Щелкунчик и Мышиный Король. Сказка

Щелкунчик и Мышиный Король. Сказка
Эрнст Теодор Амадей Гофман

«Щелкунчик и Мышиный король» (» Nu?knacker und Mausek?nig») – рождественская повесть-сказка Эрнста Теодора Амадея Гофмана, Берлин, 1816, и включённая в книгу «Серапионовы Братья» («Serapionsbr?der», 1819). Произведение было написано после общения автора с детьми своего товарища Юлиана Гитцига, их имена – Фридрих и Клара – были изменены и главные герои «Щелкунчика» теперь стали Марией и Фрицем…

Щелкунчик и Мышиный Король

Сказка

Э.Т.А. Гофман

Дизайнер обложки Алексей Борисович Козлов

Переводчик Алексей Борисович Козлов

© Э.Т.А. Гофман, 2024

© Алексей Борисович Козлов, дизайн обложки, 2024

© Алексей Борисович Козлов, перевод, 2024

ISBN 978-5-0062-1429-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рождественский вечер

Целый день накануне Рождества детям доктора Штальбаума было строго-настрого запрещено входить в гостиную, а также и в залу, где для них готовилась елка. Фриц и Маша сидели, съежившись, в уголке детской. Темнело, и им было немного страшно, потому что в тот вечер, по обыкновению, свечей в комнатах не зажигали. Фриц шёпотом рассказывал своей семилетней сестрёнке, что он с раннего утра слышал в запёртых комнатах шум, беготню и лёгкое постукиванье, как будто там звенели серебряные молоточки и колокольчики, что в сумерки чрез заднее крыльцо в комнаты прокрался маленький человечек с огромным ящиком в руках, и он уверен на все сто, что это был крёстный Дроссельмейер. Маша очень обрадовалась этому, захлопала в ладоши и закричала:

– Вот это отлично! Я уверена, что крёстный приготовил для нас прехорошенькую штучку!

Советник Дроссельмейер был очень некрасив собой, почти уродлив: маленький, худой, со сморщенным лицом, он был лыс, и потому носил прекрасный белый парик. Правый глаз у него был постоянно залеплен чёрным пластырем. Крёстный был большой искусник: он не только умел чинить часы, но даже сам их делал на досуге. Когда в доме Штальбаума ломались часы и ходики переставали бить, то тотчас же посылали за Дроссельмейером. Он приходил, снимал парик и жёлтый сюртучок, важно подвязывался голубым фартуком и так сверлил, бурил острыми свёрлами внутри часов, что маленькой Маше становилось их страшно жалко. Однако часам это ни малейшего вреда не причиняло: напротив того, в руках Дроссельмейера они оживали и принимались весело тикать и бить, чему все вокруг очень радовались. Дети любили крёстного также и за то, что он всегда приносил им в кармане какую-нибудь хорошенькую вещицу: то человечка, который мигал глазами и непрестанно шаркал ножкой, то табакерку, из которой выпархивала птичка, то ещё какое диво. К Рождеству же он всегда дарил им красивую, затейливую вещь, которую потом папа с, мамой забирали себе.

– Ах, как бы это узнать, что нам сегодня подарит крёстный! – нетерпеливо восклицала Маша. Фриц уверял сестру, что к этот раз крёстный непременно подарит им крепость, где строятся и разгуливают солдатики; потом явятся неприятельские солдаты и захотят её взять, а солдатики в крепости станут стрелять из пушек.

– Нет, нет! – перебила Маша, – крёстный разсказывал мне про один красивый сад – в нём большое озеро, а на озере плавают великолепные лебеди в золотых ожерельях и распевают хорошенькие, заводные песенки. Из сада выходит к озеру маленькая девочка, манит лебедей и кормит их пряниками.

– Лебеди не едят пряников! – сурово возражал Фриц, – да и крёстный и не может сделать целого сада. Я не люблю его игрушек, потому что их как только нам покажут, так сразу и отберут. То ли дело подарки папы с мамой: те уж вполне наши, и мы можем делать с ними, что угодно!

Тут дети стали фантазировать, какие подарки они получат на этот раз от родителей. Маша сказала, что её большая кукла совсем испортилась, – стала неловкой, падает каждую минуту на пол и уже отколотила себе кончик носа.

– Бранишь её, бранишь, не исправляется, да и только!

Затем Маша припомнила, что мама улыбнулась, когда она восхищалась маленьким зонтиком своей подруги Гретхен. Фриц жаловался, что в его конюшне не хватает хорошей рыжей лошадки, а в войске совсем неосталось кавалерии, и что папе это очень хорошо известно.

Между тем в детской совершенно стемнело. Фриц и Маша крепко прижались друг к другу и боялись продолжать разговор: им казалось, что вокруг них шелестят чьи-то лёгкие, неземные крылышки и слышится далёкая, чудесная музыка. В эту минуту раздался серебристый звон колокольчика: динь! динь! динь! Двери распахнулись – и из залы хлынул такой мощный поток света, что дети так и замерли в дверях  от удивления и восторга .

Подарки

– Ах, как красиво! Ах, какая прелесть! – прошептала, не двигаясь и не отрывая глаз от ёлки, Маша. Фриц же от удовольствия несколько раз подпрыгнул на одной ноге очень высоко и замечательно. И, действительно, было таки чему порадоваться! Посреди комнаты стояла высокая, стройная ёлка, на ветвях которой висело множество золотых и серебряных яблок, миндаля в сахаре, пёстрых конфект и разных других лакомств. Но лучшим украшением чудесного древа были разноцветные маленькие свечки, блестевшие в его ветвях, как звёздочки, ласково приглашавшие детишек поскорей полакомиться вкусными конфектами и сочными плодами. Вокруг ёлки было разложено так много прекрасных подарков, что у детей просто разбегались глаза. Маша видела множество прелестных кукол, новенькую, чистую посуду и одну особенно красивую вещицу – шёлковое платьице, изящно убранное пёстрыми лентами: оно висело на тумбочке, и Маша могла рассматривать его со всех сторон.

– Ах, какое хорошенькое платьице! – воскликнула девочка: – Мне, наверное, позволят его надеть!

Фриц между тем уже несколько раз рысью и галопом проехался вокруг елки на рыжей лошадке, которая оказалась привязанной поводом к столу. Слезая с неё, он с серьёзным видом сказал: «лошадка недурна, но совершенно не объезжена, – придется мне с ней подзаняться»! и потом принялся осматривать новый эскадрон гусар в красных с золотом мундирах, вооруженных серебряными саблями и сидящих на белоснежных лошадях. Немного поуспокоившись, дети хотели приняться рассматривать лежавшие тут же прекрасные книги с картинками, как снова раздался звон колокольчика. Они знали, что теперь им будет показывать свой подарок крёстный, и весело побежали к загороженному ширмами столу. Ширмы тотчас же были сложены, и вот, что увидали дети! На зелёном лугу, усеянном пёстрыми цветами, стоял великолепный замок с зеркальными окнами и золотыми башенками. Вдруг зазвенели колокольчики, – двери и окна замка растворились, и дети увидали, как но залам разгуливали крошечные кавалеры и нарядные дамы с длинными шлейфами и в шляпах с перьями. В средней зале, ярко освещённой множеством маленьких свечек в серебряных люстрах, танцевали под музыку колокольчиков и цимбал дети в коротеньких юбочках и курточках. В одно из окон замка часто выглядывал какой-то странный господин в зелёном плаще, кивал головою и исчезал, а сам крёстный Дроссельмейер, величиной с папин палец, выходил из двери замка и снова входил в неё, стукаясь о притолоку. Фриц облокотился на стол, долго смотрел на красивый замок с танцующими и прогуливающимися фигурками и, наконец, сказал:

– Крёстный, позволь мне войти в твой замок!

Крёстный отвечал, что этого сделать никак нельзя. Разумеется, он был прав, так как со стороны Фрица глупо было желать войти в замок, который вместе с золотыми башенками был много ниже его роста. Фриц и сам понимал это. Немного погодя, видя, что кавалеры и дамы по-прежнему расхаживают, дети все так же танцуют, человечек с зелёным плащём все выглядывает из окна, а крёстный, как заведённый выходит из двери, Фриц нетерпеливо вскричал:

– Крестный, выйди-ка из той верхней двери!

– Нельзя, милый Фриц! – возразил крёстный.

– Ну, так пусти погулять вместе с остальными зелёного человечка, который толькол и знает, что выглядывать из окна!

– Это запрещено!

– Ну, пусть выйдут из замка дети: я хочу взглянуть на них поближе!

– Я же сказал – запрещено! Ничего этого нельзя! – сказал с досадой Дроссельмейер: как механизм устроен, так всё и должно оставаться.

– Да, вот оно что-о! – разочарованно протянул Фриц. – Ну, крёстный, если твои крошечные разодетые штучки в замке ничего больше не могут делать, кроме, как кланяться и поворачиваться, так они ничего и не стоят! Вот мои гусары так молодцы: они скачут во все стороны, Как я захочу, а не заперты в одном месте!

С этими словами он побежал к столу под ёлкой и заставил свой эскадрон скакать в разных направлениях, рубиться саблями и стрелять. Маша тоже потихоньку отошла от замка, потому что и ей скоро наскучили прогулки и танцы куколок в замке, но она была очень добрая девочка и не хотела показывать это явно, как Фриц, чтобы не огорчить крестнаго. Но Дроссельмейер, заметив, что и Машу не интересует так искусно сделанный им замок, сказал с заметной досадой, что дети ещё очень глупы, ничего не понимают в искусстве, и что он сейчас же унесёт свой замок домой. Тут, к счастью, к игрушке подошла мама и попросила показать ей сложный, искусный механизм замка, состоящий из разных колёсиков, которым приводились в движение куколки. Тогда крёстный разобрал замок по частям, всё обяснил, вновь собрал, после чего опять повеселел и подарил детям несколько коричневых кавалеров и дам с золотыми лицами, руками и ногами. Хотя эти фигурки не могли похвалиться красотой, но от них так вкусно пахло шоколадом, что детям они чрезвычайно понравились, почему и прожили весьма недолгое время.

Щелкунчик

Когда Фриц взял стоявших под елкой гусар, то Маша увидала, что за ними стоял скромный, маленький человечек, который, казалось, терпеливо поджидал своей очереди. Его никак нельзя было назвать красивым: толстенькое его туловище держалось на маленьких, тоненьких ножках, а голова была чересчур велика. Одет он был очень хорошо, чисто, как человек благовоспитанный, и со вкусом. На нём была блестящая лиловая гусарская курточка с белыми шнурами и пуговками, такие же панталончики и красивые лакированные сапожки, сидевшiе на его ногах так ловко, что этому мог позавидовать любой Офицер. Одно было только забавно в человечке: поверх такого роскошного костюма он надел себе на плечи нескладный, похожий на деревяшку плащ, а на голову большую некрасивую шапку. Маше это сначала не понравилось, но затем она рассудила, что и крёстный носит некрасивый плащ и безобразную шапочку, но что это не мешает ему быть добрым, милым крёстным. Чем больше рассматривала Маша маленького человечка, тем больше нравилось ей его доброе и ласковое лицо. Особенно приятны были его большие выпуклые светло-зелёные глаза, в которых светилось самое милое добродушiе. Окладистая, завитая белая борода еще более оттеняла ласковую улыбку его ярко-красных губ.

– Ах! – вскричала Маша, – ах, милый папа, кому же принадлежит этот прелестный человечек, который стоит под елкой?

– Он будет принадлежать всем вам, – отвечал доктор, – тебе, твоей сестре Луизе и Фрицу. Он будет для вас щёлкать твёрдые орехи.

Тут доктор осторожно снял человечка со стола и приподнял его деревянный плащ: человечек широко-широко разинул рот и показал два ряда острых белых зубков. Маша вложила ему в рот орех, – щелк! и человечек разгрыз его, и скорлупка развалилась, а в руку Маши упало сладкое зернышко. Все поняли, что хорошенькiй человечек происходит из знаменитаго рода Щелкунчиков и занимался ремеслом своих славных предков. Заметив, что Щелкунчик особенно понравился Маше, доктор Штальбаум отдал его на её попечение, прибавив при этом, что Луиза и Фриц также имеют полное право пользоваться им. Маша тотчас же взяла Щелкунчика в руки и заставила щелкать орехи, причем выбирала из них самые маленькiе, чтобы человечек не так широко разевал рог и не слишком утруждал себя. Старшая сестра Луиза также присоединилась к ней. и Щелкунчик очень охотно грыз для них орехи. В это же время и Фриц, утомленный маневрами и верховой ездой, услыхал веселое пощелкиванье орехов, подбежал к сестрам и стал от души хохотать над потешным человечком, который переходил из рук в руки и не переставал работать зубами. Фриц старался всовывать ему в пасть самые крупные и твёрдые орехи, и делал это так неосторожно, что вдруг при одном орехе раздалось – крах-крах! – и три зуба вылетели изо рта Щелкунчика, а подбородок его ослаб и отвис.

– Ах, милый, бедный Щелкунчик! – громко вскричала Маша и взяла его из рук Фрица.

– Туда же, хочет быть Щелкуном, а зубов порядочных не имеет! – ворчал Фриц. Давай мне его сюда, Маша! Он должен разгрызать мне орехи или пусть погибнет позорной смертью! Мне такие бездельники не нужны!

– Нет, нет! – проговорила со слезами Маша, не дам я тебе моего милаго Щелкунчика! Посмотри, как грустно он на меня смотрит и показывает мне свой раненый ротик. Ты безжалостный человек, – ты бьешь лошадей и расстреливаешь солдат!

– Так и следует, ты ничего не понимаешь! Щелкунчик всем принадлежит: давай-ка его сюда!

Маша заплакала и быстро завернула больного Щелкунчика в свой носовой платок. Заслышав шум, к детям подошли родители и крёстный Дроссельмейер, который, к огорчению Маши, вступился за Фрица. Доктор ІІІтальбаум, однако, сказал: «я отдал Щелкунчика под защиту Маши; я вижу теперь, что он в ней нуждается, и она, без дальних разговоров, может распоряжаться им, как хочет. Меня только удивляет, что Фриц требует услуг от человека, заболевшего при исполнении своих обязанностей. Как военный, он должен был бы, кажется, знать, что раненые выбывают из строя». Фриц очень сконфузился и отошел к другому концу стола, где его гусары расположились на ночлег и разставили часовых. Маша между тем собрала выпавшие зубки Щелкунчика, подвязала его больной подбородок белой ленточкой от своего платья и еще заботливее укутала в платок бедного малютку, казавшагося теперь очень бледным и испуганным. Она держала его на руках, укачивая как маленького ребенка, и в то же время рассматривала хорошенькие картинки новой книжки, полученной ею сегодня в подарок. Она, против обыкновения, очень рассердилась, когда крёстный, смеясь, стал расспрашивать её, зачем она возится с таким безобразным человечком. Вспомнив о странном сходстве между Дроссельмейером и Щелкунчиком, она серьёзно сказала:

– Мне кажется, милый крёстный, что если бы ты принарядился и надел такие же блестящие сапожки, как у моего милого Щелкунчика, то и тогда ты не был бы таким хорошеньким, как он!

Маша не поняла, почему папа с мамой расхохотались при этих словах и почему у Дроссельмейера покраснел нос, и он перестал громко смеяться. Должно быть, на это были какие-нибудь особые причины.

Чудеса