Тринадцатое дитя

Кирон удивленно вскинул брови.

– Я забыла камфорное масло. Может быть… ты съездишь в город? Возможно, оно есть на рынке?

Кирон долго молчал, и я начала опасаться, что сказала что-то не то. Я даже не знала, далеко ли до ближайшего города и есть ли там аптекарская лавка. Но потом он кивнул:

– Я возьму дядину лошадь. Вернусь через час. Самое позднее через два.

– Ты мне очень поможешь, спасибо, – отозвалась я, и мой голос утонул в криках больного.

Кирон посмотрел в глубину коридора:

– Я постараюсь управиться как можно быстрее. – Он развернулся на месте и помчался прочь.

Меррик посмотрел ему вслед, но его взгляд оставался непроницаемым.

– Ну что, пойдем? – сказал он, указав в сторону спальни.

Чувство облегчения разлилось в моем сердце, как теплый бальзам.

– Ты идешь со мной?

– Конечно. – Меррик пригнулся, чтобы не удариться головой о притолоку, и заглянул в спальню.

Фермер увидел его и взвыл, как раненый зверь.

– Ты же сказал, что тебя никто не увидит, – нахмурилась я.

Меррик небрежно взмахнул рукой, будто речь шла о каких-то пустяках.

– Я сказал, что меня не заметит мальчишка. Но его дядя, конечно, другое дело. Он близок к смерти. Но если ты все сделаешь хорошо, он об этом забудет. – Он слегка подтолкнул меня в спину. – Давай заходи.

Мой кожаный саквояж был набит до отказа. Эликсиры и порошки, бинты и всевозможные хирургические инструменты. Я собиралась впопыхах и набрала много лишнего, боясь забыть что-то нужное. Я поставила саквояж на комод с громким стуком и вздрогнула от этого звука, но дядя Кирона ничего не заметил.

Он метался и корчился на кровати, сбивая мокрые простыни, от которых воняло потом, мочой и разжиженными фекалиями. Его кожа была ужасающе бледной, почти серой, но с желтоватым отливом. Ее покрывали темные язвы.

Мне стало понятно, почему Кирон не хотел заходить в эту комнату. Мне тоже не хотелось заходить сюда, в эту тесную душную спальню, где пахло чем-то похуже смерти. Но Меррик снова подтолкнул меня вперед.

– Сударь… – Мой голос дрогнул. – Меня зовут Хейзел. – Я стиснула руки, чувствуя себя маленькой, глупой и беспомощной. Мне хотелось бежать отсюда без оглядки. – И я… я пришла вам помочь.

Он издал душераздирающий стон и перевернулся на другой бок. У него изо рта пахло так, как пахло у моего отца после вечера пьянства. Впрочем, и неудивительно. На полу валялись пустые бутылки. Возможно, он сам же и готовил это пойло – по пути сюда Кирон провел нас через ржаное поле, – но я решила не поддаваться любопытству, осознавая, что тяну время, пытаясь отдалить неизбежное.

– У меня все горит. – Он задыхался и дергал ногами. Борясь с подступающей тошнотой, я заметила, что пальцы у него на ногах почернели. – Помоги мне, богиня Священного Первоначала. У меня все горит.

– Что горит? – спросила я, но он, терзаемый болью, меня не услышал. – Рейнар?

Он свесился с края кровати, и его вырвало на пол. Мне пришлось отскочить, чтобы меня не забрызгало рвотой, и меня саму чуть не стошнило. Желудок будто подпрыгнул к горлу, желая извергнуть торт, который Меррик приготовил к моему дню рождения. Я в отчаянии обернулась к крестному.

– Я не могу. – Я понимала, что во мне говорит паника, нарастающая истерика, но ничего не могла поделать. Все было плохо. Ужасно. Гораздо хуже, чем я себе представляла.

Я полагала, что буду оттачивать лекарское мастерство постепенно. Начну с простого – с головной и зубной боли, с неопасных ушибов и ран, с легких случаев летней простуды. Но не… с такого.

Меррик смотрел на меня сверху вниз и был так спокоен, что мне хотелось кричать от злости. Неужели он не понимает, что происходит?

– Я не могу… Он… – Я обреченно вздохнула. Ни один из моих аргументов не складывался в связную мысль. – Он меня заразит.

Меррик покачал головой:

– Нет.

– Тут даже воздух пропитан заразой. Я не удивлюсь, если ты сам заболеешь, – прошипела я.

– Ты не заразишься, – повторил он. – У тебя всегда было крепкое здоровье. Ты хоть раз в жизни болела гриппом?

Я вспомнила детство. Вспомнила, как громко кашляли и чихали братья и сестры, так что их было слышно даже из моей крошечной спальни в сарае. Но сама я ни разу не кашлянула, ни разу не шмыгнула носом. Я покачала головой.

– Пятна на коже?

Я опять покачала головой.

– Аллергия? – упорствовал он.

Я долго молчала.

– Как я понимаю, твоих рук дело?

Меррик улыбнулся, будто мы с ним вели приятную беседу за вечерним чаем.

– Зачем мне целительница, которая будет подхватывать болезни у своих пациентов? – Он сочувственно цокнул языком. – Я понимаю, сейчас это кажется трудным, но я в тебя верю и знаю, что ты способна помочь этому человеку. Так что… давай. Приступай.

У меня за спиной фермер издал истошный вопль боли, его руки судорожно забились, как у сломанной марионетки.

– Зачем ты притащила с собой этого дьявола? – закричал он и, собрав последние силы, швырнул в моего крестного вонючую подушку. Его снова стошнило, и он упал на постель, спрятавшись под грязным одеялом. – О, богиня Священного Первоначала, спаси меня от этого чудовища!

– Он не чудовище! – крикнула я, сердито ударив по изголовью кровати. Я хотела, чтобы шум прекратился. Чтобы больной перестал издавать эти ужасные звуки. – Не называй его так!

Несмотря на хаос, тяжесть ситуации, истошные вопли и вонь, Меррик мне улыбнулся. Он прикоснулся к моей щеке, заставив поднять голову и посмотреть ему в глаза.

– Ты неплохо справляешься, Хейзел.

– Нет! Что тут хорошего?

Фермер бился в конвульсиях и кричал об огне преисподней, который испепелял его заживо. Он разговаривал с кем-то, кого не было в комнате, и я с мольбой посмотрела на крестного, не зная, что делать.

– Сосредоточься, – сказал он, и его голос показался мне невыносимо спокойным. – Найди внутреннее равновесие и попробуй еще раз.

Я тихо всхлипнула:

– Я не могу. Не хочу. Ты можешь сам вылечить его? Пожалуйста, вылечи его. А потом мы вернемся домой, и я просто… – Я осеклась, ненавидя себя за трусость.