Снежный сок. Книга первая

– Стасик…Стасик…Она уппппала. С кккрыши упала. Иии…И умерла.

– Ты дура!? Нажралась!? Какая, на хуй, крыша!? Вы на первом этаже живете, как она оказалась на крыше!?

– Она…Я…Я не знаю, я тттолько пришла, она лежала ужеее на этом…Как его?.. А, на асфальте в крови, а вокррруг менты ииии медики ходят…Она записку оставила.

– Где записка?

– У ментов. Ониии ееее забраааали.

– Идем.

– Куда?!

– На кровать. Проспишься, а я на кухне буду. Нужно все обдумать.

Кристина едва стояла на ногах, и мне пришлось взять ее на руки. В груди бушевал огонь, как будто горела сера вперемешку с желчью, а пламя походило на пустоту. Руки мои тряслись. Кристина зевнула пару раз и, закрыв глаза, уснула, я донес ее до кровати, взял ключ от квартиры и ушел. Уходить насовсем я не собирался, просто хотелось купить сигарет. Впервые, я никогда не курил…

Мысли в голове шумели, как настраивающийся симфонический оркестр. В ушах играла странная песня…Не помню, как она называется, но строчки «Мы не сможем быть добрее людей» еще долго не могли оставить меня. Снег только усиливался, закрывая белой пеленой весь этот чертов район. Багровый асфальт окончательно пропал из виду…. Меня всегда удивляло блядство окружающей действительности, ведь ни одна сука так и не удосужилась отмыть дорожку от крови. Наверное, сослались на погоду. Уроды…

Ларек был буквально в двух шагах от Аниного дома, но снег, словно ограждая меня от никотина, не хотел меня к нему пускать. Плевать на погоду!

Сколько есть денег? В кармане было немного мелочи, на «Бонд» хватит. И зажигалку…Идиот! У Кристины же есть сигареты, растяпа. Ладно, пускаю свои будут.

– Дайте, пожалуйста, «Бонда» синего и зажигалку.

– Какую? – Продавец говорил с явным кавказским акцентом, хотя чему удивляться, ларек же.

– Да любую, пофиг.

– Двадцать четыре рубля с тебя.

– Пожалуйста.

Спрятав покупку в карман, я пошел обратно. Как же странно все это…За что? Три года назад я потерял Женю, и вот теперь Аня… Господи, пожалуйста! Я сплю!!! Разбуди меня! Дерьмовый сон… Нет, это явь. Не менее дерьмовая явь.

Крошечные спицы впивались в каждую клетку кожи. Злость, боль, холод…Снег наносил мне удары, будто вгоняя эти шипы все глубже и глубже… Я решил поговорить о случившимися со старушками, все еще сидящими у подъезда. Одна из них, Раиса Филипповна, жила по соседству с сестрами, часто общалась с ними и, думаю, может знать, что случилось.

– Раиса Филипповна, здравствуйте! Что произошло? Что с Аней?!

– Анечка…Жалко девочку, дурочка она совсем, глупая. Ей жить да жить, а она себя убила. С крыши, мальчик, она сбросилась. Милиция приезжала, скорая была, но что поделаешь – не поможешь уже. Ее ж сплющило от удара, я все видела. И как упала, и бумажку в руке видела, прости Господи. Милиции уже все рассказала.

От ее слов на моих глазах опять навернулись слезы… Она продолжала:

– А еще она странная какая-то была в последнее время. Крики ее из квартиры доносились, как будто режут или это…Срам этот, ну ты понял, молодой же. Знаешь. И лампа эта красная, дебильная, ночью постоянно работает, мерцает так. Проходишь вечером перед их окнами, а она аж глаза режет!

– А что за бумажка? – Я не мог сразу воспринять сказанное, слишком много того, чего в принципе быть не может, и задал первый вопрос, пришедший в голову.

– Записочка какая-то. Следователь из прокуратуры ее прочитал, я краем уха слышала, когда они протокол составляли. Странная девка была, нормальная такого не напишет, помяни мое слово, я все помню…

– Не томите!

– Там было написано: «Я вынимаю иглу из фотографии. Тяжело, больше так не могу… Из раза в раз. Хватит, я не хочу, чтобы он мной владел. Но он – это и я… Он должен умереть. Простите…» Я же говорю, что бред какой-то, наверное, парень ее бросил, а она напилась или накурилась – и нырнула в асфальт. Еще…

– НИКТО ЕЕ НЕ БРОСАЛ!!! Не смейте про нее говорить такое!

– Прости, мальчик, я не знала, что она вообще кому-то может быть дорога. Даже сестре ее наплевать, наверное. Кстати, у Никоноворны можешь и не спрашивать ничего – она пришла недавно, и ничего не видела.

– Не думаю, что поэтому. Она же глухая.

– И поэтому тоже. Иди с Богом!

– Подождите! Вы сказали, что всем на нее наплевать было. Почему?

– Не знаю, кажется мне так. Нет у меня желания больше о ней разговаривать.

– До свидания!

Я пошел в подъезд. Бред какой-то! Суицид, записка, Кристина, наплевать всем. Не могу это мысленно соединить… Надо успокоиться. Где там ключ? А, вот, нашел.

Дверь поддалась не сразу. Девушки жили одни в квартире, которая осталась им от бабушки. Год назад она уехала жить за город, полгода жила в одиночестве, иногда созваниваясь с сестрами, а потом умерла от сердечного приступа. Хватились ее не сразу, а через пять дней – из-за того, что она перестала звонить. Их родители жили в Киеве, периодически навещая дочерей примерно раз в три месяца. Семья была далеко не самая обеспеченная, из за чего Кристина с Аней были вынуждены много работать в одном из кафе в центре города. Родители редко пересылали им деньги… Квартира тоже была небогатой, чувствовался в ней остаток советского духа, хранимого их бабушкой. После ее смерти девушки мало что поменяли в этой квартире – разве что клееночные обои на кухне заменили на винил. Я вошел в прихожую. Стоит упомянуть о старом шкафе из ДСП, стоящем тут еще с постройки этой многоэтажки. Он слоился, отсырел за свою долгую жизнь, и казался матерным приветствием при входе в квартиру. Свежая клеенка не могла скрыть шрамов, оставленных на нем временем. На одной из дверей кнопкой была приколота фотография…Мы с Аней. Странно, я никогда не видел этого фото, не помню, когда нас сфотографировали в таком антураже. Церковь, что ли? Может быть, случайно запечатлел кто-то из друзей, ведь в церковь мы с Анной ходили нередко. Она никогда не улыбалась фальшиво, не лицемерила. Если она улыбалась, то улыбка была настоящая, искренняя. Мы выглядели счастливо на этом фото, впрочем, как и всегда…

Кухня немногим отличалась от прихожей – похожее убранство, желтоватый цвет и бросающаяся в глаза, бедность. Деревянные рамы окон плохо спасали от холода, куртку лучше не снимать. Посмотрев на старую фотографию котенка на стене, висящую тут, как я понял, дольше, чем я живу, я открыл пачку и закурил…Чувствовалось легкое головокружение, приятное покалывание в теле, расслабление. Но тут же, сделав глубокий затяг, я закашлялся. Может быть, зря я это? Нет, так и вправду легче…

Дым стремился к потолку, превращаясь из красивого серого облака в подобие тумана, лаская нос ароматом табака…Надо думать. К ментам идти за информацией бессмысленно, в прокуратуре тоже не дадут. Следователь, скорее всего, дело возбуждать не будет за отсутствием состава преступления, а записку не учтут. Сделают так, будто ее написал душевно больной человек, и этому все поверят. Работы у следствия нынче много, и лишний «глухарь» им ни к чему, тем более под конец года. Вот только бы краешком глаза взглянуть на эту записку… Надо ждать, когда проснется Кристина, и вместе с ней сходить в Анину комнату. К сожалению, жили они в разных. Да…Я впервые сожалею об этом. В блюдце на столе упал уже третий окурок…

Только сейчас я поймал себя на мысли, что нахожусь дома у сестер впервые, и никогда не видел комнату своей любимой. На мои предложения прийти к ней в гости она всегда отвечала уклончивым отказом, говоря, например, о беспорядке. Тогда я не обращал на это внимания. Нам хватало встреч в институте, свиданий, прогулок. Возможно, это кому-то может показаться легкомысленным, но нам этого хватало, а счастлив не тот, у кого много, а тот, кому достаточно…

Я решил вставить наушники и послушать музыку, чтобы хоть как-нибудь успокоить нервы. Случайный порядок…Сам не знаю, как так получается, но в таком порядке всегда выпадает песня, максимально подходящая к настроению. В этот раз тихими нотами заиграла песня группы Би-2 «Зажигать». Да… «Милый друг твой не вернется в этот город никогда» …Настроение совпало, но нет желания травить подобными строчками свою душу. Я включил следующую, которой оказалась «Помни обо мне» КуражЪа. Уже лучше – «верь, и я вернусь!» Тупая, наивная мысль, но дающая хоть немного успокоения. Надо поставить чайник… Огонек под слегка проржавевшим, но еще живым красавцем тихо зашипел, дополняя негромкую музыку. Мельком посмотрев на часы, я удивился – уже три часа дня. Время – очень капризная вещь. Пора будить Кристину.

– Крис, просыпайся! Кристина!

– А? – Кристина резко открыла глаза и удивленно посмотрела на меня – ты еще тут?

– Как видишь. Поговорим?

– Поговорим. Стас, а что я тебе сказала, когда ты пришел?

– Невнятно, но многое про Аню. Мне нужно открыть ее комнату, может быть, прояснится что-то. У тебя есть ключи?

– Нет, Аня их прятала. – Кристина снова заплакала – она в последние два месяца стала очень скрытной. Стасик, у тебя глаза красные…

– Знаю… Пойдем на кухню, чаю попьем. Заодно расскажу тебе кое-что. Подумаем.

– Пошли. Фу, Стас, ты тут накурил? Ты же не куришь!

– Закуришь тут…

Мы сели за стол и взяли по чашке и одному пакетику «Принцессы». Сколько проблем навалилось…