Звезды Кара-Булата

– Уберите остальные, пожалуйста.

К столу придвинулись люди. Клим должен был нанести первый удар как гость. Пригнувшись, наш герой пауком выставил пальцы, сконструировав каркасную систему из ног, спины, рук и головы. Кто-то кашлянул, кто-то присвистнул, а кто-то еще ближе придвинулся к столу.

– Два шара в правую дальнюю лузу, – объявил он публике.

– Но это невозможно при разбитии пирамиды! – резюмировал голос из темноты.

Клим ударил между вдохами и выдохами. Шар врезался в пирамиду чуть правее от вершины, отчего два шара угодили прямо в лузу друг за другом.

– Это случайность, господа! Это нужно повторить по меньшей мере еще два раза! – и публика зашумела, привлекая гостей от других столов.

– Ставлю 1 000 зеленых на Клима. Это мой гость! Прошу любить и жаловать! – знакомый голос и рука, лежащая на плече у Клима, обрадовали его.

«Ну, наконец-то она появилась, теперь эти умники будут бодаться с ней, а не со мной».

На стол полетели деньги со всех сторон. Маклер убрал их на поднос, объявив сумму. Все ставили против нашего героя.

– На кону пятнадцать тысяч долларов, господа! – и в зале стало тихо.

Клим никогда столько денег не видел. Да, он мог получить в Москве в девяностые призовые 5 000 долларов после встреч на бильярде. Но то был процесс, где можно было иметь время для побед и поражений.

– Я готов, господа! – Он нагнулся, выстроил позу и тут же ударил. Шары влетели в лузу.

– Браво! – закричала публика.

Пирамида выстроена в третий раз. Клим сосредоточился.

«Господи, спаси и сохрани!» – попросил он у Всевышнего про себя и тут же ударил.

В этот раз первый шар влетел в лузу, а второй, подкатившись к ней, встал у края пропасти и, как бы задумавшись, падать или не падать, все-таки… упал под восторженные возгласы.

Публика разбрелась по столам. Клим посмотрел на свою знакомую.

Сегодня на ней было платье с глубоким вырезом на спине, а цвет напоминал шкуру леопарда.

– Идемте со мной. Мы будем играть в другом зале. Там меня уже ждут.

Когда они шли, Клим рассматривал ее открытый вырез.

Она неожиданно остановилась, и Клим замер у нее за спиной, слегка соприкасаясь с ней, вдыхая аромат ее волос.

– Вы когда-нибудь соизволите узнать наконец мое имя? Или я Вам совсем безразлична?

Клим обалдел от вопроса.

Он лихорадочно вспоминал детали разговора с шефом. Нет, имени первой супруги он не называл. Клим прокрутил в голове самолет и отчетливо представил себе бейджик с именем Дарья Бакулина.

– Дарья, – с торжеством произнес наш сыщик. – И Вы мне далеко не безразличны.

Дальше все происходило как в тумане. Когда Клим вошел в зал, кто-то сзади ударил его по голове. Он обмяк и, падая, закрыл глаза от звенящей боли в затылке.

Глава вторая. Другая жизнь

Очнулся он связанный, лежащий на холодном бетонном полу. Пустая комната с одним стулом и столом. Звенящие люминесцентные лампы.

Боль нарастала в затылке.

– Друже, ты оказался не вовремя и не в том месте, – Клим повернулся на звук. Около окна стоял незнакомый ему человек. – Работаешь на органы? С каким заданием сюда приехал?

Клим закрыл глаза. Ему показалось, что он проваливается в сон, несмотря на ожидание допроса. Климу принесли воды. Усадили за стол, дали две пощечины и предупредили, что здесь умеют развязывать язык. Вставили в руки, связанные за запястья, ручку и ушли.

«Донжуан хренов», – подумал он о себе. Взгляд упал на окно. Решетки не было.

Клим служил срочную в пограничных войсках. Служба запомнилась ему поставленной дыхалкой. Бегать их заставляли всегда. Часть готовили к заброске в Афганистан. Бегали они от команды «рота, подъем» до команды «отбой». Ходить запрещалось. Дыхалка у него после армии многие годы работала как часы. Там же научили его прыгать с высоты. Он умел группироваться и падать.

Его мысли прервал скрип двери. Тот же человек зашел и вопросительно посмотрел на белый лист бумаги.

– Через десять минут зайду, если увижу белый лист, будешь у меня харкать кровью!

Опять зазвенели лампы в пустоте комнаты. Клим покрутил ручку онемевшими пальцами и начал писать.

Климу вспомнился Афган. Горы встретили Клима суровыми ребятами. Их учили никогда не попадать в плен. Клим нащупал языком лезвие, что брал с собой всегда по старой привычке. «Нева» помещалась за рядами зубов за правой щекой и не мешала ему ни говорить, ни принимать пищу. Этому научил его ветеран афганской войны из фронтовой разведки. Рядовой Клим резался, шепелявил, однажды чуть не проглотил лезвие… но через полгода он мог уже засыпать вместе с ним, есть, и пить, и разговаривать.

Клим начал писать и успевал бросать взгляд на окно. Вдруг он отчетливо услышал разговор двух бабулек, стоящих, видимо, где-то неподалеку. Старые деревянные переплеты пропускали по всем щелям звуки со двора.

– Надо прыгать, – определил он безошибочно.

Клим сморкнулся, вытерев окровавленный нос о связанные руки. Лезвие незаметно выскользнуло изо рта прямо на стол. Клим начал подрезать веревки снизу вверх.

– Все! – руки свободны. Клим начал усиленно и глубоко дышать. Так он готовился к любой физической нагрузке. Раз, два, три вдоха и выдоха, глубоких и ровных… Он сжался, напрягся… подъем! Клим подпрыгнул и, зажмурившись, ударил головой на лету стекло. Пробив два переплета, Клим вылетел на улицу. Когда открыл глаза, асфальт стремительно приближался. Он успел сгруппироваться и кубарем покатился по тротуару.

– Господи Иисусе! – запричитали над ним бабули у подъезда.

«Жилой дом!» – подумал он, опомнившись минут через двадцать. Он рухнул в траву около незнакомой трассы. Так бегать в пятьдесят лет мог только он. Но за это приходилось платить. Сердце стучало как колокол. Дико болела поясница. Позвоночник трещал по швам. Он весь сыпался в эти моменты. Было холодно. Усилием воли он двинулся вдоль трассы, пока не дошел до случайной остановки. Доехал до знакомой панельки. Зашел в соседний дом, дрожа от холода. Поднялся наверх. Клим выглянул с проходного балкона и осмотрел фасад жилого дома под ним. Вычислив темные окна, он спустился тихо по лестнице, подошел к двери квартиры и позвонил туда несколько раз. Никого нет. Сняв левый ботинок, он вынул стельку и вытащил из нее отмычку. Через минуту Клим сидел в незнакомой квартире. Он с жадностью жрал помидорный салат на кухне с открытым холодильником, из которого падал свет, и думал о том, как свалить из города. Через десять минут из квартиры вышел незнакомец в большом, не по размеру белом пуховике, с красным мохеровым шарфом, замотанным до носа, в серой шляпе, на ногах джинсы и зимние кроссовки 46 размера.

Клим вышел из подъезда. Трое подозрительных хлопцев стояли, переминаясь, на расстоянии 20 метров друг от друга.

Теперь к тете. Он открыл дверь подъезда и пешком двинулся вверх, проверяя каждую лестничную площадку. Дойдя до верхних квартир, он на лифте спустился вниз. Осторожно послал эсэмэску с чужого смартфона тете. Пришел ответ сразу: в квартире никого нет. Дверь открыл Харитон, и Клим, запев на татарском «Эй, бала-баалым!», нырнул в квартиру.

Родственники смотрели на него, думая, что его напоили на работе. Но от него не пахло. Клим взял свой рюкзак и сказал, что возвращается в Москву. Тетя сверлила его глазами.

– Что за маскарад? – спросила она.

– Если к Вам нагрянут незнакомцы в штатском, говорите обо всем как есть, только про маскарад говорить не нужно. – Клим, повернувшись, вышел из квартиры.

– Бисмилляхи Рахмани Рахим, – услышал он за спиной.

Клим впервые пожалел, что зашел к ним в гости. Ноги несли его в сторону автобусной станции. На вокзале его ждали наверняка, а в аэропорт и соваться было нечего.