Вот так мы теперь живем

– Я бы думала, что для вас здесь мало занятного.

– Здесь есть вы, а кроме того, герцогини с дочерями без счета. Ждут принца Георга!

– Правда?

– И здесь уже Легг Уилсон из министерства по делам Индии. Я говорил с ним в какой-то усыпанной самоцветами куще по пути сюда, меньше пяти минут назад. Бал вполне удался. Вы не думаете, что все это очень мило, леди Карбери?

– Я не знаю, шутите вы или говорите всерьез.

– Я никогда не шучу. Я говорю, что тут очень мило. Эти люди тратят тысячи тысяч, чтобы угодить вам, мне и другим, а взамен хотят лишь немного одобрения.

– Намерены ли вы их одобрить?

– Я их одобряю.

– Ах, но одобрение «Вечерней кафедры»! Намерены ли вы одобрить их печатно?

– Не в наших правилах публиковать список гостей и расписывать дамские наряды. Возможно, для нашего гостеприимного хозяина лучше, чтобы газеты обходили его молчанием.

– И вы будете очень суровы ко мне, мистер Альф? – спросила дама после недолгого молчания.

– Мы ни к кому не бываем суровы, леди Карбери. А вот и принц. Они все-таки его заманили. И что они будут с ним делать? О, заставят танцевать с наследницей. Бедная наследница!

– Бедный принц! – воскликнула леди Карбери.

– Ничего подобного. Она довольно милая девушка, и его ничто не стеснит. Но как ей, бедняжке, говорить с особой королевской крови?

Мари и впрямь можно было посочувствовать. Принца ввели в зал, где она по-прежнему слушала Феликса Карбери, и сказали, что сейчас она будет танцевать с членом королевской фамилии. Представили их друг другу очень быстро и по-деловому. Майлз Грендолл вошел первым и отыскал жертву женского пола, герцогиня последовала за жертвой мужского пола. Мадам Мельмотт, которая от усталости чуть не падала с ног, семенила следом, но ее к делу не допустили. Оркестр заиграл галоп, но тут же умолк, к большому замешательству танцующих. Через две минуты Майлз Грендолл составил пары. Он танцевал с тетушкой, герцогиней, напротив Мари и принца, пока, в середине кадрили, не разыскали Легга Уилсона и не отправили ему на смену. Лорд Бантингфорд уехал, но остались две дочери герцогини; их быстро отыскали. Сэру Феликсу Карбери, который вышел и лицом, и родом, доверили вести одну, лорду Грасслоку – другую. Были еще четыре пары, все из титулованных гостей, поскольку с самого начала задумывалось, что этот танец осветит пресса – если не «Вечерняя кафедра», то какая-нибудь менее солидная ежедневная газета. В доме присутствовал платный репортер, готовый бежать в редакцию со списком, как только танец станет свершившимся фактом. Сам принц не совсем понимал, зачем он здесь, но те, кто направлял его жизнь, направили ее сейчас таким образом. Он, вероятно, не знал о выкупленных из залога бриллиантах и о значительном пожертвовании на больницу Святого Георгия, которое выудили у мистера Мельмотта в качестве довеска. Бедняжка Мари чувствовала, что испытание свыше ее сил, и, судя по виду, сбежала бы, если б могла. Однако все закончилось быстро и было не так уж мучительно. Принц говорил по слову-два между каждой фигурой танца и вроде бы не ждал ответа. Он был приучен обходиться короткими фразами, дабы облегчить бремя собственного величия тем, кого им сейчас одаривает. Как только кадриль закончилась, ему позволили сбежать, сократив церемонию до единственного бокала шампанского, выпитого в присутствии хозяйки. Немалые усилия были приложены к тому, чтобы скрыть от хозяина присутствие августейшего гостя, пока тот не уехал. Мельмотт пожелал бы самолично налить ему вина, усладить себя разговором с его высочеством и, вероятно, был бы назойлив и неприятен. Майлз Грендолл это понимал и очень ловко все устроил.

– Боже мой! Его высочество был и уехал! – воскликнул мистер Мельмотт.

– Вы с моим отцом так увлеклись вистом, что вас невозможно было оторвать, – ответил Майлз.

Мельмотт был не дурак и все понял – не только что принца нарочно избавили от встречи с ним, но и что так, возможно, и впрямь лучше. Нельзя получить все сразу. Майлз Грендолл был очень ему полезен, и он не собирался ссориться с Майлзом – по крайней мере, сейчас.

– Еще роббер, Альфред? – обратился он к отцу Майлза, когда другие гости начали разъезжаться.

Лорд Альфред выпил много шампанского. На миг он забыл про векселя в сейфе и про те блага, которыми пользуются его мальчики.

– Обращайтесь к людям как положено, черт побери, – сказал он и вышел из дома, не удостоив хозяина другим словом.

Перед сном мистер Мельмотт потребовал у смертельно усталой жены отчета о бале и особенно о поведении Мари.

– Мари вела себя хорошо, – сказала мадам Мельмотт, – но заметно предпочитала сэра Карбери другим молодым людям.

До сих пор Мельмотт очень мало слышал о «сэре Карбери», помимо того, что он баронет. Великий финансист внимательно следил за всем, во все вникал, но даже при своем остром уме еще не вполне разобрался в значении и последовательности британских титулов. Мельмотт знал, что нужно выдать дочь либо за носителя титула, либо за старшего сына. Сэр Феликс был всего лишь баронет, зато уже вступил в титул. Кроме того, Мельмотт уяснил, что сын сэра Феликса со временем тоже станет сэром Феликсом. Таким образом, он не был сейчас настроен давать дочери строгие указания, как ей держаться с молодым баронетом. Впрочем, он не подозревал, какие слова молодой баронет сказал его дочери на прощание.

– Вы знаете, кто любит вас больше всего на свете, – прошептал он.

– Никто меня так не любит… не надо, сэр Феликс.

– Я вас так люблю, – сказал он и на мгновение задержал ее руку в своей.

Он глянул ей в лицо, и ей подумалось, что это очень приятно. Он подготовил эти слова, как урок, затвердил, как урок, и сказал довольно хорошо. Так или иначе, бедная девушка легла спать в счастливом убеждении, что наконец-то услышала признание от человека, которого сможет полюбить.

Глава V. После бала

– Утомительная работа, – сказал сэр Феликс, садясь в экипаж с матерью и сестрой.

– Каково же было мне сидеть все это время без дела? – заметила его мать.

– Меня работа утомила как раз потому, что у меня было дело. Кстати, загляну-ка я в клуб. – И он, высунувшись из экипажа, велел кучеру остановиться.

– Два часа ночи, Феликс, – заметила мать.

– Боюсь, что да, но я голоден. Вы, может, и поужинали, а я нет.

– Ты пойдешь в клуб ужинать среди ночи?

– Иначе мне придется лечь голодным. Всего доброго.

Он выпрыгнул из экипажа, окликнул кэб и велел ехать в «Медвежий садок». Себе он сказал, что друзья его осудят, если не дать им случая отыграться. Прошлую ночь он снова играл и снова выиграл. Долли Лонгстафф задолжал ему теперь крупную сумму, и лорд Грасслок тоже был его должником. Сэр Феликс не сомневался, что Грасслок после бала поедет в клуб. Чего доброго, станут говорить, что Карбери позволил матери и сестре увезти его домой. Так он убеждал себя, но на самом деле бес картежной игры распалял ему душу; даже сознание, что в случае проигрыша он спустит настоящие деньги, а в случае выигрыша очень не скоро что-нибудь получит, не могло пересилить азарта.

Мать с дочерью молчали до самого дома. Когда они уже поднимались в спальни, мать высказала то, что лежало у нее на сердце.

– Как ты думаешь, он играет?

– Маменька, у него нет денег.

– Боюсь, его это не остановит. И деньги у него есть, пусть по меркам его приятелей и небольшие. Если он играет, все погибло.

– Думаю, они все сколько-нибудь играют.

– Я не знала, что он играет. И мне очень больно, что он совсем обо мне не думает. Дело не в том, что он меня не слушает. Мать, возможно, и не должна ждать послушания от взрослого сына. Но мое слово ничего для него не значит. Он меня не уважает. Он так же легко сделает что-нибудь дурное при мне, как при посторонних.

– Он уже давно сам себе хозяин, маменька.

– Да, сам себе хозяин! Только я должна его всем обеспечивать, как маленького. А ты, Гетта, весь вечер провела с Полом Монтегю.

– Нет, маменька, это несправедливо.

– Он весь вечер от тебя не отходил.

– Я больше никого там не знала. И я не могла сказать, чтобы он со мной не говорил. Мы с ним танцевали два раза.

Мать сидела, держась руками за лоб, и при этих словах покачала головой.

– Если ты не хотела, чтобы я говорила с Полом, не надо было меня туда брать.