Фарро Счастливчик из Маулессии

Фарро Счастливчик из Маулессии
Эстер Голан

Захватывающее повествование в стиле фэнтези. Оно может быть кем-то расценено, как женский роман, но это, скорее, попытка через жанр остросюжетного фэнтези, изобразить картину, цветовая гамма которой включает в себя самые разнообразные аспекты человеческой жизни. Здесь можно найти и пропущенные через призму художественности реалистичные эротические картины, и элементы мистики, и попытки философского осмысления той жестокой реальности, из которой состоит, подчас, мир людей. События разворачиваются в стране, где правит деспотичный царь, где есть свободные люди и невольники, где найти можно все то, что было когда-то и что есть сейчас.

Эстер Голан

Фарро Счастливчик из Маулессии

Первый Сезон

Глава 1

Песок успел остыть за ночь и был прохладным на ощупь. Калед запускал в него пальцы и сжимал их, чувствуя, как песчинки ускользают, просачиваясь тонкими неуловимыми струйками. Это доставляло ему удовольствие: казалось, что сквозь его пальцы и по его воле просачиваются людские жизни и судьбы.

Слышен был, подобный плачу, заунывно-надрывный крик жреца, созывавшего людей, жителей города Салхо, к утренней молитве Великой Дарительнице Жизни – Богине Солнца Мзеле. Нечеловеческий звук этого голоса растекался в сыром морском воздухе, переплетался с пронзительным криком чаек.

Калед поднялся на ноги и, сбросив с себя одежду, ступил к морю. Утренний бриз влажной прохладой обдал тело, мышцы напряглись, напоминая сплошное сплетение крепких корабельных канатов. Еще шаг, и волна, как шелковая ткань, тихо шурша, устремилась к его ступням. Вода была теплой, словно парное молоко. Калед долго шел по песчаному мелководью, пока, наконец, не почувствовал глубину и тогда, сделав сильный рывок вперед, поплыл. Мерные удары сильных молодых рук вспарывали, словно весла, серебристо-серую рябь воды. Мыслей в голове не было, только ощущение необычайной легкости и силы собственного тела. Какой-то животный восторг.

Солнце, еще не появившись, уже окрасило желто-розовыми переливами горизонт. Вода дымилась легкой пеленой, которую вот-вот рассеют солнечные лучи. На губах оседал горько-соленый вкус моря. Вперед, сильнее. Калед плыл, пока не почувствовал усталость. Тогда он перевернулся на спину и стал ждать, когда появится над горизонтом огненный шар солнца.

Он слышал бурлящее глухо дыхание стихии. В нем ощущалась ее нескончаемая мощь. Крик жреца уже не был слышен. Либо он успел собрать всех к молитве и смолк, либо было слишком далеко до берега. Нет, верно, молитва уже началась. Люди в городе сейчас стоят на коленях, обративши лица к восходящему светилу, посылая ему свои жалкие молитвы. Разве достойны их просьбы внимания великого огненного божества? Разве для них оно поднимается, обдавая огненным жаром землю? Нет, оно дарит свою силу таким как он, Калед, прозванный а-Фарро, Счастливчик.

Старик Завир учил его представлять свою жизнь такою, какой он хочет видеть ее, и верить, что все это сбудется. И Калед верил старику. И постепенно мысли его стали обретать реальность. Медленно и верно шел он к своей заветной мечте: в Маулессии не будет равного ему, даже великий царь, властелин людей и рабов, подарит ему свое благоволение, зная, что только перед кораблями Каледа трепещут бледнолицые жители Севера. Лишь завидя верхушки его мачт, они прячутся за каменными стенами своих городов, а их корабли-торговцы становятся легкой и славной добычей бесстрашных воинов богини Мзелы. Калед обращает их мужчин в рабов, а женщин в наложниц. Он забирает товары и звонкое золото. Треть добычи остается ему, остальное идет великому царю Халазу, повелителю Маулессии. Царь забирает и лучших женщин и мужчин, остальных люди Каледа продают на шумном базаре в своем городе Салхо. А скоро Калед совершит самый великий набег на Север. Он и его люди слетят подобно ястребам на добычу. Никто и опомниться не успеет. И Калед захватит много золота, наполнит трюмы товарами и рабами. Этот набег будут долго помнить и воспевать бродячие певцы-муэды, долго будут славить его имя.

Солнце уже взошло и начинало обжигать кожу, когда Калед вышел на берег. Он быстро натянул на себя длинную рубаху с накидкой на голову, которая скрывала все тело, не давая горячим лучам сжечь его. Песок под ногами был уже теплым, еще немного и он начнет обжигать ступни.

Калед быстро зашагал в сторону городских ворот, которые с этой стороны города больше напоминали широкую калитку в высокой глинобитной стене, и почти не охранялись. У самых стен города ветер шумел в макушках высоких пальм. Сладковатые дымки курились над кибитками пришедших в эту ночь из пустыни Гезиль кочевников.

Кибиток было много, легко было распознать среди них жилища племенных вождей. Они больше походили на соединенные вместе большие шатры. У входов в них на корточках сидели стражники с пиками в руках. Кочевники появлялись один раз в год, в месяц ансар, когда с наступлением осени в пустыне спадал зной. В это время начинался сезон Большого базара в Салхо. На рыжих верблюдах везли они сушеные фрукты, которые росли на плодородных землях оазисов, этих островках жизни в бесконечном море раскаленного песка. Приходили небольшими караванами, чтобы торговать на шумном базаре Салхо. Уныло покачиваясь, брели их верблюды, несли на себе груз в пестрых мешках, везли женщин, закутанных в выбеленные солцем покрывала. Вокруг гарцевали воины на низкорослых стройных жеребцах, которые могли бежать и бежать по пустыне, не зная усталости.

Кочевники гнали невольников. Этих людей захватывали их разбойничьи шайки во время набегов в землях Халибу. Великих землях, протянувшихся, словно в бесконечность, на юг за рыжими, выжженными хребтами Аталасских гор. Эти просторы были покрыты непроходимыми влажными лесами. Там обитали полудикие племена людей с гладкой, как атлас, светло-коричневой кожей. Их мужчины были сильны и выносливы, из них получались покорные рабы, которых охотно скупали перекупщики на базаре в Салхо. Женщин, славившихся стройностью своих тел и диковатой красотою лиц, поставляли на Царскую Ферму в оазисе Надир. Это был самый большой оазис в пустыне Гезиль. Там, этих женщин, подобно скоту, случали с невольниками, захваченными на Севере. Родившиеся дети, мальчики, воспитывались в особой строгости, из них готовились воины для гвардии царя Халаза. Девочек продавали на невольничьих рынках, самый большой из которых был в славном портовом городе Салхо.

Хмурясь, Калед широко шагал, торопясь миновать загоны с верблюдами и лошадьми, он ненавидел эти выцветшие до белезны верхушки кибиток, этот тошнотворный запах горящего в них высушенного на солнце верблюжьего навоза. Миновав ворота, он вступил в прохладную, пронизанную лишь тонкими золотистыми нитями солнечного света, тень, затаившуюся в замысловатых изгибах узеньких городских улочек.

Высокие глухие стены и низкие двери, ведущие во дворы, затененные жестколистными деревьями. Нависающие верхние этажи домов с узкими окнами. Пряные удушливые ароматы в воздухе. Полутемные улочки. Пустынные, как всегда, в этот утренний час.

Калед шел теперь не спеша вдоль стены, где тень казалась гуще. В утренней тишине почти не слышна была его упругая кошачья поступь. Поэтому он сразу услышал легкие торопливые шаги по каменным плиткам мостовой. И другие, более тяжелые, тоже спешащие. Потом увидел женщину. Она появилась из-за изгиба улочки, шла быстро, почти бежала навстречу ему. Одежды на ней не было. Рабыня: невольники не носят одежду, только набедренные повязки. Но эта женщина была совершенно обнажена. Только на шее широкий ошейник красного сафьяна с серебряным кольцом впереди: знак дома Ховейнов, ростовщиков из рода саринов. Смуглянка со светло-коричневой атласной кожей, молодая, с длинными крепкими ногами. Уроженка земли Халибу. Несет на плече плетеную корзину. Острые груди вздрагивают при каждом шаге, темно-коричневые соски отливают синевой. Калед останавливается, смотрит на нее пристально. Вслед за рабыней из-за угла появляется человек, одетый, как горожанин, в широкую до пят белую рубаху и, сверху, выцветший до голубезны армяк с накидкой, покрывающей голову. Лица его не видно, торчит только черная с проседью борода.

Видеть прохожего в час молитвы необычно. Незнакомец опоясан под широким армяком крепким кожаным ремнем, что тоже странно для простого жителя Салхо; на таком ремне у него может быть подвешен короткий меч. Горожане оружие не носят.

Рабыня замедляет шаг, смотрит исподлобья на Каледа. Глаза у нее большие, черные, как бездна, белки отливают полуденной голубезной неба, тонкие брови выкрашены в золотисто-рыжий цвет. Курчавые тонкие волосы собраны в пучок на затылке, схвачены пестрой лентой. Калед видит, как напряжен ее выпуклый немного живот, покрытый снизу жесткими завитушками волос, выкрашенными, как и брови, в тот же золотистый цвет. Она дышит часто, раздувая ноздри короткого с горбинкой носа. Лицо, словно бисером, усеяно крошечными капельками пота.

В городе Салхо любая рабыня может быть остановлена свободным горожанином, если тот захочет удовлетворить с ней свою похоть. За отказ или сопротивление она будет наказана своим же хозяином. Ее могут остановить в любом месте, и она обязана беспрекословно исполнить желание свободного человека, но лишь один раз. После этого она должна быть отпущена, а тот, кто брал ее, должен заплатить ее хозяину три полновесных золотых марона. Это большая плата. За такие деньги можно купить на рынке молодую еще женщину-рабыню. Поэтому свободные жители города давно предали этот закон забвению. Проще было пойти в какой-нибудь занон, притон для шлюх, и оставить там за ночь десять серебряных койнов, чем платить такие деньги за совокупление с чьей-то рабыней. Найти шлюху можно было и в портовых трущобах. Это стоило еще дешевле, от одного до двух койнов.

– Эй, останови ее! – кричит незнакомец Каледу.

Калед видит, что в руке незнакомца зажат кусок ткани, такой же пестрой, как лента в волосах женщины. Верно, ее набедренная повязка, которую тот успел сорвать с нее.

– Останови и отойди! – кричит незнакомец, – Она посмела мне отказать! Я хочу наказать ее!

Калед видит, как еще больше потемнели глаза женщины. Как загорелись в них гневные янтарные огоньки. Она останавливается и спускает с плеча свою ношу, быстро оглядывается назад.

Калед подходит к ней вплотную, чувствует острый аромат разгоряченного женского тела, берет ее за подбородок, заглядывает в лицо. В нем есть что-то необычное. Высокие скулы, гладкий лоб. Словно припухшие, губы большого рта морщатся в капризной гримасе. Он проводит тыльной стороной ладони по ее щеке.

– Все, все, – не унимается успевший подойти незнакомец, – иди, ты здесь больше не нужен!

Резко выбросив в сторону правую руку, Калед бьет его в лицо. Никто не смеет приказывать Каледу а-Фарро.

Незнакомец отлетает к противоположной стене, накидка слетает с его головы.

Широкоскулое костистое лицо морщится от боли: удар пришелся ему по носу, кровь стекает по жестким, как свиная щетина, усам. Незнакомец размазывает ее по лицу, щерит в злобном оскале желтые крепкие зубы.

– Ты, ты!..

Слюна закипает на его толстых губах. Яростью светятся желтоватые, как у волка, глаза.

Калед ждет, когда противник схватится за оружие. Но тот только рычит, изрыгая проклятия. Видимо он безоружен, а затевать драку не решается, трусит.

– Она рабыня, она отказала мне! – визжит он. – Ты нарушил закон! А она получит свое!.. Я все равно возьму ее! Она поплатится! Я заставлю ее корячиться и выть от боли!..

– Так, возьми ее сейчас,– тихо говорит Калед, – возьми свое… если сможешь.

– Ты поплатишься за это, поплатишься, грязный ублюдок! Твоя мать была такой же шлюхой, подлое исчадье Фермы! – брызжа слюной, кричит незнакомец.

Виски Каледа холодеют, он весь напрягается перед прыжком, холодно рассчитывает привычный удар в висок, но не успевает. Незнакомец быстро, приседая, поворачивается и начинает убегать. Он делает это так стремительно и проворно, что пытаться догнать его не имеет смысла. Калед знает, что еще сегодня до вечера этот человек будет найден и ответит за свои слова. Так, к чему спешить?

– Подними свою повязку и прикройся, – говорит он рабыне.

– Ты не хочешь меня? – тихо спрашивает его женщина.

Голос у нее низкий, чуть хрипловатый. Акцент, с которым говорят уроженцы Халибу, привносит в него бархатистые переливы.

Калед усмехается.

– Как тебя звать?

– Астия.

– Из дома Ховейнов?

Она молча кивнула, закрепляя на бедрах повязку.

Калед долго смотрит на нее.

– А… лет, сколько тебе лет?

– Я не знаю.

– Ты знала своих родителей?