– Но рассвет уже близок.
– Верно, – слабо улыбнулся отец, – не будем зря терять время. Тебя проведут тропами. Среди сопровождающих будут «крадущиеся», в верности которых я не сомневаюсь. Твой раб останется здесь.
– Почему «Бессмертный» не отправляется со мной? – удивилась я, привыкшая к его постоянному присутствию.
– Потому что он чужак. А чужакам не положено знать наши тайные тропы.
– Но он же дал клятву.
– Тем не менее. Не хочется говорить об этом… Но если однажды тебя не станет, он будет освобождён от её обязательств. Кто сможет воспользоваться услугами наёмника? И его знаниями?
– Мой «бессмертный» не станет болтать.
– И он останется здесь, возле меня. А сейчас ступай к себе. Вскоре за тобой пришлют.
Слишком много событий для одной ночи. Страшит неизвестность и разлука, и тревога за отца, непривычно бледного и слабого. Я обнимаю его за шею руками, осторожно, чтобы не причинить боль.
– Всё, достаточно. Я буду поддерживать с тобой связь через гонца.
Отец отстраняет меня, целуя в лоб напоследок. Я спешу удалиться, спрашивая перед выходом:
– А ты не продашь Инсара в моё отсутствие?
Отец недоумённо смотрит на меня.
– Раба. Ты не продашь «бессмертного»?
– Нет. Если он останется жив к твоему возвращению, он снова поступит в твоё распоряжение.
– Он же «бессмертный». «Бессмертные» не умирают.
***
Тем же ранним утром меня спешно отправили в Далмат – один из городов, подвластных нашему. Хорошо укреплённый, располагающийся в горной местности. Взять его приступом было бы невероятно сложно. И отец решил, что за его каменными стенами я нахожусь в бо?льшей безопасности, чем где бы то ни было. Далмат не торговал и не вёл войн. Далмат славился только тем богатством, что не удержать в руках, но можно вложить в головы. Город библиотек и мудрецов, поэтов, музыкантов и жриц любви, город прошлого. Мне было суждено провести за его стенами два года, самых долгих в моей жизни. Вдали от всего того, что было для меня родным и знакомым. Отец, как и обещал, поддерживал со мной связь, ведя переписку. Но разве могли написанные строки заменить дорогих сердцу людей?..
И когда отец написал, что опасность миновала и большинство предателей выкурены из стен Верксала, словно грызуны из нор, мне надлежало вернуться. Ни с чем не сравнимое ощущение, когда взгляд касается очертаний знакомых мест, подмечая, что изменилось, а что осталось прежним. «Крадущиеся» сопровождают меня на протяжении всей дороги и вводят во дворец, прямиком к отцу, сидящего за столом у себя в покоях. За прошедшие два года он осунулся и поседел ещё больше. Но в остальном – всё тот же взгляд и наклон головы, громкий голос, полный силы. В нос бьёт сильный аромат курящихся благовоний. И это, пожалуй, единственное, что изменилось. Раньше отец не любил благовония и не разрешал разжигать ароматические лампы. Но сейчас комната будто вся плывёт в сладковатом дурмане.
– У тебя изменились привычки?
– С наступлением старости начинаешь пересматривать свои взгляды на некоторые вещи, Артемия. Отдохни, ты, верно, утомлена с дороги?
– Нет. Я не смогу лечь отдыхать, пока не прогуляюсь по улицам родного города и не вдохну аромат улиц.
– Хорошо. Но будь осторожна. За тобой будет следовать охрана из «крадущихся».
– Мне не нужен целый полк охраны. Достаточно будет и одного охранника, которого ты забрал у меня на время.
Отец кивает:
– Он в северном крыле. Прогуляйся, если желаешь. Но возвращайся к вечеру, я хочу устроить праздник в честь возвращения своей дочери.
Я покидаю покои отца. Хочется посидеть рядом с ним, поговорить о столь многом. Но на столе перед ним лежали кучи свитков с печатью города. Правитель занят решением важных дел, а меня учили правильно распоряжаться временем, выделяя для каждого занятия свой, особенный час. Потому я прогуливаюсь по дворцу. Большинство слуг, скользящих по прохладным коридорам, мне незнакомы. После покушения отец заменил почти всех.
Я мельком заглядываю в крыло, где располагаются мои покои, отмечая, что комнату обновили, и иду дальше. Я не хочу торопиться, но ноги сами несут меня быстрее, чем следовало бы. Радостное возбуждение охватывает меня, заставляя едва ли не скакать вприпрыжку. Наверняка такое поведение не к лицу будущей правительнице, но пока коридоры пустынны, я позволяю себе расслабиться. И, поворачивая за угол, понимаю, что ноги в лёгких сандалиях скользят по чересчур гладкому полу. Я едва не растягиваюсь на мраморном полу, но в последний момент тень, метнувшаяся ко мне, успевает подхватить за миг до падения. Сердце резко дёргается вверх и замирает, прежде чем вернуться на своё место.
Сильные руки крепко удерживают меня. В полутьме коридора взгляд золотистых глаз мерцает, словно у дикого зверя. Мои губы сами расплываются в радостной улыбке. Инсар.
– Не помню, чтобы здесь на полу лежал мрамор.
– Часть внутреннего убранства дворца была заменена по приказу Правителя, – спокойно, чуть отстранённо отвечает «бессмертный». Кажется, он совсем не изменился. И я – тоже, но отчего-то прикосновения горячих ладоней воспринимаются немного иначе. Я ищу и не могу найти причину подобного волнения. Это же Инсар, сколько раз за время службы ему приходилось и переносить меня на руках, и поднимать, и закрывать собой. Но вопреки здравому смыслу всё ощущается немного иначе…
– Я хотела бы знать, что ещё изменилось за время моего отсутствия.
Инсар поставил меня на ноги и отстранился.
– А ты ничуть не изменился, Инсар. Всё тот же. Только вновь стал молчаливым, как прежде. С отцом не поболтаешь по-приятельски, верно? А теперь тебе придётся вновь привыкать к моей болтовне. Потому что там у меня не было ни единого друга, с кем можно было бы поговорить, не опасаясь, что твои слова обернут против тебя.
Я устремилась вперёд и обернулась, глядя на него через плечо:
– Ты идёшь следом за мной?
Глава 14. Прошлое
Город всё тот же – красивый и убогий, богатый и нищий, прекрасный и отталкивающий одновременно. Здесь великолепие улицы Чёрных Роз соседствует с безобразной высокой стеной, отделяющей руины квартала Жалящих Гадюк. Одновременно пахнет изысканными ароматами цветов многих садов и откуда-то мерзко тянет тайсой. Я болтаю почти без умолку. Впечатления вливаются в меня бесконечным потоком и стремятся быть выраженными в словах. То и дело оглядываюсь на раба, безмолвно вышагивающего рядом.
Мне кажется или он меня совсем не слушает, отвечая односложно и будто нехотя. Инсар и раньше был неразговорчив, а сейчас ему словно на рот повесили замок. Он даже замечаний мне не делает, когда ему чудится в моих действиях беспечность, но молча оттесняет от мнимой угрозы. И только. Подобная молчаливость медленно, но верно начинает раздражать. Настроение начинает портиться ещё и потому что многое из собственного привычного поведения, о котором не задумывалась раньше, вдруг кажется глупым. Я словно пытаюсь натянуть на себя платье, из которого уже давно выросла. Оно – мало мне и никуда не годится, но я не знаю, где взять новое и что с ним делать.
День оказывается чересчур насыщенным и я решаю вернуться во дворец. Списываю всё на усталость и после длительного перехода и взбудораженность от возвращения в родные края. Стоит немного отдохнуть, и всё встанет на свои, привычные места.
Но отдохнуть не удаётся: во дворце устроили пир в мою честь и мне нужно на нём присутствовать. Служанки уже приготовили один из роскошных нарядов: белое, до пят платье прошито золотой нитью. Оно свободными волнами струится по телу и лишь на талии перехвачено широким поясом, украшенном синими сапфирами.
Я не узнаю себя в зеркале – окончательно понимаю, что той девочки, знакомой мне недавно, уже нет, а её место заняла другая. И мне ещё только предстоит узнать и подружиться с новой, повзрослевшей версией самой себя, иначе реагирующей на всё. Возле дверей покоев наготове стоит Инсар. При виде меня он делает шаг вперёд и застывает на месте. В глазах плещется незнакомое выражение: огни факелов, отражающихся в зрачках, не дают понять, что именно спряталось в золотой поволоке. Я отрицательно качаю головой:
– Кто тебя обычно сменяет?
Инсар медлит с ответом.
– Ты разучился говорить?
– «Крадущиеся» и несколько человек из дворцовой охраны, – всё же говорит он.
– Хорошо. Пусть они сменят тебя. Немедленно. Кто знает, вдруг ты разучился не только отвечать на вопросы, но и сражаться, если в том возникнет нужда.
Он порывается что-то сказать, но я жестом отсылаю его прочь и скрываюсь за дверьми покоев, переводя дух. Какое-то непривычное ощущение щекочет изнутри, и от него хочется, как той дикой кошке, шипеть и скалить зубы.
Приказ исполняется немедленно. Возле дверей выстроились несколько воинов в тёмно-сером и стражи из дворцовой охраны, разряженные в белое, доспехи начищены так, что в них можно смотреться как в зеркало. Я улыбаюсь, примечая в тени стен фигуру, застывшую, словно бронзовая статуя:
– Теперь сопровождение выглядит достойным дочери правителя Верксала.