Сороки-убийцы

– Страшные слова ты говоришь.

– Я говорю то, о чем ты думаешь, дорогая. Мне ли тебя не знать? Как понимаю, если Магнус отбросит копыта, вся казна достанется тебе.

Фрэнсис выпустила сигаретный дым и с интересом посмотрела на спутника.

– По сути дела, дом и усадьба отойдут к Фредди – это определено правилами наследования. Так было из поколения в поколение.

– Но ты в накладе не останешься.

– Нет, конечно. И разумеется, у меня пожизненные права на Пай-Холл. Единственное, чего я не могу сделать, так это продать дом. Но ничего такого не случится. Магнус обладает идеальным здоровьем, по крайней мере для своего возраста.

– Пусть так, Фрэнсис. Но большой дом – особое место. Провод, протянутый поперек лестничного пролета. Всякое может случиться. Вдруг эти ваши грабители вернутся и прикончат его?

– Ты ведь шутишь?

– Просто размышляю вслух.

Фрэнсис Пай замолчала. Ни к чему вести такие разговоры, особенно в ресторане, где полно народа. Но ей пришлось признать, что Джек прав. Жизнь без Магнуса будет значительно проще и намного приятнее. Жаль только, что молния не попадает в одно и то же место дважды.

Но, с другой стороны, почему бы и нет?..

5

Доктор Эмилия Редвинг старалась навещать отца каждую неделю, но так получалось не всегда. Если в лечебнице было много посетителей, много вызовов к пациентам на дом и в больницу, если наваливалась бумажная работа, ей приходилось отложить поездку. Так или иначе, оправдание находилось с легкостью. Всегда найдется веская причина не ехать.

Эти визиты доставляли ей мало радости. Когда умерла жена, доктору Эдгару Реннарду было восемьдесят, и, хотя он продолжал жить в своем доме близ Кингз-Эббот, оставаться прежним ему было уже не суждено. Вскоре Эмилия привыкла к постоянным телефонным звонкам от соседей. Отца видели бесцельно бродящим по улицам. Он перестал регулярно питаться. Был рассеян. Поначалу она убеждала себя, что это просто последствия тяжкого горя и одиночества, но симптомы буквально кричали, и пришлось признать очевидный диагноз. У ее отца развивалось старческое слабоумие. Лучше ему уже не станет. Напротив, прогноз обещал серьезное ухудшение. Эмилия какое-то время подумывала забрать отца к себе в Саксби-на-Эйвоне, но это было бы нечестно по отношению к Артуру, да и полноценной сиделки для старика из нее не получится. И все же она не могла избавиться от чувства вины и клейма предательницы, когда впервые привезла отца в Эштон-Хаус в долине Бата, бывший госпиталь, переоборудованный после войны в дом престарелых. Как ни странно, но Эмилии легче удалось убедить отца, чем себя саму.

Тот день был не самым удачным для пятнадцатиминутной поездки в Бат. Джой Сандерлинг уехала в Лондон, повидаться с кем-то, как она сказала, по личному делу. Мэри Блэкистон похоронили всего пять дней назад, и в атмосфере деревни сохранялось некое напряжение, которое сложно было определить, но Эмилия по опыту знала, что оно еще даст о себе знать. Несчастье обладает свойством передаваться, подобно гриппу, и, по ее мнению, даже налет на Пай-Холл являлся частью этой общей заразы. Но оттягивать визит было нельзя. Во вторник Эдгар Реннард упал. Его осмотрел местный доктор, и дочери сообщили, что ничего серьезного не произошло. Тем не менее отец спрашивал о дочери. У него кончились продукты. Сестра-распорядительница Эштон-Хауса позвонила ей и попросила приехать.

Сейчас она была у отца. Ему помогли встать с кровати, но только чтобы усадить в кресло у окна. Там он и сидел, облаченный в халат, такой худой и хрупкий, что Эмилии хотелось расплакаться. Папа всегда был сильным, крепким. Маленькой девочкой Эмилия думала, что весь мир держится на его плечах. Теперь ему потребовалось добрых пять минут, чтобы узнать ее. Она видела, что болезнь усугубляется. Не то чтобы ее отец умирал – он просто утратил желание жить.

– Нужно было мне сказать ей… – произнес он. Голос у него был хриплый, губы шевелились с трудом. Ему пришлось повторить дважды, прежде чем она разобрала слова.

– О ком ты говоришь, папа? Что ты должен сказать?

– Ей следует знать, что случилось… Что я сделал.

– Что ты имеешь в виду? О чем толкуешь? Это имеет отношение к маме?

– Где она? Где твоя мать?

– Ее здесь нет.

Эмилия досадовала на себя – не следовало упоминать о матери. Это только собьет старика с толку.

– Что ты хотел мне сказать, папочка? – смягчив тон, спросила она.

– Это важно. Мне недолго осталось.

– Не говори ерунды. С тобой все будет хорошо. Только постарайся и скушай чего-нибудь. Я попрошу сестру-распорядительницу принести сэндвич, если хочешь. Я побуду с тобой, пока ты будешь есть.

– Магнус Пай…

Очень странно, что он произнес это имя. Разумеется, доктор Реннард знал сэра Магнуса, когда работал в Саксби-на-Эйвоне. Он лечил всю их семью. Но с какой стати вспоминать про него сейчас? Не связан ли как-то сэр Магнус с событием, про которое отец хочет рассказать? Проблема деменции в том, что она не только пробивает в памяти огромные бреши, но и перепутывает воспоминания между собой. Отец в равной степени может иметь в виду события пятилетней и пятидневной давности. Для него тут нет никакой разницы.

– Так что насчет сэра Магнуса? – спросила Эмилия.

– Кого?

– Сэра Магнуса Пая. Ты упомянул его. И хотел что-то мне сказать.

Но взгляд старика снова стал пустым. Он вернулся в мир, в котором теперь жил. Доктор Эмилия Редвинг пробыла с ним еще двадцать минут, но отец едва замечал, что дочь здесь. Затем она обменялась парой слов с сестрой-распорядительницей и ушла.

Домой она возвращалась с гнетущим чувством беспокойства, но едва припарковала машину, как выбросила из головы мысли про отца. Артур обещал приготовить сегодня вечером ужин. Они вместе посмотрят по телевизору «Жизнь с Лайонами» и пораньше лягут спать. Доктор Редвинг успела уже пролистать запись на прием на завтра и поняла, что день предстоит хлопотный.

Она открыла дверь и уловила запах гари. На секунду Эмилия всполошилась, но дыма не было, запах был слабым – скорее воспоминание об огне, чем реальный пожар. Войдя в кухню, она обнаружила Артура. Тот сидел за столом, точнее, лежал на нем и пил виски. Готовить ужин он даже не начал, и Эмилия сразу поняла: что-то стряслось. Артур тяжело переносил удары. Что-то произошло. Но что именно? Взглянув в сторону, доктор Редвинг увидела прислоненную к стене картину: деревянная рама обуглилась, бо?льшая часть холста прогорела. Это был портрет женщины. Его явно написал Артур, Эмилия сразу узнала его стиль, но ей потребовалось некоторое время, чтобы узнать, кто на нем изображен.

– Леди Пай… – пробормотала она, ответив на собственный вопрос прежде, чем успела его задать. – Что случилось? Где ты нашел его?

– В костре неподалеку от розария… В Пай-Холле.

– Как тебя туда занесло?

– Просто гулял. Я срезал путь через Дингл-Делл, увидел, что никого поблизости нет, и решил пройти через сады к большой дороге. Даже не знаю, почему меня туда потянуло. Возможно, так нужно было. – Он отхлебнул еще. Пьян Артур не был, виски служило ему для психологической поддержки.

– Брента не было. Никого вокруг, только эта чертова картина вместе с кучей остального хлама.

– Артур…

– Ну это их собственность. Они за нее уплатили и могут распоряжаться ею как угодно.

Доктор Редвинг вспомнила. Сэр Магнус заказал портрет к сорокалетию жены, и Эмилия была рада, даже когда узнала, как мало сэр Магнус готов заплатить. Это был заказ. Он так много значил для самооценки Артура, и тот принялся за работу с энтузиазмом. Он писал Фрэнсис Пай в течение трех сеансов в саду, с Дингл-Деллом на заднем фоне. Времени ему дали очень мало – начать с того, что леди Пай позировала крайне неохотно. Но даже так Фрэнсис Пай осталась довольна результатом: портрет подчеркивал все лучшее в ней, на нем она выглядела спокойной, слегка улыбающейся, уверенной в себе. Артур был вполне удовлетворен, как и сэр Магнус, приказавший повесить картину на видное место в большом холле.

– Это, наверное, ошибка, – сказала Эмилия. – С какой стати им его выбрасывать?

– Его кинули в огонь, – глухо проронил Артур и махнул в сторону холста. – А сначала он, похоже, исполосовал картину ножом.

– Можешь восстановить ее? Можно что-нибудь сделать?

Ответ она знала сама. Сохранились глаза женщины с их властным взглядом, уложенные темные волосы, часть плеча. Но бо?льшая часть изображения потемнела. Холст был разрезан на куски и обгорел. Эмилии не хотелось даже, чтобы он оставался в доме.

– Прости, – сказал Артур. – Я не приготовил ужин.

Допив стакан, он вышел из комнаты.

6

– Ты это видела?!