Разбойник Кадрус

– Только?

– Только.

Принцесса Полина получила лаконичное «да», но этого было достаточно.

На другой день после ее приезда агент, игравший роль Белки, явился к ней, переодетый морским офицером. Принцесса нашла его прекрасно загримированным и восхищалась. Она не подозревала, что имеет дело с фальшивым Кротом. Агент сказал ей, что придумал план побега. Он думает, что Кадрусу следовало бы притвориться больным и перейти в лазарет.

– Туда, – сказал он, – ему доставят мундир сторожа, и он легко убежит.

Герцогиня согласилась и дала агенту записку к Кадрусу, но агент отнес ее смотрителю тюрьмы. Тот получил приказание из Парижа предоставить агенту полную свободу действий. Они условились как действовать, чтобы передать Кадрусу записку герцогини и позволить ему перейти в лазарет. Далее один из служителей должен был выдать себя за подкупленного герцогиней и передать Кадрусу мундир сторожа, чтобы караульные и часовые позволили ему бежать, но убили бы его при этом побеге.

В тот же вечер Кадрус получил письмо от герцогини. На другой день он сказался больным, и его перевели в лазарет.

Кадрус задумчиво говорил себе: «Жанна меня забыла. Герцогиня действует одна. Неужели мне бежать с нею? Неужели все кончено между Жанной и мной?»

Первая любовь угасала в нем, а вторая возгоралась.

Глава LXXI

Условие

Пока Кадрус обвинял Жанну в том, что она бросила его, та совершала чудеса, чтобы спасти его. Она поняла, что герцогиня любит ее мужа и что он обязан ей отменой казни. Она боялась, чтобы Кадрус из признательности не почувствовал за это любви к ней. Жанна, как всякая ревнивая женщина, сделалась пылкой и свирепой. Она преобразилась и придумала смелый план.

Она отправилась к настоятельнице своего ордена и имела с нею свидание, на котором выказала необыкновенную твердость духа. Бедность ордена сестер милосердие вошла в пословицу. Когда настоятельница узнала, что Жанна вступает в ее орден, она очень обрадовалась, ведь ее монастырь должен был обогатиться великолепнейшим состоянием. Конечно, она не думала, что все богатство Жанны достанется ее будущим сестрам по вере, но все-таки надеялась, что новая сестра милосердия сделает значительное пожертвование монастырю.

Когда Жанна явилась, она приняла ее с распростертыми объятиями, но Жанна была холодна. Она попросила о разговоре наедине и только тогда объяснилась.

– Я хочу говорить с вами откровенно, – сказала она, – и скажу прямо, что не хочу вступать в ваш орден. Я не чувствую в себе никакого призвания. Я люблю своего мужа и хочу его спасти.

Эти фразы были сказаны внятно и резко. Настоятельница была поражена – все ее надежды рушились. Глаза ее подернулись печалью, а из груди вырвался глубокий вздох.

– Дитя мое, – сказала она, – разве вас вынудили прийти ко мне?

– Нет, – ответила Жанна, – я пришла добровольно. Я вам говорю, что хочу спасти моего мужа из тюрьмы. Чтобы помочь ему в этом, я желаю быть сестрой-сиделкой в вашем тулонском монастыре. Я вижу, – сказала она, осматриваясь вокруг, – что у вас все голо, печально, мрачно. А я могу превратить всю эту бедность в достаток.

– Каким образом? – Глаза настоятельницы сверкнули радостью, которой она не могла скрыть.

– Хоть я не вступлю в ваш орден, но сделаю вам богатый подарок. Скажите откровенно, сколько вам нужно для того, чтобы возвратить вашему ордену его былой блеск?

– Много, к несчастью, слишком много…

– Все-таки скажите.

– Не смею.

Жанна улыбнулась.

– Сколько ваших сестер в тюрьме в Бресте? – спросила она.

– Пять.

– А в Лориене?

– Три.

– В Тулоне?

– Пять.

– В Рошфоре?

– Три.

– В парижских тюрьмах?

– Двенадцать.

– А всего?

– Двадцать восемь.

– А чтобы поправить ваши монастыри, сколько нужно?

– Почти двести тысяч.

– Положим столько же на меблировку, на белье…

– Это составит четыреста тысяч. Просто ужас!

– Наконец, для того чтобы сестры имели хороший стол и были одеты, сколько вам нужно ежегодного дохода?

– Франков полтораста на каждую.

– Стало быть, это составит капитал в триста тысяч.

Жанна вынула из кармана документ, засвидетельствованный у нотариуса, и сказала:

– Вот четыреста тысяч на монастырь и шестьсот тысяч на сестер. Император одобрил это приношение, вам остается только принять его.

– О дочь моя, вы нас спасаете! – сказала настоятельница, бросаясь на шею к Жанне.

Та оставалась холодна, она чувствовала, что играет в большую игру.

– Вы мне не обязаны признательностью за это, – сказала она. – Это договор. Вы мне платите – и я вам плачу.

Настоятельница опустила голову. Она забыла, какой ценой покупает богатство ордена.

Жанна продолжала: