Любопытство наказуемо

– Значит, вы не отдавали ребенка в работный дом?

– Нет, – признался Уоткинс. – Я бы свел его туда, да последнее время, как я к ним приходил, они отбрыкивались руками и ногами. Я подумал, будет лучше, если мы какое-то время будем держаться от них подальше.

– Что же вы сделали с мальчиком?

Уоткинс глубоко вздохнул:

– Я отвел его сюда, на вокзал Кингс-Кросс, и оставил на платформе. Паровозы ему очень понравились. Он смотрел на паровозы, а я… выпустил его руку и скрылся в толпе.

Моррис что-то проворчал.

Уоткинс боязливо оглянулся на сержанта.

– Я знал, что его найдут. Истинная правда! Я знал, что его найдут. Клянусь, я малышу ничего плохого не сделал! Вы уж мне поверьте!

– Ничего плохого? Представьте, как он испугался, когда понял, что остался один! Представьте только, в чьи руки он мог попасть! И что с ним могло случиться, когда он без присмотра бродил среди паровозов? – загремел я.

– С вокзала Кингс-Кросс в основном уезжают люди почтенные, – слабо возразил Уоткинс. – А служащие вокзала всегда начеку.

– Да, к счастью, так и оказалось. Мальчика заметили и вызвали полицию. Он почти не умел говорить, лишь с трудом лепетал свое имя, Питер. Поэтому вы решили, что вас не найдут. Его временно поместили на попечение женщины, которая выкармливает малышей на средства прихода. Но после жалобы, поданной мисс Харрис, в вечерних газетах поместили заметку, в которой просили сведения, способные помочь в розысках. Заметку прочел муж упомянутой мной женщины. Они испугались, как бы их не обвинили в похищении, и связались с нами. Мисс Харрис отвезли посмотреть ребенка, и она его узнала.

Теперь Уоткинс в своем кричащем наряде являл собой жалкую фигуру.

– Нет в мире справедливости, – пробормотал он.

– Наоборот, есть. Считайте, что вам повезло. Питер Харрис не исчез навсегда на вокзале Кингс-Кросс, потому что в таком случае вам бы предъявили обвинение в убийстве. Мать нашла своего сына и поместила его в новую приемную семью – куда более надежную, чем ваша! Ее теперешняя хозяйка, которой Мэри вынуждена была во всем признаться, потому что брала отпуск на розыски ребенка, посочувствовала ей и помогла.

– Все хорошо, что хорошо кончается, верно? – воскликнул приободрившийся Уоткинс.

– Зависит от того, что вы называете «хорошим» и что понимаем под этим мы. Джонас Уоткинс, в соответствии с парламентским законом 1861 года о преступлениях против личности вы обвиняетесь в оставлении ребенка младше двух лет в обстоятельствах, могших повлечь за собой смерть, травму или иной вред.

Глаза Уоткинса наполнились слезами.

– Вот так всегда бывает, – проквакал он, – когда пытаешься кому-то помочь!

Я оставил Морриса разбираться с жалким созданием и вышел подышать тем, что, словно в насмешку, называют свежим воздухом центральной части Лондона. Гул голосов, грохот колес, цокот копыт, крики уличных торговцев разом оглушили меня. Нос заполнился знакомыми миазмами. Среди неприятных запахов я различал серное, угольное и нефтяное зловоние ангаров стоящего рядом железнодорожного вокзала. Мои мысли невольно вернулись к Лиззи и вокзалу Ватерлоо; он, кстати, и был недалеко. Я подумал: что, если заехать в дом миссис Парри и переговорить с дворецким Симмсом? Надо убедиться, что Лиззи благополучно отправилась в свой Гемпшир. Но если она не добралась туда благополучно, скоро я обо всем узнаю. Мне не оставалось ничего иного – только ждать.

Глава 4

Элизабет Мартин

Мы с Лефевром озирались по сторонам. Неожиданно мы услышали крик. Нам навстречу спешил пожилой человек в вельветовых бриджах и кожаных гетрах конюха, в котелке, надвинутом на самый лоб. Приблизившись, он снял котелок и, отдуваясь, спросил:

– Это вы едете в «Прибрежный»?

Мы сказали, что да.

– Ага, – заметил он, оглядывая наш багаж и качая головой, словно выражал сомнение. – Ну, прямо не знаю, поместитесь ли вы оба в двуколку, да еще со всеми пожитками. Но попробовать-то можно! – заключил он, потирая руки. – Ликург Гринуэй, к вашим услугам, сэр… мисс. – Мужчина снова водрузил котелок на голову и прихлопнул днище ладонью, чтобы убедиться, что головной убор сидит плотно. Так как его голова была круглой, а фигура – невысокой и коренастой, в котелке он сильно напоминал перечницу.

– Ликург? – переспросил доктор Лефевр. – Какое у вас необычное имя!

– Ага! – ответил мистер Гринуэй. – Мой отец был трезвенником. Решительно выступал против пьянства всю жизнь, с ранней молодости. Он назвал меня Ликургом в честь другого знаменитого трезвенника – по крайней мере, он так считал.

– Ликург был не просто трезвенником, – заметил доктор Лефевр, – хотя ход мыслей вашего отца я вполне понимаю. Ликург в древности был царем. Он запретил распутный культ бога Вакха и приказал вырубить все виноградники.

Услышав о своем знаменитом тезке, мистер Гринуэй весьма приободрился:

– Значит, мой старик папаша кое в чем разбирался. Сюда, пожалуйста!

Следом за ним мы завернули за угол и очутились на главной улице. Перед пивной, патриотично названной «Лорд Нельсон» в честь героя Трафальгарской битвы, стояла двуколка с сиденьями напротив друг друга и высокой скамейкой для возницы. В двуколку был впряжен унылого вида пони с большой головой на овечьей шее. В самом деле, мне показалось, что мы со всеми вещами просто не втиснемся в такое скромное транспортное средство.

– Боже мой… – негромко произнес доктор.

Ликург Гринуэй как будто слегка смутился.

– Сэр, мисс Роуч шлет свои извинения, но в ландо сломалась ось; кузнецу надо приделать новую.

– Видимо, тут ничего не поделаешь, – философски заметил доктор Лефевр.

– Она рухнула прямо на землю, – продолжал Гринуэй, мрачно качая головой.

Мы оба встревожились, услышав это, но потом поняли, что Гринуэй имеет в виду ландо, а вовсе не свою хозяйку.

– Ну вот, – продолжал наш возница, – вещи ваши я поставлю на пол, а потом уж вы запрыгивайте и занимайте места. Будет неплохо, если дама… прошу прощения, мисс… поставит ноги на свой чемодан.

– А пони выдержит такой груз? – спросила я. – Нам далеко ехать?

– Можно отправиться берегом, а можно и срезать, – ответил мистер Гринуэй. – Лично я предпочитаю срезать. Так получится миль шесть, может, чуть больше или чуть меньше, а по берегу чуть не вдвое длиннее. Дорога неровная, я ехал по ней утром; но она не разрушена. Двуколка и не качнется!

Я услышала, как доктор Лефевр рядом со мной шумно вздохнул.

– Давайте поедем более короткой дорогой, – стоически предложил он, – если мисс Мартин согласна. Возможно, нас растрясет, – продолжал он, обращаясь ко мне, – но, по-моему, в таком экипаже не стоит путешествовать вдоль берега! – Он показал тростью на двуколку и пони. Лошадка заметила его жест, вскинула голову и фыркнула, закатив глаза.

– Короткая дорога легче для пони, – добавила я.

– За лошадку не волнуйтесь, мисс, она крепче, чем кажется, – объявил Гринуэй.

На то, чтобы усадить нас, ушло некоторое время; из «Лорда Нельсона» вышли несколько завсегдатаев. Не выпуская кружек из рук, они наблюдали за посадкой и предлагали свои советы. Все они как будто хорошо знали мистера Гринуэя и обращались к нему просто Ли. Я решила, что мистеру Гринуэю-старшему все же не удалось привить своему отпрыску привычку к трезвости.

Наконец, двуколка качнулась и поехала. Общество, толпящееся у пивной, проводило нас подбадривающими криками. Доктор Лефевр снял цилиндр и с серьезным видом помахал им. Мужчины оценили его вежливость, ответив еще более громким «ура».

Затем мы повернули за угол и скрылись из вида, обеспечив завсегдатаев пивной темами для разговоров до конца дня.

Сначала дорога шла вдоль берега и была довольно ровной. Слева от нас плескались волны. Затем дорога повернула в сторону от моря и запетляла между густо посаженными деревьями. Я надеялась, что навстречу нам никто не попадется, так как дорогу сильно сужали растущий по обочинам папоротник-орляк, высохший и побуревший в конце лета, и разросшиеся ветки кустарника, гнущиеся к земле. Под деревьями было прохладно, что я восприняла с благодарностью. Так мы весело трусили до тех пор, пока не приблизились к подножию довольно высокого холма. Гринуэй натянул поводья, и мы остановились.

Возница повернулся на сиденье, окинул нас опытным взглядом и провозгласил:

– Прошу прощения, но я не уверен, что кобылка одолеет подъем. Дамочка-то, судя по виду, много не весит и может оставаться на месте, но вы, сэр, если не возражаете, лучше слезьте, и мы с вами пойдем пешком.