Еще один шанс: Еще один шанс. Дикая война. И один в тайге воин

Отсчитав оговоренное, он повернулся к тетке и, улыбнувшись, спросил:

– Может еще чего надо? Ну, спицы там для вязания или еще чего?

– Неужто можно? – растерянно спросила Гла фира.

– Нужно, мама Глаша. Ты сходи в лавку да глянь, какие нужны, а потом придешь и мне скажешь, сколько штук, какие именно и сколько стоят. Я торговаться пойду.

Обрадованно кивнув, женщина моментально соскользнула с телеги и растворилась в толпе. Спустя десять минут она принеслась обратно с квадратными глазами, испуганно сообщив:

– Совсем купцы совесть потеряли. За пару спиц в вершок длиной ажно пятьдесят копеек требуют.

– В вершок, говоришь? – мрачно протянул Мишка. – Посиди тут. Я сам гляну.

Зайдя в указанную лавку, парень попросил показать указанный товар и, покрутив спицы в пальцах, презрительно фыркнул:

– Вы, почтенные, хоть бы постеснялись такой товар людям предлагать.

– А что тебе не так? – разом помрачнел мужик с бородой веником.

Из-под его кустистых бровей недобро поблескивали непонятного цвета глаза.

– А все не так, – усмехнулся Мишка и, положив спицу на прилавок, плавно катнул ее пальцем. – И прямоты нет, и заточены коряво. Даже пальцем заусенцы нащупать можно, – продолжил он, кончиками пальцев оглаживая острие. – Такой товар всю пряжу испохабит, а вы за него дикие деньги просите.

– Ишь, товар ему не нравится, – заворчал мужик, отбирая у него спицы. – Хм, и вправду карябает, – удивленно закончил он, проверив товар. – Прощенья просим. Не доглядел. Вот, изволь, – закончил он, выкладывая на прилавок другие спицы.

– Малость получше, но все одно – корявые, – вздохнул Мишка, быстро проверив их. – Сам взгляни, уважаемый.

– Да уж вижу, – скривился мужик. – Не мой это товар. Артель заместо платы отдала, вот и маюсь с ним.

– Четыре шутки за полтину отдашь? – помолчав, спросил Мишка. – Сам видишь, лежать он у тебя будет, пока не заржавеет. А так хоть какой навар.

– А зачем они тебе? Сам же сказал, пряжу тянуть будут, – насторожился продавец.

– Есть способ, как в порядок их привести. Ровнее не станут, а вот цеплять не будут. Но тут осторожно работать надо, – напустил туману Мишка, отлично понимая, что других спиц в их глуши не найдешь.

– А-а, забирай, – чуть подумав, махнул мужик рукой.

– Четыре за полтину, – быстро напомнил парень.

– По рукам, – кивнул мужик и, достав из-под прилавка четвертушку бумажного листа, аккуратно завернул покупку.

Отсчитав деньги, Мишка вернулся к телеге и, отдавая тетке покупку, уточнил:

– Глянь, мама Глаша, эти хотела?

– Они, – растерянно кивнула женщина. – Мишенька, это ж в целый рубль должно встать!

– Не шуми, – усмехнулся Мишка. – За полтину все четыре взял. Так что с тебя носки на зиму.

– Ой, родненький, для тебя что хочешь свяжу, – залопотала счастливая Глафира.

– Вот и договорились. Посиди еще тут, а я за припасом охотничьим схожу.

Войдя в почему-то знакомую лавку, Мишка словно оказался в очень знакомом месте, где давно не бывал. Именно такое чувство у него возникло. Быстро осмотревшись, он прошел к прилавку и, рассмотрев цены, мысленно присвистнул. Готовые патроны крепко кусались. Поэтому, еще раз осмотревшись, он отправился в тот угол, где продавались составляющие.

Как оказалось, крутить патроны самому было гораздо дешевле. Свинцовый прут длиной в полметра и толщиной в большой палец стоил сорок шесть копеек. Порох любого вида по тридцать пять копеек за фунт, а капсюли по три копейки за пять штук. При этом готовая дробь или картечь подбирались в цене к рублю за примерно сто грамм.

Для Мишки переводить местную измерительную систему в привычную метрическую было сущим мучением. Так что, не мудрствуя лукаво, он закупил пару прутов свинца, порох двух видов, при этом пытаясь вспомнить, когда в его мире бездымный порох был вообще изобретен, и по сотне капсюлей двух видов. Накрутить патронов к нарезному стволу теперь было просто необходимо. Те полторы сотни, доставшиеся ему от инженера, для промысловика – чистые слезы. На пару раз в тайгу сходить.

Уложив все купленное в полученную в булочной сумку, он не спеша отправился обратно к телеге. Программа максимум была выполнена, и теперь ему предстояло как-то модернизировать сам процесс сборки патронов. Припомнив, что почувствовал, когда разобрал ради интереса один патрон, Мишка невольно скривился.

Вместо ровной округлой дроби там было нечто неровно нарубленное и кое-как откатанное, судя по всему, на деревяшке. Как подобный боеприпас сказывается на меткости и кучности, он даже задумываться не хотел. Про пыжи и говорить не приходилось. Хорошо, хоть не тряпочкой горловину заткнул. Значит, нужно сделать пробойник подходящего диаметра и найти несколько старых валенок. Благо свечи в доме были.

Вспомнив про свечи, Мишка свернул в попавшуюся по пути лавку и, прикупив два десятка осветительных приборов, снова вышел на улицу. Денег после всех покупок у него осталось шестнадцать копеек. Остальные деньги он успел отдать тетке, перед тем как отправиться в оружейку. Зная себя, рисковать всей имевшейся наличностью парень не стал. Подойдя к телеге, Мишка улыбнулся внимательно наблюдавшей за ним тетке и, выпрямляясь, сообщил:

– Все, мама Глаша. Что мне надо было, купил. Теперь домой. Дел еще много. А времени как всегда, мало.

– И правда, пора, Мишенька, – улыбнулась в ответ Глафира. – Ты, небось, голодный у меня.

– Ну, до дому доживу, – рассмеялся Мишка, делая шаг в сторону и замечая, как женщина округляет глаза и начинает открывать рот.

В спину дохнуло холодом и ненавистью. Подсознательно уловив, что там возникла какая-то опасность, Мишка дернулся еще дальше и, в следующую секунду левый бок обожгло болью. В нос шибануло ядреным перегаром, и Мишка, чуть довернув корпус, не глядя ударил левым локтем назад. Резко, со всей дури, как когда-то учили. За спиной тихо всхлипнули и что-то, точнее, кто-то, с плеском упал в лужу у коновязи. Чувствуя, как по боку течет что-то почему-то холодное, Мишка развернулся и, увидев Трифона, зарычал:

– Удавлю, мр-разь.

– Ой! Мишенька! Убили-и! – раздался вопль с телеги и только тут Мишка понял, что ему что-то сбоку мешает.

Опустив голову, он осторожно подтянул полу брезентового дождевика и с недоумением увидел рукоять ножа. Дядька пытался всадить его в спину, под ребра, но промахнулся, и лезвие вошло в бок, пропоров кожу и слегка зацепив мышцы. Накатила тупая ноющая боль. Сообразив, что все не так плохо, Мишка оглянулся на тетку, жестко приказав:

– Не голоси, мама Глаша. Жив я. А вот этого упыря сейчас точно не станет, – закончил он, всем телом разворачиваясь к луже.

Удар парня оказался сильнее, чем можно было подумать. Судя по приоткрытому рту и расфокусированному взгляду Трифона, Мишка сломал ему челюсть. Плюнув на свидетелей и обещания, данные тетке, парень уже собрался доделать начатое, когда на вопль Глафиры подскочил городовой и, увидев торчащий из Мишкиного бока нож, растерянно замер.

– В этой луже и утоплю, паскуда, – пообещал Мишка, не обращая на него внимания.

– Это он тебя так? – быстро спросил городовой, кивая на Трифона.

– Он это, он, господин полицейский, – вдруг заголосила какая-то баба, крутившаяся рядом с их телегой. – Вот вам крест. Сама видела, вот этими глазами.

Городовой принялся аккуратно отодвигать Мишку обратно к телеге, негромко приговаривая:

– Уймись, парень. Уймись. Мы с ним сами разберемся.

– Что тут происходит? – раздался знакомый бас, и урядник, раздвигая толпу словно ледокол весенний лед, подошел к телеге.

– Осмелюсь доложить, господин урядник. Этот вот варнак парня ножом ткнул. Извольте сами глянуть, – закончил городовой свой доклад, тыча пальцем то в Трифона, ворочавшегося в луже как свинья, то в нож.

– Сзади бил, – резюмировал урядник, едва глянув на оружие. – Ну, Трифон, молись. Доигрался ты, – загремел он, тяжело разворачиваясь к виновнику. – Выньте эту свинью и в холодную. Завтра же рапорт мировому судье подам. Благо, свидетелей хватает, – приказал он подскочившим подчиненным. – Ну, ты как, Мишка? – повернулся он к парню. – До доктора потерпишь?