Мелочи жизни

– Ты смотри, чё делается, а!

Качал головой.

– Расстрелять надо, – обращался он к кому-то. – И так уже десять лет лишних живет, сволыш.

Его побаивались. Ну, во всяком случае, остерегались. Потому что Муссолини был жутко напичкан всякой газетно-журнальной информацией и никогда за словом в карман не лез. Друзей своих и сверстников-старичков вечно поучал. При этом частенько употреблял незнакомые слова и всякий раз вставлял их в самый неожиданный момент. И всегда у него это получалось складно и к месту.

Даже матерился он вычурно.

«Робеспьер твою мать!» – ругался он, делая ударение на «пьер-р-р».

И все безмолвно соглашались: да, так оно звучит убедительнее.

Идеи он рожал на ходу. Ругал всех за невежество и лень. За окостенелый деревенский быт. За инертность и силу привычки.

– Вот чего сидите? – набрасывался он на старичков, что грели свои кости на солнце. – Набились насваями и сидите. Заплевали все вокруг.

– А чего делать?

– Шевелить надо мозгом! – яростно тыкал себе в лоб Муссолини указательным пальцем. – А то как сидели пятьсот лет на одном месте,

так и просидите. А мир уже другой. Мир нас ждать не будет. Кругом прогресс!

Его плохо понимали. И тогда Муссолини затевал что-нибудь новенькое и на собственном примере пытался доказать, что мир и в самом деле изменился.

В прошлый четверг он ходил ругаться с директором совхоза. В контору. Ему не нравилось, что тот тоже «не шевелит мозгом» и роет арыки по старинке. Неправильно. Причем он ходил к нему не с пустыми руками, а со своими собственными чертежами. Согласно этим чертежам, арыки надо было рыть не вдоль улиц, а сразу подводить к огородам.

– И тогда был бы прогресс! А так ерунда получается…

Потом он ходил в школу и поругался с директором из-за того, что тот неправильно использует учебный трактор. Что дети все равно учатся ездить на нем всего один раз в неделю. Все остальное время он простаивает. И потом – не все дети вырастут трактористами. А вот если использовать этот трактор на нужды поселка, то была бы всем польза. Огороды те же вспахивать, к примеру.

– Мозгом не шевелите, балбесы…

Муссолини никто не слушал. Привыкли.

Тогда он плюнул на все – и решил придумать что-нибудь новое. Что-нибудь такое, сногсшибательное. Конкретное. Аховое. Так, чтобы все поняли: вот он – прогресс! Вот оно – шевеление мозгом!

И он взялся… за пчел. За обыкновенных пчел. Медоносных.

В каком-то журнале ему попалась на глаза статейка о выгодах этого хлопотного дела. И Муссолини загорелся.

У него зачесалась лопатка. А это – верный знак.

Так случалось всегда. Лопатка служила сигналом. Это как звонок из космоса.

Расклад был прост.

Пчелы – вот они. Цветов – полный огород. Надо только достать улей и медогонку с фильтрами – чтобы качать мед. Желательно из нержавейки. Все остальное – по ходу.

Дело сулило явные барыши. Оно, можно сказать, само просилось в руки. Казалось, стоит взяться – и манна небесная сама посыплется горстями с неба и заполнит весь двор с палисадником в придачу…

Муссолини яростно поскреб пятерней знаковую лопатку, звучно крякнул в кулак и поперся к своим старикам-насвайщикам.

Те вроде как и не уходили никуда. Каждый сидел на своем месте, в той же позе, с той же маской на лице. Обсуждались последние новости. Их было не так много.

У Каркена отвязался бык и сломал ногу племяннику. Зоотехник украл машину картошки. Ночью у него во дворе разгружалась фура. Соседи видели, как они там всей семьей таскали картошку почти до утра в подвал мешками. Ну и ходят разговоры о том, что на следующий год к 9 Мая ветеранам поднимут пенсии. Дело уже решенное, вот только думают – на сколько…

Муссолини не стал сразу раскрывать карты, а лишь молча кивнул всем и пристроился с краешку.

Старики насторожились. Они знали: Муссолини просто так молчать не будет. Муссолини что-то задумал. И замолчали тоже. Они знали: Муссолини не выдержит.

Прошло минут пять. И Муссолини не утерпел.

– Вот возьмем нашего барана, – начал он и поднял по своему обыкновению палец к небу. – Скока с ним мороки? Кормить надо, поить надо, стричь надо, пасти, заготавливать на зиму сено… И это еще не все. Плодятся они в феврале, в самый мороз. Каждую овцу караулишь. Сараи утеплять, ягнят таскать, воду все время менять… Е-ех-х… Робеспьер-р т-твою!..

Муссолини обвел всех строгим взглядом. Старики молча слушали. Не перебивали.

– А пчела?! – почти выкрикнул вдруг Муссолини и изобразил пчелу.

Стариков от неожиданности передернуло, но оценили – похож.

– Пчела! – продолжил Муссолини. – Ей ничего не надо, она сама пасется. Стричь и поить ее тоже не нужно. Так?

Муссолини еще раз посмотрел на всех испытующе. Старики переглянулись и вроде как согласились: да, действительно, пчелу стричь не нужно. И поить. И пасется она сама.

– А зимой она спит, – привстал со своего места Муссолини и показал, как спит пчела. Тоже вполне убедительно: глаза прикрыты, крылья сложены на груди. Муссолини даже всхрапнул для убедительности.

Старики восхищенно переглянулись.

– А как только наступает весна – она полетела собирать мед. Сама!

Муссолини протер глаза, вытянул хилую шею и замахал крылышками: пчела полетела собирать мед.

Старики одобрительно закивали головами. Муссолини воодушевился.

– А вы знаете, сколько меда за сезон собирает в среднем рабочая пчела?

Старики пожали плечами. Они не знали, сколько меда за сезон собирает рабочая пчела. Они даже не знали, что пчелы делятся на рабочих и их начальников.

– Много! – не стал ударяться в детали Муссолини. – А теперь давайте посчитаем. Одна пчела в среднем за сезон собирает меда на двадцать пять рублей. А их там, этих пчел, в одном доме – мильон.

– Ну уж – «мильон», – подал наконец голос Оратай. Тоже фронтовик. Под Сталинградом ногу потерял. Он больше всех спорил с Муссолини. Не любил его.

– Ну хорошо, не мильон, – махнул рукой Муссолини. – Ну триста тысяч, т-твою робеспьер-р-р! Что? Мало? Это ж целая дивизия!

Старики снова переглянулись.

– Вот скоко у тебя баранов? – вцепился в Оратая Муссолини. – Восемнадцать. Маленький взвод. Так?