Тринадцатое дитя

Меррик покачал головой:

– Здесь все подсказки, Хейзел. Нужно только внимательнее смотреть.

– Я не хочу смотреть, – призналась я, и у меня на глаза навернулись слезы.

Крестный долго молчал, и я начала думать, что он понял свою ошибку: я не целительница. И никогда ею не стану. Он отменит все, и мы вернемся домой. В моем сердце затеплилась надежда. Я ждала, что Меррик признает свою ошибку.

– Если ты так торопишься сдаться, тогда прикоснись к нему и посмотри на это по-другому.

Моя надежда угасла, как крошечный язычок пламени, залитый холодной водой. Он хотел, чтобы я использовала дар. Волшебство.

– Я не хочу. – Мой голос был слабым и тонким, полным презрения к себе.

Меррик вздохнул и отошел в дальний угол, давая мне больше пространства для действий, а сам занимая выгодную позицию, чтобы наблюдать за происходящим.

– Мы не уйдем, пока все не закончится, – сказал он, скрестив руки на груди. – Так или иначе. Либо ты его вылечишь, либо он умрет в муках. Решать тебе.

Меня пробрала дрожь. Передо мной стоял невозможный выбор. Я не хотела, чтобы этот человек умер. Но и боялась его спасать.

– По крайней мере скажи, что ты видишь. – Меррик решил испробовать новый подход. – Не обязательно к нему прикасаться. Просто скажи, что ты видишь.

Я нехотя посмотрела на больного. Я видела хаос. Предельное отчаяние. Я видела самое страшное, на что способно смертное тело, извергавшее свое содержимое в этой душной вонючей комнате.

– Для начала сосредоточься на мелких деталях, – подсказал Меррик, увидев мое потрясенное лицо.

Фермер вновь заметался на грязной постели и принялся кричать о кошмарном огненном существе, которое пришло сжечь его заживо. Я попыталась отвлечься, найти деталь, за которую можно уцепиться.

– Его простыни мокрые, – сказала я, чувствуя себя глупым ребенком, который изображает взрослого. – Его тошнит и… – Я помедлила, стараясь подобрать слова, от которых не стошнит и меня. – И… он не может сдержать кишечник.