– Причина?..
Я ума не мог приложить, какую мне выбрать линию.
– Вот тут, в ваших актах… – продолжала она, – …стоит, что вы подвержены.
Я покрутил головой.
– Так что? Подвержены?
«Совсем прижали…» – мелькнуло в голове.
– Подвержен… – едва слышно выдавил я.
– Оттого и утки… – то ли спросила, то ли отметила Кама.
– Оттого… – горестно согласился я.
– Надо исправляться, – бодро проговорила девочка и потерла под столом кроссовку о кроссовку, как это делают лапками мухи.
– А вот, извиняюсь… – начал я, чтобы как-то перевести стрелку. – Вот вы говорили про речку и что вас сюда на время перевели. Кто перевёл?
– Много будете знать, Степаныч, скоро состаритесь. И под распыление как раз попадете. Хотите?
– Да бог с вами!
– «Бог» говорить нельзя, вы это прекрасно знаете. Что же это такое, вы своими нарушениями уже чуть ли не на год шахты заработали. Утки… да за речку плавали, да записи ведете неположенные – я уж про речь вашу не говорю. Откуда, кстати, знания грамоты? Кто научил?
– Так я…
– Ах да! Вы же были в центре!
«Отлично, – думаю, она еще и не помнит ни черта, Кама эта в мокрых кроссовках. Так она и про поручения свои забудет, а потом я же кругом виноват выйду…»
Тут дверь тихонечко приоткрылась, и в нее просунулась голова старосты.
Батюшки! Таким я его еще никогда не видел: жалкий, на лбу испарина, сам чуть не трясется.
– Вызывали?
Говорит с порога, а сам за дверь держится, как будто слабость у него в ногах.
– Да, – отвечает девочка. – Проходите.
И ко мне:
– Идите теперь, Степаныч. Разговор наш окончен. Пока окончен. Не прощаюсь с вами. Подумайте обо всём на досуге… И да… про фляков принято. Полезное донесение.
Я прямо пулей наружу вылетел. «На досуге…» Вот шуточки теперь какие! Какой тут досуг, когда у меня динама стоит трое суток не кручена со всеми этими обстоятельствами. «На досуге…» Задание заданием, да неясно, что еще из всего этого выйдет.
Короче, как до дома добрался, так сразу за дело и принялся. На динаме, кто не знает, сверху два такие некрупных окошечка, типа как очки или у бинокля – чтоб глазами прикладываться. Раньше, старики говорят, можно было пальцем отметиться, но наши хитрецы скоро повадились кожу на пальцах себе резать и ею злоупотреблять. А что? Кожа всё равно новая отрастала, а преступлений и махинаций развелось тогда видимо-невидимо, не успевали преступников этих распылять, такой звон стоял везде в учреждениях.
А сейчас к окулярам приложишься – и тотчас же умная машина тебя узнаёт и по имени приветствует: дескать, здрасьте, почтенный Степаныч, хорошее дело задумали, благодарим заранее за труд на укрепление нашего общего взаимного блага и порядка. Ну и начинаешь крутить.
Сперва, когда машины эти только появились, некоторые наши пытались химичить – в окошки глянут, а крутить вместо себя подставляют тех, кто покрепче да поглупее, и им за это подарочек какой или еще чего. Но видимо не только в глазах у динамы дело – она и по рукам тебя узнаёт.
Технике, конечно, еще есть куда развиваться, как и науке – даже девочка Кама, как я вижу, читает не все мысли, а уж старосту нашего обдурить и вообще пара пустяков. Подумаешь, например, про краснику, а он такой спрашивает: «У тебя что, норма по динаме не накручена?». Ну то есть вообще в мысль не попадает, как какой-то дефективный. И лицо еще при этом делает участливое. Надо, кстати, донесение про старосту написать – нейтральное такое, чтобы девочка чего не подумала: только факты – дескать, не на месте товарищ, не по шапке ему эта должность.
Вообще, работать на Каму и стучать на соседей оказывается совсем не просто. Во-первых, соседи не делают почти ничего предосудительного – по крайней мере явно. А во-вторых, очень трудно вот так разом сделаться матерым шпионом и без конца выведывать что надо и что не надо. Я даже вдруг подумал, не отказаться ли мне от моей новой миссии, но потом рассудил, раз донесение про фляков принято, то и надо продолжать в том же духе, то есть писать о субъектах местной флоры и фауны – тогда и проверить меня будет труднее, и от соседей не нужно ждать пакостей.
Но донесение про старосту всё же быстренько накатал и тут же отправил.
9. Немного истории
Помимо динамы, есть у граждан в нашей округе еще одна обязанность: каждый должен играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Раз в год в праздник весны у всех экзамен. На экзамен пьесу дают за пять дней, всем одну и ту же – ну, и потом смотрят, кто за пять дней как в мастерстве продвинулся. Если не стараешься, то норму на динаму повышают. Но не на много – так что некоторые не то что круглый год, но и перед экзаменом спустя рукава занимаются, типа лучше динаму потом покрутить, чем эти ноты. Кстати, про таких, наверно, тоже стоит написать донесение…
А еще с недавних пор раз в неделю в управе «движка». Идём туда все, на всякий случай: неясно пока, чего будет, если много движки пропустишь, как бы беды не нажить. Движку раньше называли «муви», а потом вышел приказ о дифференциальной культуре. Теперь кто «муви» вслух скажет, тому неделя шахты или две недели динамы лишней крутить – штраф, значит. Заботятся о нас, чтобы была культура…
Слово «кот» тоже долго было запрещенным. У меня кота в доме нет, я больше люблю уток, но вообще у нас кто хорошо содержит котов, получает призы. За пять котов дают раз в год закваску для зеленики пять бидонов, а за десять – то же число контейнеров с яблочным клоном. Это, понятное дело, большое подспорье в хозяйстве. Ну, а у кого кот убежит от скучной жизни, тому – понятное дело – штраф. Это у нас всегда запросто – только подставляй спину.
Так вот: еще недавно коты были запрещенными животными, даже упоминание о них каралось как предосудительное, то есть два дня шахты можно было схлопотать «за кота» запросто. Это вообще старая история. Раньше коты были везде, чуть ли не в каждом доме, ну то есть как и сейчас, но потом они как-то сговорились между собой условными знаками и в один прекрасный день подняли восстание, чтобы захватить склады с клонированной рыбой и всем завладеть.
Я это время не застал, как раз плавал тогда под водой на подлодке, но очевидцы рассказывают, что было реально страшно: коты шли по всем улицам и переулкам лавой, урча так, что тряслись на деревьях листья и лопались в окнах стекла, и рвали в клочья тех, кто осмелился им противостоять.
Вначале накрыло Гусар-Удэ. Гусары у нас и вообще-то на голову слегка долбанутые, а тут они так перепугались, что всё как есть побросали и подались в леса, и котам достался не только рыбный склад, но и пакгауз с куриной печенкой, тоже клонированной. Теперь уже коты двинулись в леса, таща за собой коробки с печеночным паштетом. Старики тогда еще недоумевали, как коты в лесах будут открывать запаянные жестянки. Но оказалось, что у них везде были свои лазутчики из наших, то есть двуногих – ну, тех, короче, кто тоже подвергся действию кошачьей токсоплазмы, – вот они-то и открывали котам их запасы по мере потребности, а взамен получали ласки и мурлыканье.
Восстание продолжалось четырнадцать лет, и потребовались большие усилия ученых из центра, пока везде не понаставили особых кошачьих пугалок, вызывающих у животных телесные расстройства наподобие щекотки. Коты теперь валялись на каждом углу на спинах, перекатываясь туда и сюда, и только что не хихикали. Ни о какой революционной деятельности в таком состоянии, конечно, не могло быть и речи.
А потом ученые доказали, что в восстании виноваты не коты, а поразившая их токсоплазма, небольшая молекула вроде пылинки, которая и деформировала, как это называется, их социальное поведение. Токсоплазму быстрехонько побили специальным полем, которое у нас пускают над запретками, и всё вскоре вернулось на круги своя.
Если говорить о долбанутых гусарах, позволивших в свое время повстанцам-котам прорваться к пакгаузам, то нельзя не упомянуть и кирасирцев с их народным эпосом, которым они давно уже достали всю округу. Стоит собеседнику в разговоре с кирасирцем хоть на минуточку замолкнуть, как тот тут же оседлывает своего кирасирского конька, заводя рассказ о доблестях предка всех кирасирцев, именем Мофа Кифович, напоившего, если верить эпосу, до семидесяти своих односельчан собственной мочой. Тогда как раз случилась великая засуха, водопроводы пересохли – и тут появился Мофа. А что? Раньше люди вообще были не чета нынешним. Может, и вправду была такая история с мочой – ведь кирасировцы вон не вымерли, а живут себе таки, поживают. Вот только на мозги их моча героя оказала несколько пагубное действие не в лучшую сторону – они у них теперь как бы слегка размягченные и для серьезной умственной работы непригодны. Но ничего – у нас в лесах и без мозгов прекрасно прожить можно: крути динаму себе и в ус можешь не дуть, слава науке!
Земную ось у нас давно исправили, чтобы наклона не было, и климат теперь везде ровный, не то что раньше. А то старики рассказывают, что в наших краях даже снег был, зимой по крайней мере. Теперь зимы нет и снега нету – за снегом неделю надо на север ехать или в гору взбираться, где уже тебе ни грибов, ни ягод, одна зеленика растет себе до самого снега, под облаками почти – вот какая стойкая ягодка!
Выправляли ось долго, лет двадцать: поставили на самом севере какие-то башни и начали исправлять. Климат тогда, как деды говорят, реально испортился: начались ураганы, смерчи, на небе сумрак и всё такое. Но ученые свое дело знают туго: не успели еще подрасти вчерашние пацаны-новородки, как всё стало приходить в норму. Зеленика, короче, дает у нас в год три урожая, вот теперь как! Некоторые уже слышать не могут об этой зеленике, не то что ею питаться. А еще кролям стало с ровной осью раздолье – они теперь круглый год плодятся, а ростом стали чуть не с собаку. Крольчатина в зеленичном соусе – это по-прежнему хорошо и полезно, хотя и не приветствуется. А что? Кто зеленикой питается, того лесные клопы не кусают, они такого стороной обходят.
Синику наши не очень жалуют. Ягода сытная и доступная, но уж больно слюни текут от нее, иной раз видишь: идет человек с бугра, за синикой ходил стало быть, – а грудь у него как есть вся в слюнях, аж до колен течет, и главное долго потом эта неприятность, до самого вечера, так что по синику стараются люди поутру выходить, чтобы хоть к ночи слюни унять, а то мокрый потом весь во сне, вся подушка или что там еще, где спишь…
Красника – она, в общем-то, как и запрещенный горох: в ней тоже теперь этот коварный стронций, от которого у народа, несмотря на прививку от секса, появляются дурные мысли. Гражданки жиночьей стати, как это раньше называлось, наевшись запретной коварной красники, начинают посылать сигналы. Кенгуру от этого буквально сатанеют.
А еще помимо музыки обязателен спорт. Каждый выбирает себе любимый вид спорта по списку в управе, но в основном народ предпочитает «спиди-грин» – это когда едят зеленику на скорость. И коты теперь, считай, у каждого. У кого нет кота, того считают человеком подозрительным, негодным. «Без кота и жизнь не та», – вот как говорят в управе. Безкотным, которые упорствуют, повышают норму на динаму, а совсем злостных распыляют: если кот у них, например, заболел или умер, не говоря уж о каких-нибудь там жестокостях. Некоторые у нас раньше было огого какие жестокие, но их всех уже почти распылили.
Степаныч – д. Каме
Донесение №4
Рассказывают, что в лесах, примыкающих к Кирасир-Удэ, в изобилии проявляют себя зверьки куницы, причем местным жителям пока что попадались исключительно особи женского пола, то есть сучки, узнать которых легко по слегка вытаращенному взгляду и небрежной шерсти. Кирасирцы (имен не знаю ввиду шапочности знакомства, или, точнее, незнакомства) – так вот, кирасирцы утверждают, что куницы эти в массе своей весьма распущены, думают только об «этом самом» и в отношении выбора партнеров для своих целей непривередливы до неразборчивости – не гнушаются ни кролями, ни придомовыми котами, ни другими какими-либо объектами мелкого выращивания из окрестной фауны.
Конец донесения. Степаныч.