал за ней в соседнюю комнату. Клара отлично поняла их маневр: она прошептала, что самое лучшее сейчас же послать за кроватью. Но Маргарита принялась усиленно подбрасывать ей одежду, чтобы занять ее и заткнуть ей рот. Ведь Дениза – такой хороший товарищ! Ее личные дела никого не касаются. Отдел становился соучастником: продавщицы задвигались живее, Ломм и Жозеф делали вид, будто ничего не слышали, и еще ниже склонились над ведомостями. А инспектор Жув, заметив маневры г-жи Орели, принялся расхаживать перед дверьми отдела образчиков размеренным шагом часового, стоящего на страже забав своего начальника.

– Покажите господину Муре описи, – сказала заведующая, входя в зал.

Дениза подала бумаги и села, глядя в сторону. Когда Муре вошел, она слегка вздрогнула, но тотчас же овладела собой и была теперь спокойна, только чуть побледнела. Муре углубился в изучение описей, не взглянув на нее. Все молчали. Тут г-жа Орели подошла к мадемуазель де Фонтенай, даже не повернувшей при появлении хозяина головы, и сделала вид, что недовольна ее работой. Она сказала вполголоса:

– Ступайте, помогите-ка лучше укладывать товар. Вы мало привычны к цифрам.

Та поднялась и вернулась в отдел, где ее встретили перешептыванием. Жозеф был так смущен насмешливыми взглядами приказчиц, что стал писать вкривь и вкось. Клара, хоть и обрадованная появлением помощницы, все же то и дело грубо наскакивала на нее: она прониклась к этой девушке ненавистью, которую питала ко всем женщинам, работавшим в магазине. Ну не глупо ли – быть маркизой и вскружить голову простому рабочему? Клара завидовала этой любви.

– Очень хорошо, очень хорошо, – повторял Муре, делая вид, что читает описи.

Между тем г-жа Орели ломала себе голову, как бы и ей удалиться, не нарушая приличий. Она топталась на месте, рассматривая механические ножи и беснуясь, что муж ничего не придумает, чтобы вызвать ее; впрочем, он никогда не годился ни для чего серьезного и мог умереть от жажды, сидя у пруда. У одной Маргариты хватило смекалки обратиться к ней за указанием.

– Иду, – отозвалась заведующая.

И с полным достоинством, обеспечив себя предлогом в глазах зорко следивших за нею девиц, она наконец оставила сведенных ее стараниями Муре и Денизу и вышла величественным шагом, с таким благородством на челе, что продавщицы даже не посмели улыбнуться.

Муре не спеша положил листки на стол и взглянул на Денизу, продолжавшую сидеть с пером в руке. Она не отвела глаз, но стала еще бледнее.

– Вы придете вечером? – спросил он вполголоса.

– Нет, я не могу, – ответила она, – к дяде должны прийти мои братья, и я обещала обедать с ними.

– Но как же ваша нога? Вы ходите с таким трудом.

– Как-нибудь доберусь. Мне теперь гораздо лучше.

Выслушав ее спокойный отказ, Муре тоже побледнел. Губы у него слегка подергивались от волнения. Однако он сдержался и принял обычный вид благожелательного хозяина, который просто интересуется здоровьем своей служащей.

– Ну а если я вас попрошу… Вы же знаете, с каким уважением я отношусь к вам.

Дениза ответила все так же почтительно:

– Я очень тронута вашей добротой и благодарю вас за приглашение. Но, повторяю, я никак не могу: сегодня вечером меня ждут братья.

Она упрямо отказывалась понять его. Дверь в зал стояла открытой, и девушка чувствовала, как весь магазин подталкивает ее. Полина уже дружески признала ее непроходимой дурой, другие тоже будут смеяться над ней, если она откажется от приглашения. Г-жа Орели, которая ради этого вышла из комнаты, Маргарита, чей нарочито громкий голос долетал до нее, Ломм, словно застывший в своей приниженной позе, – все хотели ее падения, все бросали ее в объятия хозяина. И отдаленный гул учета, и эти несметные кипы товаров, перебрасываемые из рук в руки и перечисляемые на лету, – все это было как бы жгучим ветром, опалявшим Денизу страстью.

Наступило молчание. Минутами шум заглушал слова Муре, сопровождая их громоподобным гулом королевских богатств, завоеванных в битвах.

– Так когда же вы придете? – спросил он снова. – Может быть, завтра?

Этот простой вопрос смутил Денизу. Утратив на миг спокойствие, она пролепетала:

– Не знаю… Я не могу…

Он улыбнулся и попытался взять Денизу за руку, однако девушка отдернула ее.

– Чего вы боитесь?

Но она уже подняла голову и, смотря ему прямо в лицо, ответила с обычной своей ласковой и в то же время смелой улыбкой:

– Я ничего не боюсь… Но ведь нельзя же насильно, не правда ли? А я не хочу – вот и все.

Она замолчала; в эту минуту какой-то скрип привлек ее слух. Она обернулась и увидела, что дверь медленно затворяется. Это инспектор Жув взял на себя смелость притворить ее. Попечение о дверях входило в его обязанности: ни одна из них не должна была оставаться открытой. И, по-прежнему важный, он снова стал на часы. Никто, видимо, не заметил, что дверь затворили, настолько просто это было сделано. Одна только Клара отпустила язвительное словечко на ухо мадемуазель де Фонтенай, мертвенное лицо которой осталось таким же бледным.

Между тем Дениза поднялась.

– Послушайте, – сказал ей Муре низким, дрожащим голосом, – я люблю вас… Вы давно уже знаете это, не играйте же со мной так жестоко, не делайте вида, будто не понимаете меня… И не бойтесь ничего. Раз двадцать мне хотелось пригласить вас к себе в кабинет. Мы были бы одни, и мне стоило только запереть дверь на ключ… Но я не хотел этого. Вы видите, что я говорю с вами здесь, куда всякий может войти… Я люблю вас, Дениза…

Она стояла все так же молча, вся побледнев, и слушала его, глядя ему в лицо.

– Скажите же, почему вы отказываетесь?.. Ведь вы нуждаетесь! Ваши братья – тяжелое бремя. Все, что вы у меня попросите, все, что от меня потребуете…

Она остановила его, просто возразив:

– Благодарю вас, я теперь зарабатываю больше, чем мне нужно.

– Но я предлагаю вам свободу, жизнь, полную наслаждений и роскоши… Вы будете жить у себя, и я положу на ваше имя небольшой капитал.