Пленник Зенды. Месть Руперта (сборник)

Фриц растерянно посмотрел на нас. Я протянул руку.

– Вы ранены, государь? – воскликнул он.

– Только царапина, – сказал я, но остановился.

Фриц встал с растерянным выражением. Держа меня за руку, он оглядел меня сверху вниз и снизу вверх. Потом вдруг бросил мою руку и отшатнулся назад.

– Где король? Где король? – закричал он.

– Тише, дурак! – прошипел Запт. – Не так громко! Вот король!

У дверей раздался стук. Запт схватил меня за руку.

– Сюда, скорее, в спальню! Снимайте шапку и сапоги. Полезайте на кровать. Спрячьте всё!

Я исполнил его приказание. Минуту спустя Запт заглянул снова, покивал, ухмыльнулся и ввел очень нарядного и почтительного молодого человека, который подошел к моей кровати с частыми поклонами и доложил, что он принадлежит к дому принцессы Флавии и что ее королевское высочество прислала его специально, чтобы узнать, как здоровье короля после того утомления, которое его величество перенесли накануне.

– Передайте моей кузине мою горячую благодарность, – сказал я, – и скажите ее королевскому высочеству, что я во всей своей жизни не чувствовал себя лучше!

– Король, – прибавил старик Запт (который, я начинал убеждаться, иногда лгал из любви к искусству), – проспал всю ночь не просыпаясь!

Молодой человек (он напомнил мне Озрика из «Гамлета») с поклонами вышел вон. Комедия окончилась, и бледное лицо Фрица фон Тарленхайма призвало нас к действительности, хотя, в сущности, комедия становилась для нас действительностью.

– Неужели король умер? – прошептал он.

– Дай бог, чтобы нет, – отвечал я. – Но он в руках Черного Майкла!

Глава VIII

Светлая кузина и темный брат

Жизнь настоящего короля, вероятно, тяжела, но исполняющего роль короля, я ручаюсь, гораздо тяжелее. На следующий день Запт научил меня моим обязанностям, что я должен делать и что должен знать, в течение трех часов; потом я наскоро позавтракал. Запт, сидя против меня, говорил мне, что король по утрам всегда пил белое вино и терпеть не мог пряных блюд.

Потом явился канцлер, также часа на три; ему я должен был объяснить, что мой ушибленный палец (мы воспользовались этой раной) мешал мне писать; началась суета, ссылки на прошлые случаи и так далее, которые окончились тем, что я поставил какой-то знак, а канцлер засвидетельствовал его, с избытком торжественных клятв. Потом представлялся французский посланник, предъявляя свои верительные грамоты; в этом случае мое невежество не имело значения, так как и король знал очень мало. (Мы приняли весь Corps diplomatique [1 - Дипломатический корпус (фр.).] в течение следующих дней, переход власти в другие руки требовал всей этой суматохи.)

Наконец я остался один. Я позвал своего нового слугу (мы выбрали, чтобы заменить Иозефа, молодого человека, никогда не видавшего короля), велел принести водки и воды и заметил Запту, что теперь могу надеяться на отдых.

Фриц фон Тарленхайм стоял тут же.

– Клянусь небом, – вскричал он, – мы теряем время. Неужели мы не соберемся задать страху Черному Майклу?

– Тише, сын мой, тише, – сказал Запт, морща брови. – Это доставило бы нам большое удовольствие, но могло бы стоить дорого. Неужели Майкл падет, оставив короля в живых?

– А кроме того, – подсказал я, – пока король здесь, в Штрельзау, на своем престоле, какие могут быть у него неудовольствия против дорогого брата Майкла?

– Неужели мы не должны ничего предпринимать?

– Мы не должны предпринимать ничего глупого! – проворчал Запт.

– Мне это напоминает, Фриц, – сказал я, – содержание одной из наших английских комедий-критик, не слыхали ли вы о ней? Или еще о двух соперниках, наводящих друг на друга револьвер. Я не могу выдать Майкла, не выдавая себя!

– И короля! – вставил Запт.

– А Майкл выдаст себя, если будет стараться выдать меня!

– Это очень мило! – сказал старый Запт.

– Если я буду уличен, – продолжал я, – то стану играть в открытую игру и поборюсь с герцогом, но пока я жду его хода!

– Он убьет короля! – вскричал Фриц.

– Нет! – отвечал Запт.

– Трое из Шестерки в Штрельзау! – продолжал Фриц.

– Только трое, вы уверены? – спросил Запт живо.

– Да, только трое!

– Значит, король жив, и остальные трое сторожат его! – воскликнул Запт.

– Да, вы правы! – подхватил Фриц с прояснившимся лицом. – Если бы король умер и был похоронен, они все были бы здесь с Майклом. Вы знаете, что Майкл вернулся сюда, полковник?

– Знаю, будь он проклят!

– Господа, господа, – сказал я, – кто эта Шестерка?

– Я думаю, вы скоро с ней познакомитесь, – отвечал Запт. – Это шесть человек, которых Майкл держит у себя в доме; они преданы ему душой и телом. Из них три руританца, затем один француз, один бельгиец и один – ваш соотечественник!

– Они не задумаются зарезать человека, если им прикажет Майкл! – окончил Фриц.

– Может быть, они зарежут и меня? – подсказал я.

– Весьма вероятно! – согласился Запт. – Которые из них здесь, Фриц?

– Де Готэ, Берсонин и Детчард!

– Иностранцы! Ясно, как день. Он привез их и оставил руританцев с королем; это для того, чтобы вовлечь в это дело руританцев как можно дальше!

– Значит, из них никого не было около павильона между нашими друзьями? – спросил я.

– Жаль, что их не было, – отвечал Запт с сожалением. – Теперь бы их было не шесть, а четыре.

Я успел уловить в себе один из признаков власти – сознание, что не следует открывать всех моих мыслей или тайных намерений даже самым близким друзьям. Я твердо наметил себе будущие действия. Я хотел достичь возможно большей популярности и вместе с тем не выказывать никакой неприязни Майклу. Этими средствами я надеялся смягчить враждебность его приверженцев и доказать, если бы произошло открытое столкновение, что он человек не угнетенный, а просто неблагодарный.

Но я не желал открытого столкновения. Интересы короля требовали тайны; и пока тайна была соблюдена, мне в Штрельзау предстояла интересная игра. Майкл от промедления не мог стать сильнее.

Я приказал подать лошадь и, сопутствуемый Фрицем фон Тарленхаймом, поехал по большой новой аллее королевского парка, отвечая на поклоны с величайшей учтивостью. Потом я проехал по некоторым улицам, остановился и купил цветов у хорошенькой девушки, заплатив ей золотой монетой; после этого, достаточно привлекая желаемое внимание (за мной тянулся хвост человек из пятисот), я направился ко дворцу принцессы Флавии и спросил, может ли она принять меня. Этот поступок вызвал большое сочувствие и был встречен криками удовольствия. Принцесса была очень популярна, и сам канцлер не постеснялся намекнуть мне, что чем решительнее я буду ухаживать за ней и чем скорее я доведу дело до счастливого окончания, тем горячее будут чувства подданных ко мне. Канцлер, конечно, не мог знать, какие препятствия находились на пути к его искреннему и прекрасному совету. Но все же мне казалось, что мое посещение не могло принести вреда; в этом Фриц поддерживал меня с горячностью, удивившей меня, пока он не признался, что и у него была причина посещать дом принцессы, и эта причина – сильное желание видеть фрейлину, лучшую подругу принцессы, графиню Хельгу фон Штрофцин.