Новые друзья близнецов в школе Сент-Клэр

Было не очень-то приятно знать, что и ученицы, и учительницы видят в тебе только досадную и утомительную помеху. Мирабел и самой уже надоело это бессмысленное сопротивление. Ей казалось, что другим ученицам будет смешно смотреть, как она дурачится, но никто не смеялся – Мирабел вызывала лишь раздражение. Девочка уже начала жалеть, что вообще затеяла всё это дело.

Вечером того же дня, когда Карлотта с силой наступила ей на ногу, Мирабел охватила тоска. Никому-то она не нравилась, никто её не любил. Даже родной отец услал её подальше из дому. А мать его поддержала! Разве можно было примириться с их решением? Единственный выход – это сопротивление!

Мирабел вдруг поняла, что ей не хочется сидеть вместе со всеми в шумной гостиной, и она незаметно проскользнула в одну из музыкальных комнат. Девочка не соврала, сказав Бобби, что умеет играть на пианино и скрипке. Она действительно любила музыку, очень хорошо играла на пианино и просто замечательно – на скрипке, но из упрямства отказалась заниматься музыкой в Сент-Клэре, когда папа предложил ей обучаться дальше этим предметам.

– Ты можешь заниматься музыкой в школе, – сказал он. – Там прекрасные учителя.

– А какой смысл начинать, – бросила ему Мирабел, – если я пробуду там всего полчетверти? Ты же не станешь ради этого полностью оплачивать уроки пианино и скрипки в дополнение к общим предметам?

– Хорошо, как скажешь, – ответил папа.

Поэтому музыкальные занятия в школе даже не обсуждались. И теперь Мирабел очень скучала по еженедельным урокам скрипки и пианино. Музыка всегда помогала ей, поддерживала в ней силу и твёрдость. А без музыки девочка чувствовала себя потерянной.

И в этот вечер Мирабел чувствовала себя особенно несчастной. Ей так хотелось взаимной симпатии и поддержки. Девочка вспомнила о своей скрипке, которую оставила дома, и всем сердцем пожалела, что не взяла её с собой.

В музыкальной комнате было темно, но Мирабел не стала включать свет, поскольку не хотела, чтобы кто-нибудь заметил её, у неё не было настроения общаться. Девочка оперлась руками на маленький столик и задумалась. Потом её ладонь коснулась знакомой поверхности – это был футляр от скрипки! Что-то дрогнуло у неё в груди. Дрожащими руками Мирабел открыла футляр и вытащила скрипку, а затем смычок.

И маленькая тёмная комната внезапно наполнилась звуками музыки. Мирабел играла для себя, чтобы утешиться, успокоиться, не думать об огорчениях. И получалось прекрасно.

«Так-то лучше, – сказала себе Мирабел, закончив наконец играть. – Гораздо лучше. А я и не догадывалась, как сильно скучаю по музыке! Интересно, где у них стоит пианино? На нём я бы тоже сыграла. И как мне это раньше в голову не пришло!»

Мирабел на ощупь нашла в темноте пианино и ласково положила руки на клавиши. Она играла по памяти, выбирая самые грустные и нежные мелодии, которые соответствовали её настроению.

Мирабел была уверена, что кроме неё в комнате больше никого нет, и играла свободно, от всей души. И вдруг в темноте послышался какой-то звук. Мирабел тотчас остановилась. Её сердце испуганно забилось. Совсем рядом сдавленно всхлипнули.

– Кто тут? – громко спросила Мирабел.

Ответа не было, но, судя по звукам, кто-то начал тихо пробираться к выходу. Мирабел разозлилась. Кто посмел следить за ней? Кто прокрался в музыкальную комнату? Вскочив с места, она успела уже возле самой двери схватить кого-то за рукав.

– Кто это? – повторила Мирабел.

– Это я, Глэдис, – всхлипнул голос. – Я сидела тут одна, а потом ты пришла. Я не знала, что ты будешь играть. Но ты так чудесно играла, что я просто не смогла уйти. А потом музыка стала такой грустной, что я не выдержала и заплакала.

– Ты всё время плачешь, – нетерпеливо сказала Мирабел. – Почему?

– Не скажу, – ответила Глэдис. – Ты расскажешь остальным, и они будут надо мной смеяться. Они обзывают меня Несчастным Созданием, я знаю. Это ужасно! На моём месте они тоже были бы Несчастными Созданиями.

– На твоём месте? А что с тобой? – спросила Мирабел, которой против воли стало любопытно. – Слушай, расскажи, а? Я не буду смеяться и дразниться.

– Только не включай свет, – сказала Глэдис. – Наверняка ты подумаешь, что я слабачка, поэтому лучше я расскажу в темноте.

– Странная ты, – протянула Мирабел. – Ну так что там с тобой?

– Это из-за мамы, – сказала Глэдис. – Ей очень плохо. Она сейчас в больнице, и я не знаю, поправится она или нет. Ты даже не представляешь, как сильно я её люблю и как скучаю по ней. У меня нет ни папы, ни братьев, ни сестёр, только мама. И я ни разу не расставалась с ней ни на один день, ни на одну ночь. Тебе это покажется глупым, и ты скажешь, что я веду себя как малышка, что я – мамочкина дочка. Ну да, так и есть, наверное. Но, понимаешь, у нас с мамой нет никого на свете, кроме друг друга, и я ужасно, ужасно скучаю и хочу к ней…

И Глэдис снова залилась слезами. У неё был такой жалкий, несчастный вид, что Мирабел на мгновение забыла про собственные переживания и неловко обняла девочку за плечи. Она немножко презирала Глэдис за слабость и полное отсутствие мужества, но в то же время невольно жалела её – и совершенно не знала, что сделать, чтобы её успокоить. Поэтому Мирабел заговорила о первом, что пришло в голову, то есть о себе.

– Слушай, а представь, каково мне, – сказала она. – Усланная из дому мамой и папой, потому что они больше не хотят меня видеть. Потому что они говорят, что я обижаю брата и сестру и расстраиваю всю семью! Вот как я страдаю! Думаю, мне гораздо хуже, чем тебе.

Глэдис вскинула голову и уставилась на Мирабел с таким презрением, что, кажется, впервые за всё это время забыла о своих несчастьях.

– Ты страдаешь! Не болтай ерунды! Ты даже не понимаешь, какая ты счастливая! У тебя есть папа и мама, брат и сестра, которых можно любить и которые любят тебя! А у меня была только мама, да и ту забрали! Тебя услали из дома? Так тебе и надо, Мирабел, если ты не понимаешь, что члены семьи должны любить друг друга! Поверь, если бы у меня было столько родных, я никогда не стала бы вести себя так ужасно, что меня отправили бы в школу-интернат. Тебе должно быть стыдно!

Мирабел была слишком потрясена тем, что тихоня Глэдис заговорила, чтобы ответить. А Глэдис уже взялась за ручку двери.

– Извини, – сказала она сдавленным голосом. – Ты несчастна, и я несчастна. Наверное, я должна тебя пожалеть и как-то утешить. Но дело в том, что ты сама виновата в собственном несчастье, а я в своём – нет. Вот в чём разница между нами.

Стукнула дверь, и Мирабел осталась одна. Она сидела удивлённая и растерянная. Кто бы мог подумать, что Глэдис способна на такую пламенную речь? Мирабел подумала о своей семье. Представила золотистую головку сестрёнки, темноволосую – братишки; они сидят, склонившись над столом, делают уроки. Потом она вспомнила доброе, терпеливое лицо мамы, которая вечно всем уступала. Весёлое лицо отца, которое становится грустным, а потом сердитым из-за вечного упрямства Мирабел.

«Это всё мама виновата, нечего было поддаваться мне, – подумала Мирабел. – И Гарри с Джоан не должны были мне подчиняться… Но малышам трудно отстаивать себя, а со мной и правда очень нелегко. Как же хочется домой! Я здесь совсем одна, да ещё вела себя как настоящая дура. Я знаю, мама любит и всегда будет любить меня, а я так безобразно к ней относилась и с папой тоже поругалась. Гарри и Джоан, наверное, рады, что я уехала. Никто не хочет меня видеть, никому я не нужна».

От жалости к себе у Мирабел защипало в глазах. Она опустила голову на стол и заплакала. Мирабел и думать забыла про Глэдис с её бедами, ей было жалко только себя.

Но, поплакав немного, она вытерла глаза и подняла голову.

«Я больше не буду плохо себя вести, – решила Мирабел. – Уеду отсюда в середине четверти домой и постараюсь исправиться. Надоело быть дурочкой. С завтрашнего дня начну новую жизнь, и, может быть, другие девочки станут ко мне лучше относиться».

Мирабел встала и включила свет. На её часиках было пять минут девятого – скоро отбой. Она села за пианино и поиграла ещё немного для себя, а когда в девять зазвенел звонок, означающий отход ко сну, отправилась в спальню, полная самых добрых намерений. Мирабел уже представляла, какими приветливыми станут остальные девочки, когда узнают, что она начала новую жизнь. И может, даже близняшки решат, что с ней стоит дружить.

Бедная Мирабел! Когда она попыталась лечь в кровать, вдруг оказалось, что она может вытянуть ноги под одеялом только до середины. Девочки очень ловко связали концы простыни с пододеяльником, а Элси, которой этого показалось мало, ещё напихала под сгиб простыни колючих листьев остролиста. Мирабел уколола пальцы ног и громко вскрикнула от боли.

– Ай! Кто засунул эту гадость мне в кровать? Я себе все ноги ободрала!

Мирабел никогда не слышала про «яблочный пирог» и не могла понять, что происходит. Она с силой двинула ногами, но только порвала простыню.

Девочки вокруг помирали от смеха. Они догадались, что Мирабел впервые столкнулась с «яблочным пирогом» и потому понятия не имела, как сложенная вдвое простыня связывается с пододеяльником. Дорис с хохотом каталась по кровати, и даже невозмутимая Анна повизгивала от смеха.

– Ну вот, придётся тебе утром показать экономке порванную простыню, – сказала Элси, услышав треск ткани. – Дура ты! Могла бы и сообразить, что происходит. Теперь на уроке труда будешь зашивать простыню.

Мирабел от злости швырнула остролистом в Элси. До неё наконец дошло, что случилось, и она ужасно обиделась и рассердилась. После этого ей всё же удалось улечься в постель и укрыться. Остальные ещё немного похихикали, но постепенно успокоились и заснули.

Утром Мирабел проснулась раньше всех. Она лежала и размышляла о своём вчерашнем решении. Начать новую жизнь оказалось не так-то просто, но никаких других выходов из создавшегося положения Мирабел не видела. Она вдруг поняла, что не в состоянии вести себя так же глупо, как прежде. В тот момент, когда ей стало за себя стыдно, пропало и всякое желание валять дурака. Мирабел была достаточно умна, чтобы вовремя остановиться.

И потому она отправилась на занятия по-прежнему полная добрых намерений. Она будет хорошо работать. Вот Мамзель удивится! А мисс Дженкс обрадуется. Мирабел перестанет грубить мисс Квентин. Она даже простит эту дикую Карлотту за то, что та отдавила ей ногу. И девочки всё-таки увидят, что она совсем не такая плохая, как им казалось, и они тоже начнут новую жизнь и подружатся с ней. Всё будет просто замечательно, а в середине четверти она уедет домой, и все будут так по ней скучать!

С такими приятными мыслями Мирабел начала день, который оказался битком набит самыми разными неприятностями.

Глава 6

День неприятностей

Больше всех радовались, глядя на мучения Мирабел, Элисон и Элси. Элисон – потому что очень расстроилась, когда не смогла выступить на уроке мисс Квентин, ну а Элси вообще уродилась такой злючкой.

– Я зашью рукава куртки Мирабел, – сказала Элисон. – Зашью как следует. Ну уж она разозлится!

– А я спрячу её учебники, – решила Элси. – Анна, а ты найди резиновые сапоги Мирабел и насыпь в них мелких камешков. Да сыпь в носок сапога.

– Может, кто-нибудь другой насыплет? – сказала Анна. – Это же надо тащиться в комнату спортивного инвентаря. Бобби, сходи ты.