Кирпич

Игорь Губерман.

Мы с ним учились вместе. На журфаке КазГУ. Он на казахском отделении, а я на русском.

Вместе оба потока собирали лишь на военку. А так, естественно, учились мы раздельно.

Возле общаги нашей номер пять был стадиончик. Вернее, поляна такая небольшая. Там мы играли в футбол.

Алтынбек хорошо играл. С головой, что называется. Соображал быстро. Он вообще спортивный был. Боролся неплохо, кстати.

Мы с ним иногда затевали борьбу, по дурости. Он был посильнее меня. Но я брал техникой. Занимался тогда самбо и дзюдо. У Досму хамбетова Темирхана Мынайдаровича. Секция у нас в те годы была очень сильная. Чемпионы мира там занимались. Призеры международных турниров.

Из меня чемпиона не вышло. Выполнил норматив кандидата в мастера и перешел на футбол. К Чену Андрею Буировичу. Был в КазГУ такой футбольный тренер, легендарная личность. Он когда-то сформировал костяк той сборной Кореи, которая наделала шороху в Англии на чемпионате мира 1966 года.

Они обыграли итальянцев в подгруппе и в четвертьфинале попали на португальцев. Вели 3:0 в первом тайме. Но потом включился Эйсебио и похоронил корейцев 5:3. Говорили, что потом тех несчастных корейцев, игроков сборной, пересажали по тюрьмам…

Может, врут. Не знаю.

Ну ладно, это так, небольшое отступление.

Не скажу, что Алтынбек чем-то сильно отличался от других. Знаниями, например. Или старанием. Нет. Вроде как все, ничего особенного. Но позднее некоторых наших студентов перевели в Москву. В МГУ. В том числе и Алтынбека. А в то время это был самый знаковый университет «нерушимого Союза». И туда, конечно, просто так люди не попадали. Или дарование надо было иметь исключительное, или же блат основательный. Ну и, соответственно, биографию. Некоторые ради такого дела вступали в партию.

Через какое-то время я тоже оказался в Москве. Правда, в другом учебном заведении на Высших курсах сценаристов и режиссеров. Не МГУ, конечно, но тоже, скажу я вам, не хрен собачий. Серьезное заведение. Но я попал туда, скорее, по случайности. Просто повезло.

Довольно часто я приходил к своим казахам в дом аспиранта и стажера на Шверника. Алтынбек жил в большой комнате, человек на пять шесть. Жил с ними еще там приятель один. Адам его звали. То ли из Чада он был, то ли из Нигерии. Черный как смоль.

Тогда ведь советский партаппарат сильно рекомендовал дружить с народами Африки, и благодаря этой дружбе «новые африканцы», то есть детки высокопоставленных вождей Черного континента, оказывались в ведущих вузах Москвы, Ленинграда и Киева.

Так вот этот Адам, вкусив московской демократической жизни, крепко пристрастился к выпивке. У него под кроватью всегда стояла «маленькая». И он время от времени к ней прикладывался. Потом напевал приятным мелодичным голосом. То есть буквально сначала пил, потом пел.

Закончилось это тем, что в один прекрасный день за ним приехали хмурые люди в белых халатах. Если не ошибаюсь, их прислали с Канат чиковой дачи. «Скорую», по моему, Алтынбек и вызвал, потому что это уже перестало быть смешным. Адаму все время мерещились за окном какие то черти, и он порывался с ними пообниматься. А комната находилась то ли на десятом, то ли на двенадцатом этаже.

Прощались с Адамом всей комнатой. Он упирался. Грозил отмщением за подставу и обещал, что папенька направит в Москву своих головорезов и те устроят тут ночь длинных африканских ножей.

С тех пор я Адама не видел. Как и обещанных его отцовских всадников апокалипсиса.

Там же, в Москве, Алтынбек влюбился.

Она была армянкой. Знойной, высокой, ухоженной. Забыл, как ее звали. Но красивая, черт возьми.

Поначалу я посмеивался. Тупо шутил. Мол, когда вы целуетесь, куда носы свои деваете?

Дело в том, что природа одарила Алтынбека не совсем казахским носом. И, если уж совсем честно, шнобель у него был во всех смыслах выдающийся. И это еще при его худобе и несколько сутуловатой фигуре.

У «знойной женщины, мечты поэта» нос тоже был, надо сказать, традиционно кавказский. Но это ее не портило, а даже наоборот придавало особый аристократический шарм. Чего не скажешь про Алтын бека. В те годы шарма в нем не было никакого. Студентишка жалкий. Как и все мы.

Ну да ладно, с лица воду не пить, как говорится, любовь слепа, и так далее.

Влюбленный джигит, как и положено, повез свою любовь домой. Знакомить с родителями.

Насколько я понял, родители не очень обрадовались выбору сына, и прелестная армяночка из любви романтической превратилась в любовь трагическую.

Перелистнув с горем пополам эту страницу, Алтынбек застрял на симпатичной странице по имени Салтанат.

Салтанат. Ах, Салтанат! Не описать словами. Остается лишь вздыхать и возносить хвалу Аллаху за такую красоту.

На этот раз родители были четырьмя руками за, и Алтынбек устроил в Москве небольшой такой забег в ширину. почему-то в грузинском ресторане. Я, помнится, был кемто вроде свидетеля со стороны жениха.

Помню, еды было столько, что тарелки ставили одну на другую, в два ряда. И выпивкой было заставлено все так некуда рюмку пристроить. Мы тогда здорово шаркнули по душе.

А потом притащили счет. Я помню, как вытянулось лицо Алтын бека и запотели очки. Пришлось мне в дополнение к оплате снять свои часы. Золотые, между прочим. На днюху когда-то кенты подарили. Я ими очень дорожил.

Короче, улыбнулись мне напоследок мои часики. Но зато мы знатно погуляли, и повод был стоящий.

Вскоре Алтынбек закончил свою учебу и укатил обратно в АлмаАту. И вроде как устроился там на непыльную работу в КазТАГ.

А я все еще учился.

Иногда мы перезванивались. Однажды он заявился ко мне во вгиковскую общагу на Галушкина. То ли в командировку куда летел, то ли еще что. Остановился у меня, решил сэкономить на суточных.

А я позарился на его пиджак. Строгий такой. В цвет киношного режима. Я его тут же надел, и меня неумолимо потянуло к девочкам. Тогда у нас с ним размеры совпадали. Почти. Ну, может быть, он был пошире в плечах и повыше ростом. Но это несущественно. Я так думаю.

Курсы жили на последнем, шестнадцатом, этаже. Я подселил Алтынбека на ночь к одному нескучному додику по кличке Чайковский. У того место было, кровать пустовала сосед уехал.

Насчет Чайковского тут нужно сказать пару слов. Я уж и не помню, как его понастоящему звали.

Парень он был, что называется, с достоевщинкой. К тому же сибиряк. Мог заявиться в полночь, поврубать везде свет и пластинку с «Лебединым озером» на полную мощь. Потому и Чайковский.

Не знаю, то ли он на самом деле не мог жить без Чайковского, то ли ему нравилась атмосфера похорон членов политбюро (тогда ведь их хоронили исключительно под лебедей). Сложный вопрос, конечно, и ответов на него может быть множество. Как от самых незатейливых типа: «Да он дол. б полный!» До самых закомуристых: когда вкрадчивые мозгоправы ковыряются у причудливых людей в их расшалившихся подкорках и вытаскивают на свет зубодробильные диагнозы.

Как назло, на этот раз случилось то, что со страхом ожидалось, но втайне надеялось, что не случится. Только было Алтынбек ушел спать, только было закемарил заявился Чайковский. Повключал везде лампы, зарядил свою пластинку да еще и окна нараспашку раскрыл. А на дворе декабрь. Зима московская. Даже Наполеону запомнилась. Он из-за нее, можно сказать, войну проиграл.

Утром захожу Алтынбек лежит, завернутый во все, что только смог найти: половики, коврики, скатерти со столов… Разве что линолеум с пола не содрал. Укутался весь, лишь один носяра его выдающийся торчит.

– Калайсын? спрашиваю.

– Мынау, ептвамат, терезенi ашып тастап уйыктайды екен, говорит («этот типок, е. мать, к которому ты меня так любезно пристроил, оказывается, спит с раскрытыми окнами»).

А потом в Москву заявились посланцы от ОлжасОмарыча. Посланцы сказали, что ОлжасОмарыч затевает в Казахстане общественное антиядерное движение и что ОлжасОмарыч велели передать, что родина отчаянно нуждается в добровольцах. И что явка строго обязательна и что обещается всемерная поддержка и что пора стать хозяевами своей судьбы и вообще патриот ты в конце концов или говно безродное?!

Я не хотел быть «говном» да еще и «безродным», экстерном закончил свои курсы и отправился спасать отечество от ядерной угрозы. «Кина» все равно в те годы не было. По территории «Казахфильма» бегали стаи бродячих собак.

К тому времени Алтынбек перешел в журнал «Арай» «Заря», куда его позвал Аширбек Копишев. Итересный, кстати, был журнал. И люди там работали талантливые.

Потом, после «Арая», Алтынбек стал главным редактором студенческой газеты «Оркен» «Горизонт».

Я к тому времени успел уже поработать в газете «Избиратель» «Аманат» органе антиядерного движения, и кое-какой опыт редакторства у меня имелся. Первое время я чем мог помогал Алтынбеку. Но довольно скоро он в этом перестал нуждаться. Сам потащил.

А потом в Москву заявились посланцы от ОлжасОмарыча. Посланцы сказали, что ОлжасОмарыча затевает в Казахстане общественное антиядерное движение и что ОлжасОмарыч велели передать, что родина отчаянно – нуждается в добровольцах.