Это мой мужчина!

– Не знаю, – буркнула я и попыталась вернуть себе свои ручки. Да не тут-то было. Он их как держал, так и держит. И смотрит на меня в упор. А я молчу. И глаз не поднимаю.

– Юля… Юль, посмотри на меня! Пожалуйста.

Я упрямо мотаю головой. И чувствую, как снова начинаю краснеть. Вот что за напасть!

– Я обидел тебя чем-то? Ты с каждой минутой все грустнее и грустнее. Скажи, пожалуйста. Я исправлюсь.

Я дальше молчу. Не из вредности, просто ком в горле. Ну не дура я, а?

– Прости, я старался. Хотел как лучше. Да нет, вру. Хотел я вообще по-другому. Увезти тебя еще в день нашей встречи к себе и не отпускать как минимум сутки. И любить до потери пульса. Но решил, что с тобой так нельзя. Потому что не хочу, чтобы на один вечер. Потому что ты мне очень понравилась, Юль. Скажи, что мне сделать?

Я подняла на него зареванные глаза, шмыгнула своим распухшим красным носом и прогундела:

– Поцелуй меня, пожалуйста.

В этот же миг его взгляд потемнел, и он с шумом выдохнул. А затем забрался своей огромной пятерней в мои волосы и, чуть дернув на себя, впился в губы. И я сгорела. Вся целиком, без остатка. С первого поцелуя поняла, что я готова с ним на все, и даже больше. Что я не хочу ждать, не хочу никаких ухаживаний, ни кино, ни прогулок. Я хочу этого мужчину здесь и сейчас. И, возможно, он услышал мой призыв или просто отдался на растерзание своим бушующим чувствам.

Через несколько минут была позабыта и картошка, и мясо для шашлыка. Даже ненужные стеснения были задвинуты в дальний уголок сознания. Мы срывали одежду, целовались, как безумные, понемногу перемещаясь к кровати. И если еще до этого я даже не могла определиться, чего же именно хочу, то с ним, здесь и сейчас, для меня было все так, как мне было нужно. Каждый поцелуй. Каждое прикосновение. Каждое ласковое слово.

Свое счастье я будто украла. Чувствовала себя какой-то обманщицей. Ну не приезжают после посадки помидор поздно вечером с такой счастливой физиономией и распухшими от поцелуев губами. И Танька все прекрасно поняла. Рассмотрела меня хорошенько и, не сказав ни слова, ушла в свою комнату. Правда дверью хлопнула, таким образом показав свое отношение к происходящему.

Мне стало обидно и горько оттого, что дочь совершенно не захотела понять. Ну а что она поймет, глупая? Танюшка, по сути, еще совсем ребенок. Причем привыкший, что все для нее одной. Молоденькой девчонке невдомек, что женщина жива, пока она любима. Пока готова кому-то нравиться, пока стремится себя совершенствовать. Без любви она просто человек. Мать, сотрудница, сестра, соседка. Кто угодно, но не женщина.

Я не пошла успокаивать дочь. Да, я виновата, я солгала. Но могу я хоть раз позволить себе быть немножечко слабой? И немножко счастливой.

Моя холодная постель казалась чужой и странной. Прижалась щекой к подушке, вспоминая о Его объятиях. Сколько в нем страсти, сколько нежности! За такой короткий срок он успел добраться до моего сердца и внаглую там поселиться.

Несколько часов для нас пролетели как один миг, и расставаться, конечно, не хотелось. Алексей предложил увидеться завтра, встретить меня после работы. Но я отказалась, объяснив, что не могу. Пока не могу, ведь Танька не поймет. Как в воду глядела.

Отчасти я Таньку понимаю. Я всегда, целиком и полностью, принадлежала только ей. О редких встречах на стороне та даже и не догадывалась, да и что их там было, по пальцам пересчитать. Оттого ей сложно будет принять то, что в моей жизни появится мужчина. Это равносильно тому, что от Танюшкиной ежедневной порции конфет кто-то вдруг начнет забирать половину. Почему, по какому праву? Ведь столько лет она была полноправной хозяйкой своей доли! И именно это я попыталась все это объяснитьАлексею. Он выслушал и, надеюсь, понял. Сказал, что завтра все равно обязательно позвонит. И у меня немного полегчало на душе. Мужики, они ведь тоже обидчивыми бывают. Но нет, он и виду не подал. И целовал бессчетное количество раз, и не хотел отпускать.

Я позволила себе помечтать, понежиться в кровати, посмаковать свои воспоминания. Даже не приготовила ужин. Не спросила, как прошел день у дочери. Наверное, я плохая мать? Нет, не хочется об этом думать. Хочется быть просто счастливой. Хотя бы немного. Разве я за столько лет этого не заслужила?

Сомнения с новой силой нахлынули утром. Я по привычке встала за час до выхода, сходила в ванную, по пути крикнула Таньке, что пора вставать. Она, как всегда, тяжелая на подъем, по несколько раз приходится будить. Я уже и умылась, и привела себя в порядок, а Танька все не встает. Ну, прости, милая, придется включать свет и стягивать одеяло. Иначе никак!

Захожу в комнату дочери, а там никого.

И мне как-то так сразу плохо стало от вида пустой постели. Посмотрела вещи, обувь, рюкзак, – Танька ушла раньше меня. Ее электронный будильник заведен на шесть, но я его почему-то не слышала. И как ушла дочь, я тоже не слышала. Не хотела будить? Нет. Зная Танькин характер, она еще раз выразила свое недовольство. Не захотела общаться со мной даже утром. В ее случае утро не мудренее вечера.

Как только непонятный страх схлынул, наступил откат. И меня затрясло. Обидно до слез, ну зачем она со мной так!

11

Сама уже собралась в спешке и ушла из дома не позавтракав. И если еще до этого я переживала, что на работе девчонки будут задавать вопросы по поводу моих счастливых глазок, то теперь уже точно ни у кого подозрений не будет. Настроение испорчено напрочь. По дороге попыталась дозвониться до дочери, но она сбросила звонок. Ну и на том спасибо. Раз в зоне доступа, значит, все с ней в порядке.

Не успела дойти до кабинета, нарвалась на Михалыча. Тот тоже не с той ноги, видимо, встал. Решил озадачить меня:

– Юля Петровна, мне кажется, давно не делали инвентаризацию на складе с браком. Займитесь, пожалуйста. Опись к вечеру мне на стол.

Вот ведь, зараза! Вспомнил, что я с ним на дачу не поехала. А с Лизонькой у них, наверное, что-то не срослось. И кому, спрашивается, вообще этот склад с браком нужен. Там одни недоделки, да устаревшие модели с витрин. Это все разобрать, отдать либо выкинуть. Но нет, Михалыч – мужик хозяйственный, каждую палку по десять лет хранит. А мне теперь отдувайся. Больше всего жалко, что платье сегодня свое любимое, персиковое, надела. Оно забьется пылью, что от него останется? И ведь не отвертишься, если Михалыч в гневе, лучше не бунтовать.

Смирилась, хлебнула чайку с девочками, доложила главбуху о своем задании, собрала нужные документы и ушла на склад. Здесь моего дурного настроения никто не заметит.

Алексей писал практически весь день сообщения. Началось с утреннего "Я соскучился, Юля!", потом "Я хочу тебя увидеть!", "Юля, я пропал, ты свела меня с ума…" Ну и еще кучу разных милостей написал, отчего в груди было одновременно и сладко, и горестно. Горестно оттого, что я теперь совершенно не знала, как мне быть, как вести себя. Как продолжать отношения с Алексеем и при этом не испортить их с дочерью?

Ничего мне в голову путного не приходило, день прошел в думах и праведной злости на Михалыча. Кое-как досчитав на складе все никому не нужные запасы, к пяти часам перебралась в бухгалтерию, еще полчаса на распечатку чистового варианта для начальника – и я свободна. Буквально за пять минут до моего выхода позвонил Алексей и сказал, что встретит меня с работы. Я попыталась отговорить, что не стоит ему беспокоиться. Но только он заявил, что ждет в машине у входа.

Вот мне оно надо, такой сюрприз? Но что теперь. Раз уж видел в халате с зеленой моськой, то уставшую в перепачканном платье уж точно не испугается. Иду, спускаюсь на проходную, а сердце все равно колотится, как бешеное. Потому что помню и вчерашнее безумие и то, как меня просто трусит рядом с ним от переизбытка чувств. Выхожу на улицу и вижу его неподалеку. Алексей стоит у машины и всматривается в выходящих из здания людей. Как только замечает меня, то на лице его сразу появляется счастливая улыбка. Такая настоящая и открытая, что даже не приходится сомневаться в ее искренности.

Была не была, поправляю платье, прическу. Улыбаюсь и иду к нему. Надеюсь, не полезет целоваться при всех. Терпеть не могу показушности.

– Привет.

– Привет, Юля, – Алексей подходит и берет меня за руку, а потом ведет к пассажирской двери и открывает машину. – Садись.

– Ты уже освободился? – спрашиваю я, как только он оказывается в салоне.

– Сегодня пораньше, да. Всего пару зачетов стояла, но я все успел, старался пораньше, очень хотелось тебя увидеть. – Алексей смотрит на меня, машину не заводит. Изучает мое лицо, затем протягивает руку и заправляет локон за ухо. А затем шепчет: – Юль, скажи что-нибудь. У меня ощущение, что ты мне не рада.