Эта жестокая грация

– А ты помнишь свое рождение? – спросил он.

– Разумеется, нет, но родители о нем рассказывали.

– Что ж, а мои мертвы, – произнес он ровным голосом.

Черт подери. Жгучий стыд охватил ее.

– А откуда ты? – задал он вопрос, вероятно, только ради того, чтобы она прекратила свой допрос, но Алесса решила отвечать так, словно он на самом деле интересовался ее жизнью.

– Отсюда, из города. Из одной из нижних террас, даже не вблизи с Цитаделью.

Казалось, что каждые следующие ворота щелкали все звучнее и скрипели все дольше, а оглушительный вой последних врат перед входом в Цитадель мог бы подъять из храма мертвеца. Алесса съежилась. Сопровождая меченого мужчину в крепость – а за подобное преступление карали смертным приговором всех, кроме Финестры, хотя многие и так пытались придумать повод для ее убийства, – она будто вручала своим недоброжелателям последний камень для броска, но чудесным образом в коридорах не встретилось ни призраков, ни стражников.

Когда они наконец добрались до подножия лестницы в Цитадель, догорела последняя спичка Данте.

Временами, когда на мир опускалась практически нерушимая тишина, она могла уловить отголоски украденных сил: искры молнии Илси на кончиках пальцев или ветры Хьюго, как на его похоронах. Возможно, отголосок – не лучший термин. Скорее, отпечаток. Вроде углубления в диване, что осталось после нападения на нее мужчиной несколько часов назад. Она раскрыла ладонь и выдохнула на нее крошечное синее пламя. Помещение освещалось в течение всего пары секунд, но этого хватило, чтобы Алесса нашла замочную скважину.

Данте на мгновение застыл.

– Что это было?

– Отголосок. – Она покраснела. – Беспокоиться не о чем.

– Что-что?

– Ну… остаток. У меня не было возможности использовать силы, которые я переняла у Фонте, поэтому кое-что сохранилось.

– Можешь повторить?

Она погрузилась в закоулки своего сознания, но ничего не отыскала.

– Нет. Это была последняя крупица.

Все, что осталось от Эмира. Ее сердце пронзила острая боль. Она выжгла весь его свет и потратила драгоценные остатки его дара на сущий пустяк.

– Зачем тебе вообще нужен Фонте? Дотронься до них сейчас и сбереги силы до сражения.

Алесса покачала головой.

– Финестра способна усилить дар Фонте только при постоянном контакте. В одиночку я в лучшем случае отсрочу нападение на несколько секунд. Хотя и это крайне сомнительно. Как правило, после прикосновения Финестре удается сохранять силу Фонте около минуты.

– Прошло больше минуты.

Она вздохнула и закрыла глаза.

– Потому что я его убила. Представь, что остатки дара – это последний вздох. Я украла его магический выдох.

– Но…

– Поверь мне, мы пытались. Ничего не получилось.

Пока Алесса вела Данте по винтовой лестнице наверх, сжимающие ее грудь тиски ослабли, а вместо удушающего чувства отчаяния внутри разгорелся победный огонек. Ей удалось. Она сумела сбежать из Цитадели, отважно зайти в таверну, полную преступников и изгоев, и убедить дикого волка последовать за ней домой.

Каждая лестница располагалась вокруг залитых лунным светом каменных строений внутреннего дворика, и, чтобы подняться на следующий уровень, требовалось пройти в другой угол, заставляя каждого, кто хотел добраться до верхних этажей, бродить туда-сюда. Потому их прогулка на четвертый этаж сопровождалась неестественной тишиной.

Едва в ее голове проскочила эта мысль, в темном дверном проеме возникла фигура в форме.

Одиннадцать

L’uomo solitario ? bestia o angelo.

Одинокий человек либо зверь, либо ангел.

– Осторожно, Финестра! – Капитан Папатонис пригвоздил Данте к стене. – Он вооружен.

Рубашка Данте задралась, обнажив полоску кожи и ножны по обе стороны его талии. Даже прижатый щекой к стене он умудрялся выглядеть раздраженным и скучающим. Создавалось впечатление, будто ситуацию контролировал Папатонис, но только потому, что Данте позволял ему, хотя, очевидно, не собирался терпеть грубое отношение дольше необходимого.

– Пустите его, капитан, – приказала Алесса, выпрямившись. – Он со мной. – Технически именно она возглавляла военное подразделение, и ему не следовало забывать свое место. – У меня есть право выбирать личного телохранителя, и я выбрала его.

Она никогда не видела настолько глубоко затронутого человека, каким сейчас выглядел капитан Папатонис. Возможно, не доверять всем стражникам всего из-за одного предателя было несправедливым, но она уже зашла слишком далеко.

На лице пожилого мужчины читалась внутренняя борьба, но в конечном итоге он отпустил Данте и отступил в сторону.

Посмотрев на нее, Данте поправил одежду, несколько раз грубо ее одернув.

– При всем уважении, Финестра, – седовласый старик укоротил ее титул, – синьора Рената и синьор Миямото в курсе?

– Конечно.

Капитан Папатонис выпятил грудь вперед.

– Он не может расхаживать здесь в этом.

– Тогда принесите ему что-нибудь подобающее, капитан.

Смуглая кожа под бородой пожилого мужчины покраснела, и тот, отрывисто отдав честь, унесся прочь.

Алесса нерешительно улыбнулась, и Данте лишь сильнее нахмурился.

Когда они добрались до ее покоев, Алесса вдруг выронила ключ и, немного с ним повозившись после, не смогла вынуть из замочной скважины.

– Нужна помощь? – слетел вопрос с губ Данте.

– Нет. – Она дернула ключ что есть мочи, и тот выскользнул так резко, что она попятилась назад и врезалась в стену мышц. Тут же отскочив вперед, она схватила ручку и яростно ее повернула.

– Похоже, все-таки нужна.

И что она должна была на это ответить? Что он заставлял ее нервничать? Что ее до сих пор трясло после столкновения с капитаном? Что за одну ночь она нарушала правила и лгала чаще, чем за предыдущие пять лет, и не понимала, пугает ее это или восторгает?