Каббалисты Цфата

– Что означает твой вопрос? Ты ведь сам был у него на уроке и слушал его глубочайшие объяснения, затаив дыхание!

– Я? – искренне удивился р. Давид Бен-Зимра. – Ты уверен, что видел именно меня?

Мудрецы обсудили происшедшее и пришли к выводу, что пророк Элиягу, очевидно, принял внешний вид р. Давида и сидел на уроке в его облике, чтобы показать рабби Бецалелю, что не стоит считать достойным порицания нового главу цфатских каббалистов. Конфликт был исчерпан, более того – все трое были счастливы.

По словам Виленского Гаона, рабби Ицхак имел все основания быть счастливым, так как сам пророк Элиягу сидел среди его учеников; счастлив был р. Давид Бен-Зимра, образ которого принял пророк Элиягу; счастлив был рабби Бецалель, удостоившийся его увидеть!

Так утвердилось положение рабби Ицхака в общине. Уроки он вел главным образом на лоне природы, в тени оливковых рощ, в горах поблизости от Цфата. Текст книги «Зогар», которую читали на уроках, все ученики знали почти наизусть и поэтому в учебниках не нуждались.

– Не записывайте, пожалуйста, то, что я вам говорю, – просил рабби Ицхак учеников, – я бы не хотел, чтобы эти Б-жественные идеи материализовались в ваших записях.

* * *

Очень многих великих людей, посвятивших себя каббале, занимал вопрос о сущности Кетера – первичного импульса Высшей воли, первичного проявления Всевышнего не в качестве «вещи в себе». Они задавались вопросом, является ли Кетер Эйн Соф – бесконечной, в принципе неопределяемой сущностью, или его можно определить наряду с остальными сфирот. Рабби Моше Кордоверо посвящает этой теме довольно большой раздел в своей книге «Пардес римоним». Одно из революционных открытий в каббале, сделанных АРИ’залем: его учение о процессе «цимцума» – «свертывания» бесконечности Творца, Его «ухода в Себя». Вследствие этого процесса образовалось «свободное пространство», в котором стало возможным возникновение Универсума.

Мудрецы каббалы, предшествовавшие АРИ’залю, в том числе и р. Моше Кордоверо, представляли себе Акт Создания Универсума как бесконечную цепь причинно-следственных образований, редукций, уменьшения яркости Б-жественного света и его сокрытия и тому подобное. Но и они отдавали себе отчет в абсолютной несопоставимости Всевышнего и мироздания, и поэтому признавали, что образование сфиры Кетер из бесконечности Эйн Соф имеет иную природу, нежели образование одна из другой остальных сфирот как сущностей в причинно-следственном ряду.

Пятый Любавичский Ребе в своей книге «Агаот ладибур га-матхиль патах Элиягу тав-рейш-нун-хет» приводит слова р. Моше Кордоверо из его книги «Эйли-ма»:

«Сфира Кетер в большей степени несопоставима с Эйн Соф, чем наш материальный мир – с нею» – и задает такой вопрос: «Из этих слов р. Моше Кордоверо вроде бы следует, что нет различия между концепциями его и АРИ’заля, но тогда непонятно, что нового открыл последний?»

Отвечая на этот вопрос, Ребе объясняет, что из слов р. Моше Кордоверо можно заключить и то, что Эйн Соф удален в большей степени от физического мира, чем от Кетер, то есть не существует абсолютной несопоставимости между бесконечностью Творца и Универсумом, а есть некое «приближение» Всвышнего к нему.

Согласно же АРИ’залю: как Кетер, так и физический мир в одинаковой степени несопоставимы с Эйн Соф, ибо образованию обоих предшествовал цимцум, который создал безграничную пропасть между Творцом и мирозданием; и по отношению к Абсолюту Кетер и наш мир в одинаковой мере ничтожны. Согласно р. Ицхаку Луриа, Кетер представляется совсем в ином свете.

* * *

Какие слова подобрать для того, чтобы описать, например, цимцум? Цимцум, если говорить образно – то, благодаря чему Вс-вышний уделил миру часть Своего света, при этом не подавляя Собой все сотворенное и оставляя миру иллюзию самостоятельного, никем вроде бы не управляемого существования, но одновременно наполняя Собой все сотворенные миры и, соответственно, исключая возможность какой бы то ни было иной реальности, кроме Себя Самого. Существуют ли вообще языковые средства для передачи этих выходящих за рамки человеческого понимания идей? Был, однако, человек, которому – единственному в целом поколении – дана была способность полноценно воспринять каббалистические идеи и облечь их в словесную форму. И именно для того, чтобы встретиться с ним и передать ему тайны Торы, пророк Элиягу велел рабби Ицхаку переселиться в Цфат!

– Почему нет среди вас рабби Хаима Виталя? – спросил рабби Ихцак. – Ведь он, как и вы, учился у рабби Моше Кордоверо!

– Он ушел в Дамаск, – сказали ученики.

Четырнадцатая глава.

Душа рабби Хаима Виталя

Как мог он уйти в Дамаск, если учитель ради него пришел в Цфат?! И следовало ли теперь посылать к нему гонцов с просьбой вернуться? Известно, что мудрость дороже человеку, когда он гоняется за ней, а не она за ним. В распоряжении рабби Ицхака было множество способов установить с человеком контакт на расстоянии. Он мог вызвать душу любого – как из числа живых, так и из числа мертвых, – и беседовать с ней, сколько ему потребуется. И он решил вызвать душу рабби Хаима во сне и сообщить ему волю Небес. Несмотря на то, что двадцативосьмилетний рабби Хаим Виталь из Калабрии обладал выдающимся духовным потенциалом, что-то поначалу мешало ему прислушаться к приглашению рабби Ицхака и достичь с ним взаимопонимания. Какие же это были помехи? Сны, в которых присутствовал рабби Ицхак, говоривший: «Пожалуйста, приходи в Цфат учиться у меня, в этом – назначение души твоей», – снились рабби Хаиму с убедительной ясностью и силой чуть ли не каждую ночь, но никто на свете не мог заставить его повиноваться этим призывам или хотя бы воспринимать их всерьез, если сам он того не желал. А он считал себя более знающим, чем рабби Ицхак, и у него самого уже были приверженцы, которых он обучал «Зогару», и, спрашивается, для чего ему сниматься с места и становиться чьим-то учеником?

Задержка в реализации Б-жественного плана, длившаяся несколько месяцев, очень мучила рабби Ицхака, знавшего, что его жизнь будет очень короткой, и пренебрегать драгоценным временем, за которое он мог столь много дать ученику, было со стороны того просто непростительно!

Синие цфатские небеса за эти месяцы уже успели затянуться осенними серыми тучами, а летний зной смениться порывистым ветром. В один из этих ненастных дней рабби Хаим, внешне оставаясь невозмутимым, все-таки почувствовал внутренний дискомфорт и решил объяснить перемену в своем настроении и самому себе, и окружавшим его в Дамаске ученикам простым любопытством к личности этого странного рабби Ицхака, который шлет ему свой образ в сновидениях вот уже несколько месяцев подряд. К тому же, изучая книгу «Зогар», рабби Хаим столкнулся с тремя вопросами, на которые не мог найти ответы, как ни старался. После того, как во сне ему было сообщено, что рабби Ицхак знает ответы на эти вопросы, он сказал себе: «Пойду-ка испытаю этого человека, проверю, правдива ли молва о нем», – и отправился в Цфат.

Чтобы в полной мере понять поведение рабби Хаима Виталя, нам следует познакомиться с ним поближе еще до того, как мы узнаем продолжение истории.

В возрасте двадцати трех лет он удостоился пророческого видения, в котором узрел Самого Б-га. Вс-вышний, окруженный ангелами и праведниками, предложил ему сесть справа от Себя[19 - См. Полное изложение в конце нашей книги.]. Отец рабби Хаима – рабби Йосеф Виталь был софером, то есть занимался перепиской священных текстов. За написанные им мезузы и тфиллин люди были готовы платить огромные деньги.

«Благодаря его заслуге за этот труд существует половина мира», – говорил рабби Йосеф Каро.

Переезд родителей рабби Хаима из Италии в Цфат последовал в результате Б-жественного Откровения, о чем речь пойдет позже. Рождение рабби Хаима тоже сопровождалось сверхъестественными явлениями. С молодых лет он слышал от самых разных людей намеки на то, что его ожидает удивительное предназначение. По словам всевозможных предсказателей – как еврейских, так и иных – душа рабби Хаима обладала потенциалом столь огромным, что, как предостерег его один из них: «Если пойдешь по пути зла, то не будет во всем мире грешника хуже тебя, а если изберешь добро – то станешь самым большим праведником в целом поколении». Но вернемся к нашей истории.

Пятнадцатая глава.

Встреча

– Вот идет человек, намеревающийся меня испытать, – сказал рабби Ицхак домочадцам, увидев приближающегося к их дому рабби Хаима.

– Скажите ему, что я в это время дня на работе.

Рабби Ицхак поспешил в свою лавку, которую держал рядом с домом, уселся за прилавок и, склонившись над счетными книгами, стал сосредоточенно что-то записывать в них.

«Мои сны оказались пустыми, как я и предполагал, – разочарованно подумал рабби Хаим, увидев рабби Ицхака, – не может быть, чтобы этот торгаш был сведущ в тайнах Торы и тем более в тех ее аспектах, которые вызвали затруднение даже у меня!» – Привет тебе, почтеннейший! – сказал он, входя в лавку. – Мне сказали, что здесь я найду рабби Ицхака Луриа Ашкенази – руководителя местных каббалистов. Ты ли это?

Недоверчивость, звучавшая в его последних словах, не ускользнула от рабби Ицхака, который, однако, отвечал ему очень любезно:

– Имя мое ты назвал верно, но в остальном ошибся, ибо я больше имею дело с козьей шерстью и другим ходовым в наших краях товаром, нежели с высокими материями вроде каббалы.

«Козья шерсть? Ходовой товар?!» – недоумевал про себя рабби Хаим. В эту минуту рабби Ицхак отвлекся на разговор с двумя поставщиками шерсти, зашедшими в лавку. Рабби Хаим подумал, что приезжать сюда из Дамаска только для того, чтобы посетить эту торговую точку, было с его стороны довольно глупо, и повернулся, чтобы уйти, но рабби Ицхак вдруг окликнул его:

– Постой, любезнейший!

Рабби Хаим обернулся и уловил тонкую иронию во взгляде торговца.

– Ты пришел, чтобы задать мне вопрос по книге «Зогар»? – спросил владелец лавки и сформулировал этот вопрос.

Рабби Хаим почувствовал себя лисицей перед львом. По предложению хозяина они перешли в подсобное помещение, чтобы никто не помешал им беседовать. Рабби Ицхак начал отвечать на волновавший посетителя вопрос и поведал ему изумительные, глубочайшие вещи, которых рабби Шимон бар Йохай – автор книги «Зогар» в своем труде своей коснулся лишь намеком, и которые своими корнями уходили в такие тайны, каких ухо человеческое не слыхало вовеки.

Когда перед рабби Хаимом разверзлась эта бездонная глубина, еще больше напугавшая его, поскольку первое впечатление от рабби Ицхака было еще свежо в нем, почва стала уходить у него из-под ног, и душа его едва не покинула свою физическую оболочку. Вместо складского помещения и тюков с товаром он увидел гору Синай, распростершееся над ней облако и Б-жественный свет.

Придя в себя, он, однако, продолжил испытывать рабби Ицхака, задав ему новый вопрос.

– Ты все же решил, что в моей лавке для тебя может найтись товар? – с улыбкой спросил хозяин.

– Я еще не покупаю, я лишь прицениваюсь, – сдержанно отвечал рабби Хаим, опуская глаза и не поступаясь своей гордостью.

Рабби Ицхак, глядя на него в упор, изложил ему свое второе толкование. Почувствовав на себе его взгляд, рабби Хаим поднял глаза и ощутил, что вновь близок к обмороку. Ему было ясно, что на его вопрос не только ответили, но и заодно, как бы между прочим, показали ему, на каком мелководье плавала его мысль до сих пор, если он оказался неспособным самостоятельно прийти к столь очевидным выводам. Дважды приподнятый к Небесам, он, однако, не утратил своей неутолимой жажды знаний и решил задать учителю – ему было уже ясно, перед кем он стоит! – третий вопрос. На этот раз рабби Ицхак отвечать отказался; он встал и сказал рабби Хаиму:

– Достаточно! Мы подошли к границе, которую нельзя переступать в субботу.

Это было иносказанием: рабби Ицхак дал гостю понять, что больше не намерен открывать ему тайны Торы.

«И это – тот самый человек, к которому я медлил прийти целых полгода?! – холодея, с запоздалым ужасом подумал рабби Хаим. – Ключи от Торы – в его руках, и для меня нет жизни без этого учения».

Он попятился к выходу из лавки, как пятятся впавшие в немилость, удаляясь от царя, при этом споткнулся о тюк с козьей шерстью и, выйдя на улицу, побрел, чувствуя себя глубоко несчастным, к месту своего ночлега. Там вывалялся он в пепле, облекшись в мешковину, пеплом же посыпал голову, которую прежде высоко нес в гордыне, решил поститься и проплакал целые сутки.

– Элоки рабби Ицхак! Элоки рабби Ицхак! – горестно взывал рабби Хаим, – неужели я больше никогда не увижу твое лицо?!

Как мы уже упоминали, первые буквы слов «Элоки» – «Б-жественный» рабби Ицхак образуют слово АРИ. Это имя, по его мнению, лучше всего подходило учителю. Оно наводило на ассоциации со львом – арье на иврите, и рабби Хаим все-таки надеялся на то, что этот царственный лев простит его, не убьет ударом своей тяжелой лапы и позволит ему смиренно сидеть среди других его учеников-львят. Тихий, неузнаваемо робкий, как бы даже ставший занимать меньше места в пространстве, рабби Хаим подошел к дому АРИ.