– Ради Барбары мы, Уинтерслипы, должны приложить все старания к тому, чтобы они не стали известны широкой публике. Вот почему я не сообщила полиции всего того, что мне известно.
– Что-о?! – воскликнул Эмос.
Джон вскочил с кресла:
– Послушай, тетя!
– Успокойтесь, а ты, Джон, садись! – прошипела мисс Минерва. – Скажи, Эмос, что тебе известно о личной жизни той особы, которая была близка покойному Дэну?
– Об Эрлин Комтон? Что же тебе сказать… Мне говорили, что последнее время около нее околачивается какой-то подозрительный субъект по фамилии Летерби; его присутствие было якобы очень неприятно Дэну…
– Вот что! Скажи, Эмос, знакома ли тебе вот эта вещь? – И она подала кузену оригинальную старинную брошку с изображением дерева из бриллиантов на фоне оникса.
– Еще бы! Она из коллекции драгоценностей, которую Дэн привез в восьмидесятых годах с островов Тихого океана. Были такие же серьги и браслет. Но никому из нашей семьи он не давал их носить. Недавно я видел эту брошку. Она была на этой самой Эрлин Комтон, когда она приходила в нашу контору вносить арендную плату за свой домик. А как она к тебе попала?
– Мне принесла ее Камаикуи сегодня утром. Она нашла ее до прихода полиции.
Джон снова вскочил:
– Нет, тетя, таких вещей нельзя делать! Дай мне брошку, и я немедленно вручу ее Чану. Иначе мне стыдно будет смотреть ему в глаза. Ах, это прямо непростительно! Весь ужас в том, что ты воображаешь себя Шерлоком Холмсом в юбке.
– Я хочу предложить вам следующее! – невозмутимо произнесла мисс Минерва. – Во избежание излишней огласки я нахожу необходимым поговорить с этой Эрлин Комтон, и если она даст удовлетворительные объяснения относительно броши, то нам удастся скрыть некоторые темные факты из жизни Дэна. Кто же из нас переговорит с этой особой?
– Увольте меня! – пробормотал Эмос.
– И меня! – присоединился Джон.
– Тогда я пойду к ней! – решительно заявила мисс Минерва.
– Нет-нет, тетя, я передумал! – воскликнул Джон, вспомнив действия своей энергичной тетки. – Я согласен.
Когда Джон Уинтерслип через два часа выходил от Эрлин Комтон, оказавшейся вопреки его ожиданиям молоденькой и хорошенькой женщиной, у него было сознание хорошо выполненного поручения. Несмотря на уловки, чисто женские увертки и лживые излияния этой весьма кокетливой особы, Джон определенно выяснил, что она виделась с Дэном вчера в десять часов вечера, что у них был крупный разговор по поводу мистера Летерби, остановившегося в ее доме, что Дэн дал ему триста долларов на отъезд в Австралию. И в руках у него была брошка, которую он получил от Эрлин Комтон; правда, она отдала ему ее не совсем добровольно. Джон решил сейчас же поехать к Чану и рассказать ему обо всем.
Выйдя на Калиа-роуд, он увидел, что находится неподалеку от отеля «Рифы и пальмы», и направился туда, чтобы из отеля протелефонировать Чану. У телефонной будки отеля он столкнулся с Карлоттой.
– Здравствуйте! – сказал он. – Как дела?
– Неважно! – ответила девушка, имевшая очень расстроенный вид. – Папу задержали, по-видимому, в качестве свидетеля. Говорят, что его можно было бы отпустить под залог, но у нас нет денег. Так, по крайней мере, мне казалось раньше.
– А теперь? – с удивлением спросил Джон.
Вместо ответа девушка подала ему узенький лист бумаги, оказавшийся векселем на пять тысяч долларов на предъявителя. На векселе была дата вчерашнего дня и подпись Дэна Уинтерслипа.
– Я нашла это у папы на столе, – добавила она. – Мне кажется, что это важный документ.
– Безусловно! – проговорил Джон. – Ведь если ваш отец владеет этим векселем, то не в его интересах было бы убивать Дэна и тем самым мешать выплате денег. Впрочем… А когда вы теперь увидите вашего отца?
– Мне обещали дать свидание завтра.
– Укажите ему на то, что вексель доказывает его полную невиновность.
– Хорошо, спасибо за совет! Я вам так благодарна… Вы знаете, я теперь так одинока…
– Ну а как вы справляетесь со всякими счетами и расчетами? Не натолкнулись еще на какую-нибудь арифметическую задачу?
– Пока еще нет.
– Мне надо спешить! До свиданья, мисс Эган!
Когда они проходили по веранде, им встретился один из обитателей отеля – худощавый, низенький господин с приподнятыми плечами. Несмотря на поздний час, он был в купальном костюме.
– Как ваши поиски, мистер Сэлэдин? – осведомилась Карлотта.
– Счастье отвернулось от меня, – прошептал он и мелкими шажками потрусил в свою комнату.
Карлотта тихо рассмеялась:
– Собственно говоря, мне не следовало бы задавать такого вопроса. Бедняга Сэлэдин!
– А что с ним? – спросил Джон.
– Это турист, коммерсант из Дес-Мойнеса. С ним случилось ужасное несчастье. Он потерял в море свою вставную челюсть.
– Челюсть?
– Да, зубы, как вообще многое на этом свете, были у него фальшивые. У него вышибло челюсть прибоем, и вот теперь он целыми днями ищет ее, а по вечерам ныряет и щупает дно. Жаль мне его. Служит на берегу мишенью для всевозможных острот…
У выходной двери они остановились. Прощаясь с Карлоттой, Джон задержал ее ручку в своей руке дольше, чем следовало. Прекрасные черные глаза ласково вспыхнули…
В гостиной Дэна Уинтерслипа Джон, к своему величайшему удивлению, нашел мисс Минерву и Чана, которые чинно сидели, торжественно глядя друг на друга.
При появлении Джона Чан поспешно вскочил и раскланялся.
– Здравствуйте, тетя! – сказал Джон. – У тебя, как я вижу, гости.
– Где это ты так долго пропадал? – злобно прошипела мисс Минерва.
Разговор с китайцем, по-видимому, был не из приятных.
– Хм, я… – начал Джон.
– Можешь говорить совершенно свободно! – приказала ему мисс Минерва. – Мистер Чан все знает.
– Чрезвычайно лестно слышать это! – ухмыльнулся Чан. – Действительно, некоторые события мне не совсем неизвестны. О вашем визите к Вайкикской вдове я узнал немедленно после того, как ее дом принял вас под свою сень.
– Да как же вы это узнали, черт возьми? – воскликнул Джон.
– Очень просто, – спокойно продолжал Чан, – как я уже имел честь докладывать вам, я изучаю человеческую расу. Мадам Комтон была близкой приятельницей мистера Дэна Уинтерслипа. Мистер Летерби был соперником. Обоюдная ревность. С раннего утра мадам и ее приятель находятся под зорким наблюдением гонолулской полиции. На сцене появляетесь вы. Меня извещают об этом, и я лечу на берег.