Филипп Август

Куси посмотрел на двор и увидел довольно многочисленный отряд всадников. С минуту он думал, что опасения старого сенешала были обоснованы, но блеск факелов осветил вдруг лица всадников и второй взгляд совершенно успокоил рыцаря.

– Это не разбойники, Онфруа, – сказал он старому сенешалу, – а мирные гости, которых надо принять как можно лучше. А насчет разбойников будь спокоен, я скажу им два слова, прежде чем пройдет пара дней, и они найдут лес Куси-Маньи слишком жарким, чтобы провести в нем остаток лета. Могу ли я узнать, кто удостоил меня своим посещением? – вежливо осведомился он всадника, сошедшего с лошади у дверей залы.

– Гийом де Ла Рош-Эймон, – отвечал всадник.

Куси вздрогнул, и молния гнева промелькнула в его глазах. Но тотчас сдержав это первое движение, которого не успел преодолеть, он поспешно пошел навстречу к незнакомцу и приветствовал его.

Это был молодой человек маленького роста, хлипкий, но с лицом миловидным, хотя и несколько женственным. На нем были рыцарские шпоры, а богатый костюм и многочисленная свита указывали на высокое звание.

– Я прошу у вас гостеприимства для моей свиты и для меня, – сказал Гийом де Ла Рош-Эймон. – Мы заблудились в этом лесу, который проезжали в первый раз… Но мне кажется, что мы уже виделись! – вскричал он, узнав Ги де Куси, и легкая бледность разлилась по его лицу.

Но Куси сделал вид, будто не заметил этого. Как благородный рыцарь, он умел выказывать гостеприимство, и, напомнив Гийому, что они встречались при дворе графа д’Оверня, любезно пригласил его войти в залу.

– Я сам только сейчас приехал после десятилетнего отсутствия, – продолжал он, – и боюсь, что мой замок – печальное убежище для гостя вашего звания. Но, тем не менее, добро пожаловать. Ну, Онфруа, подавай нам все, что у тебя есть лучшего, и подавай скорее.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Галлон, голова которого выглянула из полуотворенной двери. – Лисица бросилась в логовище льва, а лев вежливо протягивает ей лапу вместо того, чтобы растерзать!

– Я отколочу тебя, Галлон, – пообещал Куси, покраснев от гнева. – Ночь не пройдет без того, чтобы ты не получил наказания за твою дерзость.

Обернувшись к Гийому де Ла Рош-Эймону, которого явно смутила эта выходка, Куси сказал в виде извинения:

– Это фигляр, бедняга, которого я выкупил у неверных, в руки которых он попал. Негодяй, должно быть, прежде недостатка в уме не имел, да и теперь не всегда бывает так безумен, каким хочет казаться. Однажды, когда он сыграл какую-то злую шутку со своим языческим господином, сарацин привязал его к лошадиному хвосту и привез продавать в наш лагерь во время перемирия, тащив его таким образом больше мили по горячему песку, что расстроило ему мозг, и с тех пор на него временами находит.

Вскоре был подан ужин. Он был изобилен, но не разнообразен, потому что кроме двух несчастных тощих кур, которыми Онфруа пожертвовал, чтобы отпраздновать возвращение своего властелина, весь ужин состоял из неискусно приготовленной свинины.

Де Куси и его гость сели за стол один против другого, а свободные люди, составляющие их свиту, заняли остальные места. Посуда соответствовала кушаньям, потому что за исключением двух серебряных старинных кубков все остальное составляли глиняные горшки и оловянные блюда, и нищета, выставленная напоказ посторонним лицам, глубоко уязвляла гордость Ги де Куси.

Но гостеприимство и обстановка, по-видимому, вполне удовлетворяли гостя. Он расхваливал превосходное вино и с большим аппетитом воздавал честь поварскому искусству Онфруа, так что смущение де Куси очень скоро рассеялось, и он весело шутил и смеялся со своим посетителем. С кубком в руках они пели и пили по кругу. Наконец в завершение пиршества Куси приказал позвать Галлона и натянуть веревку через всю залу. В этот вечер шут отличился и совершал необыкновенные штуки фиглярского искусства.

– Да что у него нос-то, поддельный что ли? – спросил Гийом, которого очень забавляла физиономия Галлона.

– Нет, это его натуральный нос. По крайней мере, я никогда не видал у него другого.

– Возможно ли такое? Ничего подобного на свете не бывало! Ведь это настоящая сарделька по размеру, по цвету, и по форме. Никогда не поверю, чтобы это был человеческий нос.

– Галлон! – крикнул Куси. – Принеси-ка сюда свой нос и докажи рыцарю, что это твоя неоспоримая собственность.

Галлон мигом повиновался и, приближаясь к Гийому, совершал носом такие быстрые и разнообразные движения, что сомнения никакого не оставалось – нос был его собственностью.

Но Гийом не удовлетворился этим доказательством, и, лишь только Галлон остановился рядом с ним, он схватил его нос двумя пальцами и так дернул, что самая упорная подозрительность должна была рассеяться. Галлон выхватил до половины свой кинжал, но Куси, грозно нахмурив брови, закричал:

– Оставь! Что он у тебя взял?

Кинжал тотчас опустился в ножны. Сам Галлон обратил все в шутку и, метнувшись назад, раза четыре перекувырнулся и со смехом убежал.

– Признаюсь, будь он хоть король, у меня недостало бы сил противиться искушению, – сказал де Ла Рош-Эймон, рассмеявшись. – Не нос, а диковина, и сколько величия придает он физиономии!

– Величие безобразия. Но будьте с Галлоном осторожнее – он мстителен и лукав, как обезьяна.

– Не беда! Я подарю ему два золотых и думаю, что недорого поплачусь за честь прикосновения к такому носу.

Вечер кончился среди шуток и смеха. Де Куси, желая почтить гостя, сам проводил его в спальню.

На другой день с восходом солнца в замке все пришло в движение. Гийом де Ла Рош-Эймон подал уже знак к отъезду, когда Куси вышел на парадный подъезд и стал его убеждать погостить несколько дней, но Гийом отказался. Тогда хозяин объявил причину своего приглашения, которая казалась ему непреодолимой.

– Я узнал, – сказал он, – что в мое отсутствие в соседних лесах обосновалась шайка разбойников, и мне хочется выжить их острым копьем. В моей свите три десятка людей, а так как ваша тоже состоит из тридцати воинов, то мне пришло в голову, что вы могли бы присоединиться к нашей экспедиции. У нас не будет недостатка в работе, и я почту за счастье поделиться этой честью с таким достойным рыцарем, как вы.