Убийство на острове Мюстик

Найл отвечает ей в той же манере веселого поддразнивания – он помнит эту манеру с детства. Ему недостает прежней легкости в общении, когда он везде считался своим. После своего долгого отсутствия Соломон прилагает все силы к тому, чтобы вписаться в местное общество.

– Я ищу мисс Фортини, – говорит он экономке. – Лили Колдер никак не может связаться с ней.

– Вот как? – Радушие экономки сразу сменяется холодностью. – Барышня не желает никого слушать. У нее свои правила.

– В каком смысле?

– Мисс Аманда из достойной семьи, но любит валять дурака. Когда ее родители улетают домой, она все вечера проводит в барах. А я не могу сказать ей ни слова, хоть и была ее няней… правда, давно. Если б она была моей дочкой, я посадила бы ее под замок.

– Когда вы в последний раз видели ее?

– В четверг, в два часа дня. Она захотела на обед раков и рис с шафраном, без десерта и, слава богу, без вина, просто ледяную eau naturelle[4 - Природная вода (фр.).]. А все потому, что у нее было похмелье. Точно тебе говорю.

– С тех пор не видели?

Женщина задумывается.

– Вчера я приготовила ей завтрак, но она так и не появилась, ее постель не тронута, так что она в ней не спала. Можешь сам делать выводы.

– Ничего не случится, если я обыщу ее комнату?

– Вперед, мистер Полисмен. Комната на верхнем этаже, последняя дверь от лестницы, справа по коридору.

Найл благодарит ее, прощается и поднимается по лестнице. Что-то в атмосфере виллы тревожит его; складывается ощущение, будто везде затаились призраки, несмотря на то что помещения залиты светом. Дом кажется стерильным, каждый дюйм пола отполирован до зеркального блеска. Спальни обставлены современной мебелью, а стильность помещениям придают редкие вкрапления антиквариата. Со все возрастающим любопытством сержант входит в спальню Аманды Фортини. Кровать аккуратно заправлена и завешена москитной сеткой, ниспадающей с потолка. Он заглядывает в гардероб и видит там горы шлепанцев и эспадрилий, множество тончайших юбок и платьев с блестками. На приколотых к стенам фотографиях – молодая женщина в окружении друзей; ее светлые волосы развеваются на ветру, она сияет улыбкой. Кажется, что ей ни разу в жизни не доводилось испытывать сомнения, но Найл по опыту знает, что внешность обманчива. Он осматривает комнату в поисках личных вещей. На комоде рядом с органайзером с косметикой стоит коробка, полная украшений. Мобильного телефона не видно.

На прикроватной тумбочке детектив находит брошюру. В ней содержится информация об охватывающем весь остров проекте Лили Колдер по возрождению жизни на рифе. Хотя рыбаки всегда очень бережно относились к коралловому атоллу, все их усилия обречены на провал. Скоро здесь не останется зон для размножения морского окуня, лобстера и рака – даров моря, присутствующих практически в каждом меню на Наветренных островах. Если коралл умрет, рыбаки лишатся средств к существованию. Большинство местных благодарны этой молодой женщине, которая тратит свои силы на благое дело.

Найл снова оглядывает комнату, но никак не может определить характер Аманды Фортини. Американка оставила дома сумочку, полную кредиток, и в то же время она не боится запачкать руки, помогая проекту. Детектив отодвигает в сторону москитную сетку и только тогда замечает нечто странное. На заправленной кровати лежит кусок коралла шириной в фут, на простыне рассыпан песок. Коралл чисто-белого цвета и хрупкий на ощупь. Чуткие ноздри Найла улавливают солоноватый запах. Кто-то вырезал на нем ножом две скрещенных стрелы. И зачем Аманде Фортини понадобилось пачкать простыню кораллом, в который въелся песок? Она могла бы оставить его на туалетном столике. Продолжая держать коралл в руке, Найл осматривает примыкающую к комнате ванную. Там ничего нет, если не считать слабый аромат цитрусовых духов, уже почти выветрившийся.

Детектив покидает виллу. У него в голове роится столько вопросов, что он забывает попрощаться с уборщицей, которая продолжает мести террасу. Однако она обращает внимание на его оплошность. Ему вслед летит поток ругательств на креольском.

Глава 3

Я каким-то чудом успеваю на дневной рейс из Гатуика до Сент-Люсии. Точно знаю, что Джаспер расстроится, когда узнает, какой стыковочный рейс я выбрала. Он предпочел бы, чтобы я посетила его стройку, а не пересаживалась на самолет до Мюстика, но моя главная задача – поддержать Лили и позаботиться о том, чтобы моим планам на вечеринку в ее честь ничего не помешало. Я удостоверюсь, что всё в порядке, и буду вволю плавать и загорать, пока не приедет Джаспер.

Мы взлетаем; Англия внизу выглядит серой и мрачной. Я понемногу успокаиваюсь. Принцесса Маргарет воспринимала все перелеты как отдых от королевских обязанностей и от ощущения, будто ты выставочный экспонат. Я намерена поступить так же. Слушаю аудиоверсию «Разума и чувств»[5 - Роман Джейн Остин.] и позволяю себе медленно плыть по течению сюжета, однако через несколько часов моя концентрация слабеет, и к моему вниманию начинает взывать прошлое.

Я так хорошо помню события, приведшие к тому, что Лили вошла в нашу жизнь, будто они случились вчера. Шестнадцать лет назад ее мать, доктор Эмили Колдер, моя близкая подруга, развелась и арендовала виллу рядом с нашей. Ей было за тридцать, она имела степень, полученную в Гарварде, и растущую известность в качестве новатора в области защиты морской природы. Каждое лето Эмили проводила на Мюстике и трудилась на рифе. Все восхищались ею, потому что она была веселой, харизматичной и умной. Я с радостью согласилась стать крестной пятилетней Лили. Проведя весь день на море, этот доброжелательный ребенок весело резвился в мелкой части бассейна, пока мы болтали с ее матерью. Эмили практически не упоминала о разводе, но я сейчас сильно сожалею о том, что тогда не заметила опасные признаки. В тот вечер она выпила вместе со мной свою последнюю рюмку, удалилась на виллу, а потом, пока Лили спала, ушла в море, не оставив ничего, что могло бы объяснить ее самоубийство. Ее саму не нашли, лишь аккуратно сложенный саронг остался лежать на Макарони-Бич. Я так и не смогла найти разумное объяснение ее поступку. Эмили была молода и красива, у нее имелось много друзей, готовых выслушивать ее жалобы, однако она бросила все это и оставила Лили на произвол судьбы. Могу допустить только то, что она сражалась с депрессией, но держала это в тайне. Если она и написала записку, ее не нашли; Эмили не оставила слов утешения для своей дочери.

Джаспер быстро согласился в том, что мы должны воспитать ребенка Эмили. Мальчишеская сторона его характера помогает ему находить общий язык с детьми, к тому же наши птенцы уже вылетели из гнезда. Они приняли появление Лили без каких-либо вопросов, однако ее детство было омрачено сначала смертью матери, а потом безразличием отца. Генри Колдер – нефтяной магнат; кажется, он свято верит в то, что основанием маленького трастового фонда выполнил свои родительские обязанности. Он редко утруждает себя контактами с дочерью. У девочки хватает денег на жизнь, однако она никогда не станет богатой, и ей не на кого опереться, кроме меня и Джаспера. И все же Лили остается оптимисткой. Она полна решимости спасти риф, и я почему-то уверена, что ничто ей в этом не помешает.

Погружаюсь в беспокойную дрему, а когда просыпаюсь, командир объявляет, что до Сент-Люсии осталось полчаса и что нас ждет болтанка из-за того, что мы проходим зону турбулентности. Самолет качается и дрожит, а время перестраивается. Сейчас уже начало шестого вечера, местное время на пять часов отстает от британского.

Мне в голову приходит мысль позвонить Джасперу, но перелет отнял у меня все силы. Я решаю отложить звонок на потом, когда посплю. В маленьком аэропорту полно народу: родственники, жаждущие поприветствовать членов своих семей, таксисты и носильщики, предлагающие за небольшую плату поднести мой багаж. Я уже собираюсь регистрироваться на следующий рейс, когда замечаю в толпе знакомое лицо. Это Саймон Пейкфилд, британский врач, замещающий нашего обожаемого доктора Банбери, который навещает родственников в Великобритании. Весь остров скучает по Банбери, ибо тот уже много десятилетий врачует наши недуги. Пейкфилд не машет мне в ответ, хотя мы с ним не раз виделись. У этого человека с бледным бесстрастным лицом и копной иссиня-черных волос странные манеры. Странность состоит в том, что с больными он ласков, а вот социальных навыков ему не хватает. Создается впечатление, будто ему гораздо приятнее общаться с людьми, когда они его пациенты, а не друзья.

Пейкфилд исчезает в толпе, а меня окликают. Ко мне через людской поток с поднятой в приветствии рукой прорывается мой давний друг Филип Эверард. Он канадский актер, и ему здорово за шестьдесят, но по внешнему виду об этом не скажешь. Филип выглядит почти так же, как в конце восьмидесятых, когда снялся в главных ролях в десятке элегантных комедий, которые штурмом взяли мир. Он из тех, кто привлекает внимание и мужчин, и женщин всех возрастов; открытый бисексуал, что только усиливает его харизму. Филип одет в голубую льняную рубашку, подчеркивающую его загар; седые волосы коротко подстрижены, а резкие черты лица кажутся более утонченными, чем всегда.

– Фил, ты, как всегда, неподражаем; ты идеальный главный герой.

– Все равно мне не сравниться с тобой. – Он улыбается и обнимает меня. – Как тебе удается сохранять такую гладкую кожу?

– Удачные гены и крем из «Хэрродс». А ты что здесь делаешь?

– Лили сказала, что ты прилетаешь, поэтому я отложил свой вылет домой. Я здесь помогал Джасперу общаться с противным архитектором-французом.

– Какой ты милый… Как Джаспер? У него всё в порядке? Я никогда не слышала, чтобы у него был такой голос, он был очень подавлен.

– Он нуждается в том, чтобы ты промокала ему вспотевший лоб, и склонен закатывать истерики, так что бизнес идет своим чередом. – У Филипа веселый вид. – Я полдня охотился за подарком для Лили.

– И что нашел?

– Серьги с пресноводным жемчугом и сочетающийся с ними браслет. Не слишком ли скучно?

– Она будет рада.

– Слава богу, что ты летишь на Мюстик, а не едешь в ту дыру, что создал Джаспер. – В речи Филипа слышится легкий французский акцент – он провел детство в Квебеке.

– И не говори, дорогой… Мой организм нуждается в водке.

– Выпивка подождет. Многие рейсы задержаны, а мы вылетаем последним. После нашего взлета они закрывают аэропорт. Сюда, очевидно, надвигается тропический шторм. Одному господу известно, почему они так всполошились, – ведь у нас тут и намека нет на это проклятое бедствие.

Фил достаточно быстрым шагом ведет меня по аэропорту, держа за руку. Мы дружим уже тридцать лет, с тех пор как он купил самую маленькую на Мюстике виллу, хотя у него было достаточно заработанных в Голливуде денег, чтобы построить дворец. Он хотел иметь убежище, куда можно было бы сбегать от папарацци, однако скромность не позволяла ему декорировать свое укромное местечко в роскошном стиле. Филип всегда был душой всех вечеринок и карнавалов; к сожалению, в последнее время он здорово сбавил темп. Я не помню, когда он в последний раз работал. Наблюдая за тем, как Фил регистрируется на наш рейс, такой деловитый и серьезный, я представляю его в роли благородного правозащитника или американского президента, придерживающегося консервативных ценностей.

Когда мы подходим к крохотному самолетику, ожидающему на полосе, настроение Фила вдруг резко меняется.

– Я говорил тебе, что Хосе ведет себя как-то странно? Он отлично ухаживает за нашими садами, но почему-то постоянно преследует меня – утром, днем и ночью.

– Это не к добру.

– Что нам делать?

– Я поговорю с ним, если хочешь.

– Давай не будем пугать беднягу; я просто хочу, чтобы он перестал строить из себя моего телохранителя.

Хосе Гомес работает на меня и Филипа последние пять лет, деля свое время между нашими двумя садами. Господь наделил молодого человека легкой рукой, однако он немой от рождения. Иногда, когда Хосе обихаживает лужайку, я слышу, как он насвистывает, но за все время садовник не произнес ни слова.

Филип, видимо, рад тому, что сбросил с себя эту проблему, и снова берет меня за руку, когда самолет готовится к взлету.

– Мне ужасно хотелось рассказать Лили о вечеринке, но я держу рот на замке. Она очарована былыми временами – в ее глазах сборища на Мюстике стали легендой.

– Вот я и хочу, чтобы нынешнее превзошло все прежние. Лили заслужила, чтобы ей подняли самооценку. До вечеринки всего две недели. Мы с Джаспером наняли дизайнеров, они на Сент-Люсии и готовят десятки роскошных костюмов для наших гостей, в том числе и для тебя.

– А какая тема?

– Мы называем ее «Лунным балом», потому что в эту ночь должно быть полнолуние, и я молю бога о том, чтобы небо было чистым. Хочу, чтобы весь остров сиял в честь Лили.

– В отличие от вас с Джаспером, все относятся к подготовке вечеринок очень поверхностно. Помню, как ты много лет назад ездила в Кералу, чтобы купить костюмы и прочий реквизит для какой-то вечеринки. Даже арендовала яхту, чтобы гости могли переодеться в море и в готовом виде сойти на берег. Кажется, у тебя несколько недель ушло на то, чтобы построить тот дворец на лужайке, да?