Ночной цирк

– Но у нее такие рукава, что в них слона можно спрятать, – возражает он.

В ответ на его слова девушка расстегивает жакет с пышными рукавами и небрежно бросает его под ноги. Платье без рукавов и бретелек оставляет руки и плечи обнаженными, и лишь тонкая полоска кожи скрывается под длинной цепочкой с медальоном. Затем она снимает перчатки и одну за другой кидает на пол, поверх брошенного жакета. Мадам Падва многозначительно смотрит на Чандреша, и ему остается только вздохнуть в ответ.

– Ладно, – соглашается Чандреш. – Тогда приступим.

Он делает знак Марко.

– Конечно, сэр, – отзывается Марко и обращается к девушке. – Перед началом показательного выступления мы хотели бы задать вам несколько общих вопросов. Как вас зовут, мисс?

– Селия Боуэн.

Марко делает пометку в блокноте.

– Сценический псевдоним? – спрашивает он.

– У меня его нет, – отвечает Селия.

Марко отмечает и это.

– Где вы до этого выступали?

– Я никогда не выступала на сцене.

Услышав это, Чандреш собирается что-то сказать, но мадам Падва останавливает его.

– Тогда у кого же вы учились? – продолжает опрос Марко.

– У своего отца, Гектор Боуэна, – отвечает Селия. Выдержав небольшую паузу, она продолжает: – Хотя он больше известен под именем чародея Просперо.

Перо выпадает из руки Марко.

– Чародея Просперо? – Чандреш снимает ноги со спинки кресла и всем телом подается вперед, глядя на Селию совершенно другими глазами. – Чародей Просперо – ваш отец?

– Был им, – уточняет Селия. – Его… не стало год назад.

– Примите мои соболезнования, дорогая, – говорит мадам Падва. – Но кто такой, ради всего святого, этот Просперо?

– Всего-навсего величайший иллюзионист современности, – поясняет Чандреш. – В свое время я старался не упускать возможности устроить его выступление. Он был настоящим гением, мог очаровать любую публику. Ему не было равных.

– Он был бы рад услышать ваши слова, сэр, – говорит Селия, метнув короткий взгляд в сторону неосвещенной кулисы.

– О, я говорил ему об этом неоднократно, хотя мы не виделись уже очень давно. Как-то раз мы с ним здорово напились в пабе, и он начал объяснять, что необходимо раздвигать привычные рамки театрального искусства, изобретать что-то новое, поистине сверхъестественное. Ему бы наверняка понравилось то, что мы задумали. Чертовски обидно, что его больше нет, – тяжело вздохнув, он сокрушенно качает головой. – Впрочем, давайте продолжим, – говорит он, откидываясь в кресле и с интересом глядя на Селию.

Марко, вновь вооруженный пером, заглядывает в анкету.

– В-вы можете выступать не только на сцене?

– Да, – отвечает Селия.

– Ваши фокусы можно наблюдать под разными углами?

Селия позволяет себе улыбнуться.

– Вам нужен фокусник, который может выступать, окруженный толпой зрителей? – обращается она к Чандрешу.

Он кивает.

– Понятно, – говорит Селия.

Стремительным, едва заметным движением она подхватывает с пола жакет и бросает его в зал. Жакет, вместо того чтобы упасть на кресла, взмывает вверх, расправляясь в воздухе. В секунду складки шелка превращаются в блестящие черные перья, рукава становятся крыльями, и вот уже над залом парит черный ворон. Он пролетает над рядами бархатных кресел и начинает описывать хаотические круги над балконом.

– Впечатляет, – улыбается мадам Падва.

– Если только он не был спрятан в ее необъятных рукавах, – бормочет Чандреш.

Селия проходит по сцене и останавливается напротив Марко.

– Могу я позаимствовать у вас это ненадолго? – просит она, указывая на его блокнот.

Поколебавшись, он протягивает его ей.

– Благодарю, – говорит она, возвращаясь на середину сцены.

Едва скользнув взглядом по своей анкете, наполовину заполненной аккуратным почерком, она подбрасывает блокнот в воздух, где он, мелькнув трепещущими страницами, превращается в белого голубя. Голубь расправляет крылья и парит над залом. При виде его сидящий на балконе ворон хрипло каркает.

– Ха! – в восклицании Чандреша сквозит и восхищение внезапным появлением голубя, и насмешка над растерянностью Марко.

Селия протягивает руку, и голубь опускается прямо на ее раскрытую ладонь. Погладив крылья, она вновь отпускает его в воздух. Он поднимается всего на пару метров над ее головой, и вот уже крылья снова стали страницами блокнота, стремительно падающего вниз. Селия подхватывает его одной рукой и возвращает заметно побледневшему Марко.

– Спасибо, – вновь благодарит она его с улыбкой.

Марко задумчиво кивает в ответ и, стараясь не встречаться с ней глазами, возвращается на свое место.

– Восхитительно, просто восхитительно, – признает Чандреш. – Это должно сработать. Это просто не может не сработать.

Он поднимается с кресла и, просочившись между рядов, начинает в задумчивости мерить шагами пространство между рампой и оркестровой ямой.

– Перед нами встает вопрос ее нарядов, – обращается к нему оставшаяся сидеть мадам Падва. – Я предполагала, что наш иллюзионист будет одет во фрак. Но она может выступать в платье – скажем, вроде того, что на ней сейчас.

– Какое именно платье вам хотелось бы? – уточняет Селия.

– Все артисты должны выступать в одной цветовой гамме, – объясняет мадам Падва. – Или, точнее сказать, бесцветной. Только белое или черное. Хотя боюсь, в абсолютно черном платье вы будете выглядеть как на похоронах.

– Понятно, – кивает головой Селия.

Мадам Падва встает и, лавируя между рядами, направляется к Чандрешу. Она что-то шепчет ему на ухо, и он, на секунду отвлекшись от Селии, что-то говорит ей в ответ.

Селия, на которую сейчас смотрит один Марко, неподвижно стоит на сцене, словно чего-то ждет. А затем ее платье медленно преображается.